До его лицу пробежала гримаса отвращения — и к ней, и к самому себе.
— Это произошло случайно. Они попали в поле огня… Убийство никогда… Это, действительно, произошло случайно. Вот и всё.
— А следствием чего стала такая ирония судьбы? Почему всё это приключилось? Может, у тебя был просто зуд, тебе, быть может, самому хотелось нажать на спусковой крючок?
— Всё это произошло случайно, — горячо настаивал Ник. — Я тайно следил за торговцами наркотиками. Тут всё и произошло.
— Просто так? Из ничего?
— Ага. Ты такого не можешь запланировать. Никаких убийств подобного рода во время продажи наркотиков предварительно запланировать невозможно… Ни…
— Ты имеешь в виду Джонни?
— Я хотел сказать о профессоре Голдштейне. О Ноа Голдштейне. Тебе известно это имя?
— Это имя из далёкого прошлого Ник. Это было четырнадцать лет назад.
— Так ты хочешь имя из настоящего? Как тебе нравится такое: Хейзл Добкинз?
Она, не отрывая глаз от его лица, глотнула из стакана. Её кожа была настолько белой, настолько светящейся, что он мог не только представить, но почти увидеть коричневую жидкость, когда та скользила по её привлекательной гортани.
— Добкинз? Голдштейн? С кого лучше начать?
— Давай, начнём с Голдштейна.
— Ноа был моим наставником, когда я училась на первом курсе. — Она улыбнулась. — Ты знаешь, возможно, именно тогда у меня запала идея использовать в своей книге нож для колки льда. Для моей книги. Смешно, но всё-таки как сработало подсознание!
— Действительно, очень смешно.
— Наверное, мне следовало бы сказать, как специфично срабатывает подсознание. Так?
— А Хейзл Добкинз? Что с ней?
Кэтрин мгновение колебалась.
— Хейзл — моя подруга, — наконец ответила она.
Ник Карран вспомнил слова, произнесённые Гасом
Мораном предыдущей ночью: «Чёрт возьми, с неплохими людьми она водит дружбу».
— Подруга, значит?.. Твоя подружка прикончила целую семью. Троих детей!
— Она была арестована, осуждена и отсидела свой срок в тюрьме. И ничего предосудительного за последние лет тридцать пять не совершила. Как говорят, Ник, она реабилитировала себя. Или скажу по-другому, так, как предпочитают копы: «Она оплатила свой долг перед обществом».
— Я ничего не имею против ни одного из этих двух определений. Всё, что я хочу знать, так это — почему. Почему она —. твоя подруга? Или, может, ты коллекционируешь этих ненормальных?
— Она вырезала всю свою семью! Она помогла мне понять, что из себя представляет импульс, побуждающий к убийству.
Но ведь она не знает, почему это сделала!!!
— Слушай, Ник. Мне пришло в голову, что тебе не совсем по душе круг моих друзей…
— А мне пришло в голову, что ты намного больше узнала об «импульсе, побуждающем к убийству, в своём университете. Ты должна была проходить такие вещи в Беркли.
— Нам преподавали только теорию. — Она сделала глоток из стакана и посмотрела на Каррана поверх стеклянного края. — Конечно, ты-то всё знаешь о побуждающем к убийству импульсе. И не в теории, а на практике. Ты ведь всё знаешь о нём. Не так ли… А, Стрелок?
— С-стрел-лок?
— Что случилось, Ник? — мягко спросила она. — Ты что, тогда насосался? И тебе это понравилось?
— Никому это не может понравиться. Никому, находящемуся в здравом уме.
— А тебе? Ты-то был в здравом уме? Расскажи мне о кокаине, Ник. В тот день, когда ты подстрелил парочку туристов… сколько кокаина ты принял в тот день? Или в ночь перед тем днём? Какой дозе ты обычно отдавал предпочтение? Четверть грамма? Половину? Или, может, целый грамм? Довольно крутой парень!
Чем мягче становился её голос, тем больше яда, казалось, содержалось в произносимых ею словах.
— Я понимаю, о чём ты говоришь. И сомневаюсь, что ты сама отдаёшь себе отчёт. Ты — просто богатенькая девочка, любящая поиграться в игры. Ты ведь говорила, что тебе нравятся забавные игры?
Теперь она была ближе к нему. Стакан с выпивкой был уже отставлен в сторону.
— Мне ты можешь признаться, Ник. Ты ведь был пьян, Ник? Ты не отдавал себе отчёта? Ты был настолько пьян, что идея застрелить пару мирных граждан пришлась тебе по душе. Ведь так? Ты ведь был возбуждён? Или у тебя дрожала рука? И это послужило причиной происшествия. Происшествия, в результате которого тебя должны упечь за решётку или, по крайней мере, вышвырнуть со службы. Но всё происшедшее оказалось случайностью. Тебе не в чём себя винить. Это — просто ошибка. Нелепая случайность.
— Я был трезв, — запротестовал он. — Там даже поблизости не было никого в гражданской одежде. Это действительно было случайным. Наркотики фигурировали, но я покупал их, а не пользовался ими. Ты понимаешь?
Она положила свою нежную руку ему на щёку и ласково, как кошку, погладила её.
— Ты можешь мне признаться, Ник, — произнесла она. Её голос был гладок как сатин и соблазнителен.
Он грубо схватил её за руку:
— Я не пользовался наркотиками.
— Ага. — Она была близка к нему как никогда, он мог ощущать её дыхание на своём лице, смаковать его. Оно было сладким как духи, которыми она пользовалась.
— Они ведь не проверяли тебя. Так? Но Внутренней службе это известно. Они знают всё.
— Если бы Внутренняя служба что-нибудь знала, она…
— И жена твоя всё знала, ведь правда? — Её голос стал бархатным. — Она ведь знала, что происходит. Никки слишком близко подошёл к огню. И Никки это понравилось. Я права?
У Ника вышло терпение. Он сильно дёрнул её за руку и вывернул за спину. Острая боль пронзила её плечо. Затем он притянул её к себе. Кэтрин была невозмутима. Их глаза так и сверкали и, казалось, пробуравливали взглядом черепа друг друга до самых мозгов.
— Никки понравилось это, — прошептала Кэтрин Трамелл. — И жена Никки не смогла этого вынести. Вот почему она покончила с собой.
Температура в комнате изменилась. Дверь распахнулась — в проходе стояла Рокси. Волосы на её восхитительной голове были связаны в тугой узел. Она с головы до ног была одета во всё чёрное: чёрная кожаная мотоциклетная куртка поверх чёрной майки, чёрные джинсы ниспускались к чёрным сапогам. И она смотрела чёрным взглядом в сторону Ника.
Кэтрин Трамелл освободилась из весьма не нежных объятий Ника.
— Привет, дорогая, — весело бросила она точно тем же тоном, которым домохозяйки приветствуют своих вернувшихся с работы мужей. Она подошла к Рокси и легонько поцеловала ту в губы, Это могло быть просто проявлением моды — ничего не стоящее приветствие в духе Европы. Она обвила своими руками стройные плечики Рокси. — Вы ведь уже знакомы, не так ли?
Ник ничего уже не слышал. В его мозгу закипала красным пламенем злоба, и сквозь подёрнутые облачной дымкой картины жестокого убийства, случайного греха и сильного влечения ясно вырисовывалась одна: Кэтрин Трамелл должна быть незаурядной женщиной, не являющейся, правда, провидицей. Она не смогла бы узнать всё то, что ей известно на этот момент, с помощью простой логики. Здесь надо владеть нечто большим, нежели только степенью бакалавра психологии, полученной в Беркли, — необходимо быть всеведущим. Ник осознал, что его кто-то просто-напросто продал.
Он промчался мимо Рокси и Кэтрин, унося с собой весь свой внутренний жар, белый и горячий, как сверкание магнезии.
— Ты ведь не покинешь нас, Ник? — спросила Кэтрин. Её нежность являла собой саму невинность.
— Дай ему уйти, моя сладенькая, — проворковала Рокси.
Ник никак на всё происходящее не отреагировал, его лицо было неподвижно и напряжено, словно древняя маска. Он прошёл сквозь дверной проём и по дороге даже не оглянулся на них.
— Ник, этак ты и в аварию можешь угодить, — крикнула ему на прощание Кэтрин.
Он не откликнулся. Сейчас его больше интересовали факты, а не праздные предположения.
Скорее всего, Ник Карран установил своего рода рекорд по скорости передвижения из Стинсона в пригородные районы Сан-Франциско. Пока он нёсся во всю мощь по хайвею, его мозгом владела одна-единственная мысль: кто-то предал его, кто-то продал его со всеми потрохами Кэтрин Трамелл. Он не знал, почему, но у него была мыслишка насчёт того, как.
Копы ежедневно используют в своей работе данные, полученные от информаторов. На самом деле очень редко бывают такие дела, когда та или иная часть информации не покупается или не вымогается с помощью шантажа у осведомителей. Копы типа Ника имеют по несколько дюжин стукачей и филёров среди торговцев наркотиками, членов различных банд, вьетнамских шаек, ямайских вооружённых групп, китайских «тонг». Незатруднительное получение информации — один из основных принципов, на которых зиждится любая полицейская работа. Уголовники доносчиков не жалуют, впрочем, как это и не странно, ненавидят их и копы. Возможно, признание схожести, существующей между жизнью вне закона и работой по его охране (и то и другое — братства со своими собственными кодексами чести кредо и табу), и служит причиной такого отношения к предателям. Несмотря на то, что копы опираются на информаторов, их разделяет пропасть презрения и пренебрежения. Вот почему сама мысль о том, что кто-то продал его, показалась Нику прежде всего постылой.
