Ознакомительная версия.
Но спросить Валентин ничего не успел. Миша ударил его кулаком в челюсть резко, без замаха. И только тогда прозвучал гонг… Вернее, это зазвенело в ушах у Валентина. И в глазах заплясали горящие чертики. Голова закружилась, и ноги отказались держать тело.
Валентин упал, не решаясь подняться. Он принял вызов, но проиграл, что ж, значит, он более слабый противник, но ведь это не смертельно. Подумаешь, проиграл… Каждый день в мире дерутся сотни тысяч пар, и каждый второй в этих схватках проигрывает. Ничего же, крутится планета, не разваливается…
– Вставай, чудила! – злорадно скалился Миша, победно постукивая перчатками.
Валентин мотнул головой. Дескать, нокаут.
– Считаю до трех, если не встанешь, я тебя ногами запинаю! – пригрозил варвар. – Ну!
Валентин поднялся. И даже смог увернуться от удара. Миша метил ему в голову, но его пятка врезалась в пустоту. Попытался он уклониться от бокового в голову, но не совсем удачно – перчатка больно скребнула по уху. От третьего удара Валентин уходить не пытался, подставив под него перчатки, от четвертого закрылся плечом. Уклон, уход… Он бабочкой порхал по рингу, и Миша, как ни пытался, не мог провести нокаутирующий удар.
Но и сам Валентин не жалил в ответ, как завещал великий Али. Он просто уходил от ударов или смягчал за счет техники.
– Ты бык или телка? – заорал на него Миша. – Ты будешь драться?
Он снова пошел в атаку, и на этот раз Валентин смог провести ответный удар – в лоб кулаком и по бедру ногой. Но противника это не сокрушило. Скорее разозлило.
Новая, более яростная атака загнала Валентина в угол. В прямом смысле этого слова. Миша зажал его в углу ринга и два раза очень удачно попал в голову.
И снова у Валентина закружилась голова. Но в этот раз он уже не думал, что нужно упасть. Будто что-то перемкнуло в сознании. Ничего не соображая, он яростно ринулся на соперника и обрушил на него град ударов. Будто в тумане он видел, как Миша упал, безотчетно попытался добить его ногой в голову, но та не послушалась его, будто вспомнив костным своим мозгом, что лежачего не бьют.
Миша начал подниматься, но Валентин не позволил ему прочно встать на ноги. Он бил его, пока тот не упал снова… Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы какие-то люди не схватили Валентина за руки, не стащили с ринга. Он думал, что это взяли его в оборот сотрудники дежурной смены, чтобы затем отправить в штрафной изолятор. Но его оторвали от жертвы заключенные-мужики, вовремя заметившие приближение начальства.
Валентина поставили за грушу, когда в зал вошел начальник лагеря, а с ним какие-то незнакомые люди в штатском. Хозяин с гордостью показывал им спорткомплекс и заключенных, которые, по его мнению, были счастливы, наслаждаясь возможностью заниматься здесь. А недалеко, в углу зала, спрятавшись за грушу, сплевывал кровь с разбитой губы Миша. Досталось и Валентину – у него распух нос и жутко болела выбитая челюсть. Но, в отличие от своего противника, он мог радоваться, потому что победил. Только что-то тошно было на душе…
Вряд ли лагерное начальство мечтало видеть арестантов стройными и подтянутыми, но модный принцип похудания «не есть после шести» в зоне соблюдался свято. Ужин заканчивался в семнадцать сорок, после чего начиналась культмассовая работа. В лагере был свой клуб. Хоровое пение, вокально-инструментальный ансамбль, духовой оркестр, команда КВН, но желающих участвовать в народном творчестве было гораздо меньше, чем любителей спорта, поэтому не охваченных Музой заключенных занимали лекцией, концертом или кино. Сегодня по плану была «Свадьба в Малиновке». Фильм хоть и старый, заученный и растерзанный на цитаты, но это гораздо лучше, чем принимать роды у художественной самодеятельности.
После кино по расписанию следовало личное время. Увы, но к этому моменту заключенных начинало донимать легкое чувство голода, и хорошо, если было чем его заглушить. В бараке имелась специальная комната, где стоял холодильник для личных продуктов; официально подкреплять себя съестным там не разрешалось, но реально начальство закрывало на это глаза. В мини-столовой можно было даже чай вскипятить. Только вот чифирь делать здесь не рисковали, потому что за это могли последовать суровые репрессии. Тогда о вечернем чае останется только мечтать, пока начальство вновь не смилостивится.
Продуктов у Валентина не было. Посылку он получил давно, в ларьке не отоваривался. К тому же и есть неохота. Его терзали, рвали на части два сильных чувства. Он вроде бы победил Мишу, вроде бы и бонус перед своими соузниками заработал. Но ведь за этим совсем не обязательным триумфом мог последовать реванш и поражение. Он видел, как злобно косился на него Миша. Наверняка в его голове бродят страшные мысли.
В спальном помещении его ждал сюрприз. Классический случай, когда одна новость плохая, а другая не очень. Неприятность заключалась в том, что второй ярус над его шконкой был занят. А ведь он втайне гордился тем, что спит, как блатные обитатели колонии. Это круто, когда ты спишь на нижнем ярусе, а верхний над тобой свободен. Так продолжалось целую неделю, после того, как «висевший» над ним зэк перебрался на нижнюю койку, которую освободил для него счастливчик, выпущенный на свободу. Но больше гордиться было нечем, потому что в отряд прибыла партия новичков, один из которых и затенил Валентину его место под солнцем.
А другая новость заключалась в том, что сосед у него оказался замечательным. Не сказать, что это очень обрадовало его, но уж точно не огорчило. В арестанте он узнал парня из разведгруппы, в которой служил прапорщик Теплов. Однажды он видел его на экране телевизора. Рыжий, с мелкокучерявыми волосами, с лисьим складом лица, некрасивый, с задиристо-наплевательским взглядом и ядовито брезгливой улыбкой. Таким его запомнил Валентин. Да и в реальности он мало отличался от экранного образа. Та же снисходительность и небрежность во взгляде. И еще непоколебимая уверенность в своей силе. Правда, наглость и нахрапистость в нем отсутствовали, во всяком случае, глядя на него, Валентин не боялся, что его попросят поменяться местами.
– А я тебя знаю, – широко улыбнулся он. – Ты Юра, а фамилия твоя Медник.
Валентин тоже мог позволить себе чуточку снисходительности. В конце концов, он уже не новичок, а во-вторых, сегодня он одержал, может, и не самую убедительную, но все же победу над сильным противником.
– Откуда знаешь? – напрягся парень.
Он сидел на табурете, как монументальное изваяние; тело будто застывшее. Но лицо живое, и взгляд быстрый.
– По телевизору тебя видел. Ты у нас личность известная.
– Да я бы не сказал, – покачал головой парень. – Ты первый, кто меня здесь узнал… По телевизору, говоришь, видел. – Голос у него мягкий, шелестящий, не сказать, что громкий, но какой-то объемный. Говорил он тихо, но не нужно было напрягать слух, чтобы его слышать. – Там меня одного показывали или со всеми?
– Со всеми, – кивнул Валентин.
– А почему я – Юра? Может, я – Леша?
– Нет, Леша – это Теплов. Прапорщик Теплов… Да ты не напрягайся, я вместе с Лешей в одной камере сидел, в Лефортове.
– В Лефортове?! С Лешей?! Точно не врешь? – пристально, будто вкручивая взгляд, посмотрел на него парень.
– А ты сомневаешься? Леша бы сразу определил, правду я говорю или нет. Он человека насквозь видит…
– Это верно, – расслабился Медник. – У Теплова не взгляд, а рентген… Значит, в Лефортове с ним сидел? Москвич?
– Москвич.
– А в Лефортово как попал?
– Козел один оружием торговал, а я его слил. Чеченцам гранатометы продавал…
Валентин помнил, как воспринял это объяснение Теплов. Спокойно воспринял, почти без интереса, даже с юморком. А Юра вдруг возмутился, глаза налились кровью.
– Это не козел! – гневно мотнул он головой. – Это черт с рогами и на козлиных копытах! Таких не сливать, таких на месте расстреливать надо!..
Спохватившись, он взял себя в руки, усилием воли подавил эмоции.
– Ты извини, это больная мозоль… Да, кстати, меня правда Юра зовут.
– Валентин… Старший лейтенант.
– Ты – старший лейтенант? – настороженно повел бровью Медник.
– Нет, ты… Мы с Лешей про вас говорили, я спросил, кто у вас такой рыжий, он сказал, что это старший лейтенант Медник.
– Я не рыжий! – отрезал Юра. – Я – медный, понял!
– Э-э, понял…
– То-то, – успокоился он.
– Нервный ты какой-то.
– Еще скажи, что контуженый.
– А что, было?
– Ты меня не заводи, не надо.
Валентин понял, что разговор не состоялся. Юра был резким, импульсивным, принимающим все близко к сердцу. Может, и вправду контуженый…
Полунин взял тетрадку, ручку, направился в комнату отдыха, где можно было и письмо маме написать, и телевизор посмотреть.
Людей в помещении было не густо, Валентин легко нашел свободное место за столом, но только он раскрыл тетрадку, как появился Миша. Мокрые волосы дыбом, лицо красное, как у рака, роба распахнута настежь, майки под ней нет – грудные мышцы угрожающе бугрятся, перекатываются.
Ознакомительная версия.
