— Почему?
— Сами же у Сосика просили…
Психология подростков не терпит полутонов. Леденцов её понимал: парень пришёл с подружкой, ему надо потанцевать да покрасоваться, денег нет, он просит, его выручают… И он вместо благодарности заявит в милицию? Ну, а стопроцентная надбавка не в счёт — знал же условия. О стопроцентной надбавке парень вспоминал на следующий день. Где взять деньги? У родителей, одолжить у приятелей, заработать, что-нибудь продать?.. Или украсть?
— Миша, джинсы у Сосика купил?
— За двести.
— А сколько брал у него наличными?
— Не наличными.
— А как?
— Сосик запишет сумму, на неё барменша и отпустит чего хочешь.
Дошли и до барменши, до бандерши. Как там… «Никогда не беспокоят поступки женщин, а беспокоит то, на какие поступки они толкают мужчин». Впрочем, вряд ли такая женщина, как Дарья Крикливец, могла вдохновить Сосика на какой-либо поступок.
— Значит, расчёт шёл безналичный, — задумчиво сказал Леденцов.
Он вспомнил своё посещение бара. Чувство, близкое к страху, хлестнуло его раньше осознанной мысли. Не может быть… «Школьница» отпускала коктейли без денег.
— Барменша какая? Грузная, чёрная, постарше?.. — спросил он с остатками надежды.
— Нет, другая, с косичками.
Леденцов вскочил. Так он ещё не ошибался. Инспектор уголовного розыска, знаток преступников, любитель психологии… Ввёл в заблуждение Петельникова. Но не собственная ошибка занимала его сейчас… От Кати Муравщиковой было известно, что «школьница» на день рождения приглашена. Петельников мог ей довериться. А если придёт Сосик…
Инспектор глянул за угол здания — свободные машины стояли.
— Ефременко, поедешь со мной?
— Куда?
— На операцию, — буркнул Леденцов.
Сознание прояснялось, в голове-словно рассветало. Перед глазами лежала бездонная и белёсая прозрачность. Инспектор догадался, что он смотрит в окно и видит белую ночь. Там было свободно и прохладно. Приложить бы эту белую ночь к затылку…
Он лежал на кухне со связанными руками и ногами. В передней топали выгоняемые гости. Потом всё стихло — лишь где-то за стеной всхлипывала Катя, которую, видимо, не выпускали.
Инспектор попробовал вырваться из верёвок, заёрзал на полу и тогда увидел Вику — она сидела в углу и спокойно курила. Её глаза, цвета белой ночи за окном, ничего не выражали. Увидев ожившего инспектора, она вышла…
Почти сразу же в кухню шагнул Сосик и склонился над Петельниковым — близко, к самому лицу.
— Головка — болит, инспектор?
Чем же так поражало лицо этого Сосика… Много людей с ярко-белой кожей и чёрными волосами. Контрастностью: слишком белого и слишком чёрного. Когда лицо в лицо… Петельников приметил, что Сосиковы щёки неравномерной белизны. И в волосах есть серенькие прядки.
— Сосик… Ты назвал парнишку в очках бабой… А баба… ты.
— Да ну?
— Ты же красишься и пудришься. И мужчины не бьют сзади.
— Я тебя и спереди положу.
— Нет, Сосик. Ты можешь только сзади. Как и Леденцова.
— Важен результат.
— Ты слаб, Сосик.
— А ты силён — а лежишь.
— Твои чёрные крашеные волосы, чёрные очки, чёрная куртка — от неуверенности.
— В чём — я — неуверен — ты — легавый?
— В жизни. Ты же неудачник.
— А — что — такое — неудачник — а?
— Человек, не понявший смысла жизни.
— Мысляжом давишь, легаш-теоретик?
— Все, кто хапает деньги и вещи, — это неудачники, Сосик.
— Чего ж ты, удачник, — на полу — опутан верёвкой?
— У меня работа такая.
— Хватит щекотать жабры, — кончил Сосик философские разговоры. — Зачем вызывал оперативную группу?
— Для полноты компании, — усмехнулся инспектор.
— Зря скалишься — ты у меня — в руках.
— Нет, Сосик, ты у меня в руках.
— Загадками пишешь?
— В уголовном розыске знают, что я тут. Поэтому убить меня ты не можешь. Тебе остаётся бежать. Но ведь всё равно поймаем. Так кто у кого в руках?
— Поймать меня — у вас штаны треснут. Зачем вызывал свою группу?
— Так тебе и сказал…
— А я — кислород — перекрою.
Он склонился ещё ниже и деревянным ребром ладони пробно надавил на горло. Инспектор не испугался, потому что его обуяла такая злость, которая растопила все другие чувства и ощущения. И он понял, что такое пытка, — не издевательства, не боль, не верёвка, которая до крови вдавилась в его кожу…
Пытка — это видеть перед собой лицо врага и быть бессильным.
— Закон наш, Сосик, неполный… Сказано, что преступник тот, кто нарушил закон… Преступник — это прежде всего подлец…
Дерево ладони вдавилось в горло. Петельников закашлялся, и зелёные мушки побежали в глазах…
В передней тренькнул недоверчивый звонок. Сосик вскочил, окинул взглядом инспектора и вышел. В квартире всё притихло.
Петельников ждал, повторится ли звонок. Вернувшийся гость? Почта? Мальчишка, озоровавший на лестнице? По ошибке надавили не ту кнопку? Надо бы что-то сделать… Закричать? Инспектор болезненно усмехнулся. Здоровый мужик развалился на кухне и орёт. Ребята потом засмеют.
Позвонили опять — чуть смелее.
В кухню тихо ворвался Сосик, притащив за руку Дарью:
— Последи за ним!
— Я не подряжалась…
— И тебе — кислород — перекрыть?
Дарья испуганно отскочила к инспектору. Как только Сосик вышел, она опустилась на табуретку и заплакала — перед связанным Петельниковым. Сидела растрёпанная молодая женщина и плакала, и сморкалась, и причитала, словно в кухне никого не было. В кухне никого и не было, ибо связанный человек — не человек.
Теперь позвонили длинней, с уверенной силой, точно кнопку топил уже другой человек.
— Стёпка простыни вяжет, уйдёт в окно… — всхлипнула Дарья.
— Какой Стёпка?
— Сосик, Стёпка Обернибесов, тунеядец чёртов.
— Задержи его…
— Чем?
Звонок, будто сорвался со стены, гремел на всю квартиру мелкими, пляшущими трелями. Так звонил только Леденцов.
— А ты дурак! — почти выкрикнула Дарья.
— Почему дурак? — напряжённо спросил инспектор, не зная, что сделать.
— Нашёл кому довериться… Она же из шайки!
— Теперь-то я понял…
— Знаешь, какой она человек? У неё на балконе голубка свила гнездо и села на яйца… Виктория все яйца передавила ногой!
— Дарья, потом разберёмся. Там Леденцов звонит…
— Рыжий дурак? Ведь я записку ему в карман опустила. Знала, что он из милиции. Думала, увидит расправу на молу и всю шайку накроет.
— Дарья, мы тоже ошибаемся, а сейчас дорога каждая секунда…
— Ну вас всех к чёрту!
— Дарья, уж коли начала помогать…
— Что сделать? — перестала она реветь, потому что в дверь уже забарабанили.
— Развяжи мне руки. Я займусь Сосиком, а ты в это время открой дверь.
Кухонным ножом она вспорола верёвки. Инспектор встал, разглядывая пальцы, походившие на перетянутые сардельки. Голова кружилась, поэтому он чуть постоял, приходя в себя. Дарья побежала в переднюю…
Она вскрикнула глухо, словно её шубой накрыли. Инспектор вышел из кухни, стремясь на этот крик, — Сосик держал Дарью за горло в узкой щели коридора. И тут же увидел Петельникова…
Они сходились в этом тесном коридорчике медленно. Инспектор услышал негромкий металлический щелчок. Знал он эти щелчки, щёлкающие звуком по сердцу, — это выскочил клинок ножа. Сосик поднял левую руку, блеснувшую остро и узко. Правую, которая била ребром ладони сильнее всякого ножа, он слегка отвёл, точно приглашая пройти мимо:
— Я чемпион города по хара-хири.
Даже сейчас он красовался. Инспектор спокойно перевёл дух — глуп этот Сосик. Увлечённый модными каратэ и дзюдо, ждал он от противника диковинного приёма. В таком узком проходе? Эта щель лишь для старого доброго бокса…
Петельников сжал кусок верёвки, оставшийся в ладони, и швырнул его на голову Сосику, как накинул лассо. Тому потребовался миг, чтобы уклониться от неизвестного приёма. Но и Петельникову нужен был миг для своего любимого удара левой — ударил так, что заныли костяшки пальцев и запекло затылок, словно по нему опять двинули. Сосик не упал и не отступил, а вроде бы забыл, что собирался делать с ножом. Тогда Петельников ударил ещё раз — теперь правой. Крепкий Сосик опять устоял, но опустил нож, точно передумал его применять. Завернуть ему руку и отобрать холодное оружие было уже нетрудно.
В передней полыхнул лисий чуб Леденцова. Он ворвался в квартиру и свирепо уставился на открывшую ему хозяйку.
— Дурак, — обидчиво сказала Дарья и скрылась в комнате.
Тогда он побежал в глубину коридора к сцепившимся телам, сразу оценив результаты борьбы.
— Подай-ка вон там кусок верёвки, — попросил Петельников.
Леденцов подал, разглядывая Сосика.
