дома и сообщил, что аналогичных преступлений в городе уже несколько. Среди них есть ещё одна студентка из Гидрометеорологического института, но другого факультета, убита в соседнем районе.
Способ нанесения смертельного ранения одинаков. Явно — работает маньяк. Но дела объединить не дают, дабы не было шума, не узнали журналисты и общественность. Зато есть возможность организовать разработку Давида Семёновича по полной программе. Оформить как сигнал. Если не подтвердится — материалы спишут в оперативное дело.
Через месяц оборудовали кабинет «декана» в институте, поставили на прослушивание домашний и рабочий телефоны. Подключилось оперативно-поисковое управление — фиксировали любое передвижение по городу, связи, контакты.
….Из приёмника-распределителя никаких новостей не поступало. Значит, всё шло по плану.
Но волнение Заботкина не проходило. Как она?
Это же не дома у мамы с папой. Там сложившийся коллектив, и совсем не простой. Есть и судимые подростки, много неуравновешенных. Если не вписаться, можно получить всеобщее презрение.
И не то чтобы добыть какую-либо информацию о безопасности думать.
Через неделю с утра Заботкин никуда не уходил ждал Аллу. Оформлял документы, писал справки в дела. И всё равно встреча случилась внезапно. Собирался попить чаю, как замигала лампочка. Пошёл открывать. Увидев агентессу, не сдержался, забыл о конспирации — распахнул объятия, и она без стеснения кинулась к нему на шею. Куртка была холодная и жёсткая, точно одеревенела, на волосах— снег, но Антон этого не заметил, успел захлопнуть ногой дверь, чтобы не раздражать посетителей, сидевших на приём к другим оперативникам.
Не отпуская, пронёс девушку в кабинет. Помог раздеться. Сели в угол за журнальный столик. Антон снова включил чайник, открыл упаковку с печеньем. Смотрел на Аллу. Та словно посвежела. Лицо чистенькое белое, на щеках румянец. Улыбнулась:
— Антон Борисович, как там мои браслеты, на месте? — сощурилась.
— Хотел поносить, да размерчик не подошёл, усмехнулся он…
Когда успокоились, заговорили о деле.
Алла загрустила:
— Хорошие там ребята, жалко их. Я-то знала, что через неделю выпустят. А другим неизвестно сколько сидеть. Успела даже подружиться с некоторыми девчонками… Года три назад к начальству приходил священник. Назвался Отцом Лурье. Предложил обустроить маленькую комнату под молельню. Чтобы детей к богу приучать. Начальство разрешило. И вроде как ребятам этот поп понравился. Молитвы не заставлял учить, а всё рассказывал умное. Будто Христос был первым самоубийцей — он же не сомневался, что его убьют, когда он признается властям в том, что проповедует.
— Каким властям? — не понял Антон.
— Да я сама не знаю, библии не читала. Ребята говорили, что там так написано. А потом начальство узнало, что он про смерть много рассказывает и про тех, кто собирается себя убить. Ну и выгнали его. А некоторые ребята продолжали с попом контачить. Письма писали и когда выходили, ехали к нему в гости.
— И что? — не вытерпел Антон.
— Ну, вот те двое, что с балкона бросились, очень попа любили. Даже потом жили у него где-то на квартире. И ещё в каком-то районе парень выбросился из окна подъезда, но это тоже не последний случай…
— Что, тоже от любви к попу? А начальство как реагирует?
— Поповскую кладовку закрыли на ключ, точно ничего и не было, а всем запретили о нём вспоминать.
— Да… — Антон задумался: «Радость наша не в том, чтобы подольше жить, а чтобы наследовать Царствие Небесное, следуйте за Христом и получите вечное спасение…» а ведь так и получается если признать Христа первым самоубийцей… Криминальный поп! Где он теперь, интересно? Надо написать запрос церковному начальству — они-то должны своего коллегу знать!
Про чай забыли.
— Да ничего интересного! — Алла нетерпеливо заёрзала на стуле. Приподнялась и достала из брюк свёрнутый листок, передала Заботкину. Вот здесь интереснее, я всё записала, смотрите!
Весь листок был заполнен корявым почерком.
Слева стояла фамилия или кличка, а справа — что совершил, когда и где. Кто летом цепочки срывал с женщин, а зимой — шапки. Кто грабил школьников.
И даже одна девочка участвовала в нападении на ларёк у метро «Ломоносовская» — стояла на стрёме.
— Ну и контингент собрался! — усмехнулся Заботкин. — Молодец! Информацию в районы отошлём — пусть проверяют.
Алла зарделась, села:
— Ну как, можно мне настоящие задания поручать?
— Я и не сомневался, — откровенно признался Заботкин. Только переживал за тебя. Мало ли что случится.
Глаза Аллы заблестели:
— Правда, переживали? Правда? Какой вы хороший. Я всё время буду вам помогать. Буду делать, что скажете! — но неожиданно погрустнела: — А что там с Олей? Ну, в смысле — убийцу не нашли? Так жалко её родителей. Хотела к ним зайти, но как-то боязно.
— Нет, пока не нашли. Но работаем активно. Думаю, поймаем! — и неожиданно услышав о родителях, спросил: — А ты не хочешь съездить к матери? У тебя ведь ещё есть несколько дней каникул. Я тебе денег дам на дорогу!
Алла стала серьёзной:
— Деньги у меня ещё остались. Не хочу! И ухажёра её видеть не хочу. Пусть лучше обо мне забудут навсегда.
— Зря ты так, Алла. Она же мать тебе всё-таки. Любит.
— Если бы любила — не бросила!
— Ну, в жизни разные ситуации случаются, а родные люди всегда должны быть вместе. Кто, как не мать, желает тебе добра? Вот ты представь себе наш земной шар, огромный, окружающий тебя мир с едущими куда-то машинами, паровозами, спешащими людьми, летящими самолётами. И нигде нет живого существа, которое бы думало о тебе. А когда человеку очень плохо или он вообще умирает, лежит без сознания в коме — только мысли и желания любимых могут вернуть его с того света, заставить жить! Ведь это так важно — не быть одной!
Алла почему-то сразу представила убитую в парке Ольгу; разбившихся ребят на асфальте — руки связаны полотенцем; беспризорников, с которыми успела сдружиться. Кто-то думал о
