Сью Таунсенд - Женщина, которая легла в постель на год

После отъезда мужа и детей Ева заперла дверь на засов и отключила телефон. Ей нравилось находиться дома одной. Она переходила из комнаты в комнату, прибирая и наводя порядок, собирая чашки и тарелки, оставленные домочадцами где ни попадя. Кто-то положил столовую ложку на подлокотник особенного стула Евы – того самого, что она обивала в вечерней школе. Ева немедленно пошла в кухню и принялась изучать содержимое коробки с моющими средствами.

«И что же отчистит пятно от консервированного томатного супа с расшитого шелкового полотна?»

Во время поисков Ева увещевала себя:

– Ты сама виновата. Надо было хранить стул в своей спальне. Ты выставила его в гостиной на всеобщее обозрение из чистого тщеславия. Хотела, чтобы гости замечали твой шедевр и хвалили его, а ты бы доверительно сообщала, что на вышивку ушло целых два года, а вдохновлял тебя шедевр Клода Моне «Плакучая ива и пруд с водяными лилиями». 

На одни только деревья ушел год.

На полу кухни оказалась небольшая лужица томатного супа, которую Ева не замечала, пока не наступила на пятно и не разнесла по полу оранжевые следы. На плите все еще булькало содержимое кастрюльки с антипригарным покрытием: полбанки томатного супа.

 «Слишком ленивы, чтобы снять кастрюлю с плиты», – подумала Ева. А потом вспомнила, что отныне близнецы – проблема Лидского университета.

Краем глаза она уловила свое отражение в дымчатом стекле навесной духовки и быстро отвела взгляд. А если бы задержала, то увидела бы милую пятидесятилетнюю женщину с правильными чертами лица, пытливыми светло-голубыми глазами и ротиком как у звезды немого кино Клары Боу, словно всегда готовым заговорить.

Никто, даже ее муж Брайан, ни разу не видел Еву без губной помады. Ева считала, что красные губы сочетаются с ее обычной черной одеждой. Иногда она позволяла себе разбавить гардероб оттенками серого.

Однажды Брайан пришел с работы и застал Еву в саду в черных галошах и со свежевыдернутой из грядки репой. Тогда он сказал: «О боже, Ева! Ты похожа на послевоенную Польшу».

Ее лицо нынче было в моде. «Винтажным», как говорила девушка за стойкой «Шанель», где Ева покупала помаду (всегда помня о необходимости выбросить чек – муж бы не одобрил такие неоправданные траты).

Ева взяла кастрюлю с плиты, вышла из кухни в гостиную и расплескала томатный суп по всей обивке своего драгоценного стула. Затем поднялась наверх в свою спальню и, не сняв одежду и обувь, легла в постель и осталась там на год.

Тогда она еще не знала, что заняла позицию на целый год. Она легла в постель с мыслью, что через полчаса непременно встанет, но в кровати было так уютно, а свежие белые простыни пахли только что выпавшим снегом. Ева повернулась на бок лицом к открытому окну и загляделась на то, как белый клен в саду сбрасывает пламенеющие листья.

Ей всегда нравился сентябрь.

* * *

Она проснулась, когда уже начало темнеть, и услышала, как на улице кричит муж. Запел мобильный. На экране высветилось, что звонит ее дочь, Брианна. Ева не стала отвечать, а натянула на голову одеяло и затянула песню Джонни Кэша «Стараюсь быть безупречным».

В следующий раз высунув голову из-под одеяла, она услышала громкий голос соседки, Джули:

– Так не годится, Брайан.

Беседовали в палисаднике.

Муж Евы сказал:

– Между прочим, я ездил в Лидс и обратно, мне нужно в душ.

– Ну конечно.

Ева обдумала этот обмен репликами. С чего бы после поездки в Лидс и обратно требовался душ? Неужели воздух на севере особо загрязненный? Или же Брайан потел на трассе? Проклинал грузовики? Кричал на не соблюдающих дистанцию водителей в потоке? Злобно поносил погоду?

Ева включила ночник.

Это вызвало новые вопли на улице и требования «перестать дурачиться и отпереть дверь».

Ева ощутила, что хотя ей хотелось спуститься и открыть мужу дверь, она не способна встать с постели. Она будто упала в бочку с теплым быстро застывающим бетоном и теперь не могла пошевелиться. Во всем теле она чувствовала восхитительную слабость и думала: «Было бы глупостью выбираться из такой уютной постели».

Раздался звук бьющегося стекла. Вскоре послышались шаги Брайана на лестнице.

Он позвал ее по имени.

Ева не ответила.

Муж открыл дверь спальни.

– Вот ты где.

– Да, я тут.

– Заболела?

– Нет.

– Тогда почему ты валяешься в постели в одежде и обуви? Что это за игры?

– Не знаю.

– Это синдром пустого гнезда. Я слышал про такую штуку по радио в «Женском часе». – Когда жена не ответила, Брайан сказал: – Ну что, ты собираешься вставать?

– Нет, не собираюсь.

– Как насчет ужина?

– Нет, спасибо, я не голодна.

– Я имел в виду, моего ужина. Есть что-нибудь?

– Не знаю, посмотри в холодильнике.

Он затопал вниз. Ева слышала, как он ходит по ламинату, который неумело постелил в прошлом году. По скрипу половиц она поняла, что муж зашел в гостиную. Вскоре он опять направился наверх.

– Что, черт возьми, случилось с твоим стулом? – спросил Брайан.

– Кто-то оставил на подлокотнике столовую ложку.

– Все сиденье измазано супом!

– Знаю, я сама это сделала.

– Что – облила стул супом?

Ева кивнула.

– У тебя нервный срыв, Ева. Я звоню твоей маме.

– Нет!

От свирепости в ее голосе муж вздрогнул.

По его потрясенному взгляду Ева догадалась, что после двадцати пяти лет брака в его привычном домашнем мирке наступил конец света. Брайан ретировался вниз. До Евы донеслись его проклятия по поводу отключенного телефона, затем, спустя секунду, клацанье кнопок. Подняв трубку параллельного аппарата, Ева услышала, как ее мать тараторит свой номер телефона:

– 0116 2 444 333, говорит миссис Руби Сорокинс.

Затем голос Брайана:

– Руби, это Брайан. Мне нужно, чтобы вы немедленно приехали.

– Невозможно, Брайан. Мне как раз делают химическую завивку. Что стряслось?

– Ева… – он понизил голос. – Мне кажется, она заболела.

– Так вызови скорую, – раздраженно сказала Руби.

– Физически с ней все нормально.

– Ну, значит, все в порядке.

– Я приеду за вами и привезу сюда, чтобы вы сами посмотрели.

– Брайан, я не могу. Мне делают химическую завивку и через полчаса с меня должны смыть раствор. Если вовремя не смыть, стану похожа на Харпо Маркса, который как барашек. Вот, поговори-ка с Мишель.

В трубке зашуршало, и раздался голос молодой женщины.

– Здравствуйте… Брайан, да? Я Мишель. Объяснить вам популярно, что произойдет, если миссис Сорокинс прервет химическую завивку на этой стадии? Я-то застрахована, но мне совсем не с руки мотаться в суд. У меня время расписано до самого Нового года.

Телефон снова оказался у Руби.

– Брайан, ты меня слышишь?

– Руби, ваша дочь лежит в постели в одежде и обуви.

– Я тебя предупреждала, Брайан. Помнишь, как мы стояли на церковном крыльце, готовясь войти внутрь, а я повернулась к тебе и сказала: «Наша Ева – темная лошадка. Она неразговорчива, и ты никогда не будешь знать, что у нее на уме»… – Повисла долгая пауза, а затем Руби посоветовала: – Позвони своей маме.

И отключилась.

Ева была изумлена, что ее мать, оказывается, предприняла попытку в последнюю минуту расстроить свадьбу дочери. Она взяла сумку, стоявшую рядом с кроватью, и засунула туда руку в поисках чего-нибудь съестного. Ева всегда держала в этой сумке еду: привычка, оставшаяся с тех пор, когда близнецы были маленькими, вечно голодными и то и дело распахивали ротики, словно птенцы клювики. Ева нащупала пакет раздавленных крекеров, сплющенный батончик «баунти» и полпачки мятных конфет.

А Брайан снова щелкал кнопками.

Звоня своей матери, Брайан всегда немного трусил и не мог нормально выговаривать слова. Она постоянно заставляла его чувствовать себя виноватым вне зависимости от предмета беседы.

Матушка сняла трубку быстро, рявкнув:

– Да?

– Это ты, мама? – спросил Брайан.

Ева снова взяла трубку параллельного телефона, осторожно прикрыв ладонью микрофон.

– А кто же еще? Сюда больше никто не заходит. Сижу одна-одинешенька семь дней в неделю.

– Но… ээ… ты… гм… не любишь гостей.

– Нет, не люблю, но было бы забавно их выпроваживать. Короче, что случилось? Я как раз смотрю сериал «Ферма Эммердейл».

– Прости, мама, что помешал, – проблеял Брайан. – Может, перезвонишь мне во время рекламной паузы?

– Нет, – отрезала она. – Давай разберемся сейчас, что бы там ни было.

– Это Ева.

– Ха! Отчего-то я не удивлена. Она от тебя ушла? Как увидела эту вертихвостку, так сразу поняла, что она разобьет тебе сердце.