Ознакомительная версия.
– Под откос?! – разозлился вдруг коротыш. – А если меня уже под откос пустили! Я ничего такого не сделал, а меня на парашу затолкали! Братва приколоться решила! Такой урод, как ты, меня и загнал!
– Я не урод, – покачал головой Каучук.
С одним «лохмачом» все прояснилось. Затолкали бедолагу на парашу, все, теперь нормально жить он может только здесь, в этой камере, в тепличных условиях, которые создали менты для него и ему подобных. А потом коротыша выпустят на свободу, и он растворится на просторах страны. И не найдешь его. Да никто и не будет его искать. Сам Каучук дотянуться до него не сможет, а братва за него подписываться не станет… От этих мыслей хотелось в петлю!
А ведь это вариант! И заточка у Каучука есть, самый простой вариант – заточенный черенок от обычной ложки. Он только вчера на хату заехал, не было у него времени обзавестись более серьезным оружием, пришлось ломать «весло». Эту заточку он запросто мог загнать в шею, вскрыв сонную артерию. Но это всегда успеется. Пока ничего не происходит, он должен терпеть унижения и ждать, ждать.
– Урод! Из-за таких уродов, как ты, на тюрьме не жизнь, а самый настоящий ад! – с обидой в голосе выпалил коротыш.
Амбал качал головой, соглашаясь с ним, и на вора смотрел, как на приговоренного. Все решено, и уже ничего не изменишь. Он вдруг хлопнул в ладоши, и все «лохмачи» пришли в движение.
Нельзя было ломиться с хаты, но Каучук невольно вжался в дверь. Все, лава хлынула на него, спасения нет. Осталось только свести счеты с жизнью…
Он успел достать заточку из рукава, но амбал поймал его за предплечье, рванул на себя. Каучук пнул коленкой коротыша, который собирался схватить его за руку, но это ему не помогло. Амбал заломил ему руку за спину, бросил животом на застланную койку. Хватка у него быстрая, железная – он бы и сам справился с ним. А с ним еще четверо…
Каучук вырвался и метнулся к умывальнику. С одной стороны там перегородка дальняка, с другой – шконка, хоть какая-то, но защищенность по флангам. И с тыла к нему не подойди. А с фронта он кого-нибудь да сделает. На этот раз он сосредоточится не на себе, а на том же качке. Кинется на него и выбьет ему оба глаза. Ну, а там, как уже повезет…
Тут дверь в камеру неожиданно открылась, и «вертухаи» втолкнули в нее… Егорыча. Вот, значит, кого должны были закрыть в эту камеру помимо него, нарисовался молодой, на которого он рассчитывал.
– Егорыч, тебя за что?
– Каучук?! – Парень в недоумении глянул на него.
Егорыч действительно был молод, но в нем уже угадывалась матерость взрослеющего волка. Высокий парень, крепко сбитый, вроде хороший боец, но как на самом деле…
Амбал удивленно посмотрел на Каучука, повернул голову к Егорычу, и именно в этот момент в его челюсть прилетел кулак. Егор ударил мощно, от души, слышно было, как щелкнула челюстная кость.
Качок поплыл и не смог отразить второй удар, который Егор обрушил на него с размаха. И снова в челюстях что-то хрустнуло. Взбешенный амбал шагнул к нему, замахиваясь для удара, но просел в колене, тело его повело в сторону.
«Лохмачи» ошалело смотрели, как Егор ударил в третий раз, добивая падающего врага. Коротыш и не заметил, как Каучук ударил его в ухо. Он взвыл от боли, а Каучук уже набросился на жилистого. Сбил мужика с ног в проход между шконками, насел на него и со всей силы вдавил пальцы в глаза. Коротыш пришел в себя, набросился на него со спины, стал душить. А за спиной шла драка, там Егорыч отбивался от сокамерников. Вся надежда была сейчас только на него. Если он сдохнет, коротыш задушит Каучука, и все…
Но Егор не сдох. Он справился с «лохмачами», вышел на прямой контакт с коротышом и вырубил его ударом в спину. А вор к этому времени дожал жилистого. Мужик лежал без чувств на спине, из полураздавленных глаз текла кровь… Но это было еще не все. Качок пришел в себя, к нему присоединялись другие, но и Каучук уже стоял плечом к плечу с Егором. Они вдвоем врубились в жидкую пока что толпу.
Качок огрызнулся, Егор пропустил удар, но на ногах удержался и в таранном броске ударил в ответ. Он снес громилу с ног и переключился на «гуманоида», который в страхе нырнул от него под шконку. Зато второй мужик готов был драться, но Каучук быстро вправил ему мозги…
Все-таки отомстил капитан Оголев. Не важно, на какие рычаги он надавил, главное, что отправили Егора в эту камеру. Но, видно, тюремные опера, с которыми договорился Оголев, не приняли в расчет Каучука. Накладка вышла, и это дало Егору шанс, которым он удачно воспользовался. Враг разбит – амбал связан и лежит под шконкой у параши. Рядом его дружки. Эти не связаны, но у них свои путы, сотканные из страха. На Егора они смотрят, как на какого-то монстра, и Каучук пугает их своей дикой злобой.
– Ну и что скажешь? – спросил Каучук. – Как сюда попал?
– Я человека в реанимацию отправил. За это меня и закрыли, – ответил Егор. – Человек этот в меня стрелял. Кто-то меня заказал… Я думал, что это ты.
– Я тебя не заказывал! – вскинулся Каучук.
– Торпеду среди куприяновских видели.
Киллер уже пришел в себя, но колоться не хотел. Да, стрелял в Егора, но это личное. Типа, из-за девушки. Но Егор так не думает. Даже при всем своем недоверии к Нике не думает, не из-за нее весь этот сыр-бор.
– И что? – нахмурился вор.
Егор красноречиво промолчал. Он сказал, а дальше пусть Каучук сам выводы делает.
– Я на тебя отмашку не давал, а Куприян без меня и шагу не сделает, – в раздумье проговорил вор.
– Уверен?
– В себе – да.
– У тебя были причины.
– У меня были причины решить с Леоном. Я бы начал с его головы. Как вообще он там поживает?
– Нормально.
– Вот видишь… Я бы с него начал… Если бы я…
– Нормально Леон поживает, – усмехнулся Егор. – «Грев» на тюрьму зарядил. Дело на миллион.
Леону понравилась идея «греть» местную тюрьму и окрестную зону, но он не знал, с какого боку к этому делу подойти. А тут Егора закрыли. Леона к нему в КПЗ не пустили – Оголев постарался, но весточку он ему передал. Егор устроиться в изоляторе должен, дорогу на волю проложить, с воровской мастью вопрос обговорить. Когда все будет готово, деньги пойдут на тюрьму… А как все это сделать, когда его с ходу сюда зачалили? Вроде бы и отбился он, но если менты взялись за него всерьез, они обязательно что-нибудь придумают. Капитан Симаков до сих пор в реанимации. Из комы вроде бы вышел, но состояние все равно тяжелое.
– «Грев» на тюрьму?! – заинтригованно спросил Каучук.
– «Грев». На воровское благо. Все чисто по понятиям. Чтобы никаких претензий со стороны воров. Леон так решил. Мы согласились. Считай, что это наша шефская помощь – на тюрьму. И на зону в Камушках…
– Какие Камушки? Там общий режим, одна шушера сидит. Серьезные люди туда не заезжают… Так дела не делаются. Деньги на воровской «общак» должны заходить, а там уже решать, куда и сколько, – осуждающе качал головой Каучук.
– Ну, можно и на «общак», – задумчиво проговорил Егор. – В твою кассу.
– Дело на миллион? – Каучук высунул язык, чтобы облизнуть пересохшие губы, но тут же спрятал его. Неприлично это, губы облизывать. Для вора неприлично…
– А может, и на два. Или даже на три… С такой кассой ты всю тюрьму под себя поставишь.
– Ну, я ее и так под себя поставлю… Но с «лавьем» будет проще… – Вор пытался, но не мог скрыть свои эмоции.
– Я с тобой дел иметь не хотел, – пристально глядя на него, произнес Егор. – Ты через Леона хотел на меня выпрыгнуть, нельзя так. Но раз уж мы в одной упряжке… – Он взял паузу, а потом твердым голосом добавил:
– Ты в законе, тебе здесь «кировать»… А я буду смотреть за воровской кассой.
– Ты? За кассой?! – Каучук оторопел от такой наглости.
– Деньги от нашей братвы, поэтому и смотреть за ними мне.
– Ну-у… – Вор крепко задумался, но принять решение не успел.
Дверь вдруг открылась, и в камеру хлынули «вертухаи». С «демократизаторами». Бить никто никого не стал, но из камеры Егора вытолкали и перевели в одиночный карцер.
Егор держался бодрячком, улыбался, острил. Но все-таки за толстым стеклом, с убогой телефонной трубкой в руке он казался жалким, неприкаянным. Плохо ему в тюрьме, говорит, что из карцера его только-только выпустили. Изголодал он там, осунулся, и неизвестно, что будет с ним дальше.
Плохо Егору, реальный срок ему светит. В киллера стрелял, мента пришиб, незаконное хранение ствола. А если еще и другие грехи вскроются… Не будет ему жизни – осудят его, отправят на этап.
Он, конечно, дорог ей, и она готова его ждать. Но кем он будет в зоне? Снова к станку встанет, как сермяжный мужик-работяга? Он же не вор… А бандитом ему в зоне стать не позволят. Да и зачем ему это, если он о свободе будет думать? И стараться изо всех сил, чтобы поскорее освободиться. А когда вернется, не факт, что его снова на бригаду поставят. Еще и грохнут, чтобы он претензии не выставлял…
Ознакомительная версия.
