остальных я не держу. Верно говорит твой муж, Мириам?
– Правильно, Яков, – подтвердила бабушка. – Помнишь, как говорила твоя мать, когда мы уезжали в Палестину? Наш дом – здесь, в Севастополе.
Роза заметила, что папа собирался возразить, но не стал этого делать.
– Надеюсь, вы передумаете, – сказал он и посмотрел на сестру. – А ты что думаешь, Сара?
Женщина бросила взгляд на мужа. Исаак откашлялся и произнес:
– Под Бахчисараем у меня родня. Для начала я отвезу их туда. Если немцев не пустят в глубь Крыма, они там и останутся. А я попрошусь на фронт.
Михаил крякнул:
– Ты, Исаак, читаешь мои мысли. Я тоже пойду на фронт.
Роза заметила, что бабушка деликатно промолчала. Когда-то дед говорил, что ее отца не взяли бы на фронт из-за хромоты. Михаил, видимо, почувствовал в ее молчании недоверие и добавил:
– Думаешь, мать, нога помешает? А я хоть кем. Неужто не возьмут родину защищать?
– Да я ничего и не говорю, – растерялась Мириам.
– Так-то лучше, – отозвался отец и тяжело поднялся со стула. – Собирайтесь, мои дорогие. – Он взглянул на отца: – Папа, это твое окончательное решение?
Яков Захарович кивнул:
– Окончательнее не бывает. И ты не трогался бы с места, сынок.
Михаил заковылял к двери:
– Я подумаю.
– Подумай. – Он вышел в коридор и обернулся на пороге: – Мама, если вы передумаете, дайте мне знать.
Мириам подошла к нему и обняла:
– Обязательно, сынок. Обязательно. Ты не волнуйся за нас. Все будет хорошо.
Отец снова крякнул, махнул рукой и вышел в подъезд. Следом за ним семенила Хая. Роза медленно шла за матерью, но вдруг какое-то шестое чувство заставило ее вернуться в квартиру и броситься на шею бабушке:
– Бабуля, дедуля, я умоляю, поехали с нами! Поехали, мои хорошие!
Мудрая Мириам погладила внучку по волнистым черным волосам.
– Да что ты, девочка моя? – удивленно проговорила она. – Что с тобой?
Роза хваталась за складки бабушкиного цветастого халата.
– Поехали! Прошу вас! Дедуля! – Она повернулась к Якову Захаровичу: – Миленький! Давайте поедем с нами.
Она заметила, как в уголке глаза старика показалась слеза, но не успела выскочить на морщинистую щеку. Он торопливо смахнул ее скрюченным пальцем и пробурчал:
– Устроили тут… Похороны… Иди, Роза, к родителям. Иди, я говорю.
Но Роза словно приросла к бабушкиной груди.
– Нет, нет, я не пойду без вас.
Бабушка сжала ее ладони.
– Внученька, иди и ни о чем не думай. Слушай дедушку, он знает, что говорит.
– Роза! – послышался внизу голос Михаила, и бабушка подтолкнула ее к двери:
– Шагай, шагай.
Роза оторвалась от Мириам и, как отец, оглянулась на пороге. То тоскливое предчувствие, что они видятся в последний раз, не покидало девушку.
– Роза! – звал ее отец, и она, плача, сбежала со ступенек. Михаил, потный, разгоряченный, ругался с Николаем.
– Черт ее знает, почему она не идет!
Увидев дочь, он с неудовольствием взглянул на нее.
– Что это ты за цирк устроила?
Роза вытирала слезы.
– Папочка, милый, уговори их поехать с нами!
– Садись, – Михаил открыл дверь кабины, где уже поместилась бледная Хая. – Садись и не думай о плохом. У нас сильная армия. Не пройдет и дня – она погонит немцев обратно.
Межгорск, наши дни
Олег смутно помнил, как прощался с полицейскими, как бежал к остановке маршрутного такси, как ехал в душном, пропахшем по́том салоне. Только объявление пожилого водителя: «Больница имени Пирогова», – привело его в себя.
Выскочив из салона, он торопливо пошел к семиэтажному новому корпусу, где, как ему было известно, располагались хирургическое и кардиологическое отделения. Какой-то мужчина средних лет в белом халате, с потным широким лицом, стоял на ступеньках, и Полозов сразу понял: это врач, который ему звонил.
– Я Полозов, – отрекомендовался он.
Мужчина сразу засуетился, отводя глаза:
– Да, да, а я Павел Николаевич. Пройдемте скорее. Она очень плоха.
Они зашагали по больничным коридорам, пахнувшим хлоркой. Навстречу шли какие-то люди – врачи и больные, но Полозов никого не видел.
– Скажите, у нее есть шансы на выздоровление?
Доктор пожал широкими плечами:
– Не хочу вас обнадеживать, молодой человек. Сами понимаете, возраст.
Внезапно он остановился и приоткрыл дверь палаты:
– Вот мы и пришли, – мужчина подталкивал Олега к кровати, на которой лежала бабушка, но парень медлил. Увидеть ее в таком беспомощном состоянии… Нет, это выше его сил!
– Подойдите, не бойтесь, – убеждал его доктор. – Несколько минут назад она справлялась о вас.
Наконец Олег заставил себя подойти к кровати и охнул. Бабушка, его любимая бабушка, лежала бледная, как простыня, укрывавшая ее грузное тело. Тонкий нос с небольшой горбинкой заострился. В полном смуглом лице не было ни кровинки. Седые вьющиеся волосы в беспорядке разметались по подушке.
Он дотронулся до безжизненной руки в старческих пигментных пятнах:
– Бабуля… Бедная моя бабуля…
Синие губы больной дрогнули. Врач наклонился над ней.
– Роза Михайловна, вы меня слышите?
Женщина открыла большие черные глаза, окаймленные синевой, и оглядела пришедших. Увидев Олега, она словно засветилась изнутри.
– Олежек, как хорошо, что ты здесь, любимый мой мальчик, – пожилая женщина попыталась приподняться. – Если бы я не успела поговорить с тобой, я бы себе это не простила, – Роза Михайловна закашлялась, и врач сразу засуетился возле нее.
– На сегодня достаточно. Поверьте…
Старушка строго посмотрела на него.
– Павел Николаевич, вы бы не могли оставить нас наедине? – попросила больная. – Пожалуйста. О том, чтобы мы закончили сейчас, не может быть и речи. Я еще ничего не сказала моему внуку.
– Но… – слабо пытался протестовать доктор, и она с усилием подняла руку, как бы умоляя его замолчать:
– Я прошу вас. Мне нужно поговорить с Олегом. Вы сами знаете, что в моем возрасте может случиться всякое в любую минуту, – каждое слово давалось ей с трудом.
Доктор сдался:
– Ну, хорошо, только недолго. А вы, молодой человек, – Павел Николаевич повернулся к Полозову, – дайте мне знать, если ей станет хуже.
Учитель взял ее сухую ладонь в свои:
– Обещаю.
Павел Николаевич вышел из палаты, всем своим видом выражая недовольство. Бабушка попыталась приподняться, но тут же бессильно повалилась на подушки.
– Лежи, лежи, тебе нельзя делать резкие движения, – остановил ее Олег.
– Подожди, – черные глаза пристально смотрели на внука. – Я должна рассказать тебе, – казалось, желание что-то поведать близкому человеку придавало силы. – Я была не права, что так долго молчала.
Он не понимал, о чем она говорит.
– Ты про что, бабуля?
Лицо старушки покраснело от напряжения.
– Нашу квартиру пытались ограбить не случайно, – снова зашептала она. – Ты владеешь ценными вещами, но сам
