Ласков был и со мной, и с детьми…
— То есть, «шерше ля фамм» отпадает? — осторожно спросил я.
— Наверное. Если кто-то и расправился с Игорем, как вы предполагаете, то, скорее всего, не из-за женщины. Погодите, дня за два до смерти Игорь был чем-то подавлен, хотя и старался этого не показывать. Хотел выглядеть веселым, но выходило это у него натужно. Я даже, смеясь, ему так и сказала.
— Его никто не посещал из незнакомых, посторонних людей?
— Нет. Впрочем, он постоянно находился в мастерской. Игорь любил говорить: «Ну, я ушел к себе на работу».
— Значит, ничего такого, что бы вас насторожило?
Изабелла Аркадьевна пожала красивыми покатыми плечами, задумчиво уставилась в одну точку — она явно копалась в памяти, она, это я гарантирую, была хорошим, замечательным человеком, который всегда старается пойти навстречу тому, кто просит о помощи. Опять закурив, женщина устремила на меня прямой взгляд.
— Если честно, Эд, меня, повторю, смутило его плохое настроение в последние дни жизни и одна непонятная фраза, брошенная им здесь, в квартире, по телефону. Я не подслушивала, просто находилась в соседней комнате, а он кому-то громко, в сердцах крикнул: «Будь он проклят, этот «Приют девственниц». С такой наглостью я еще никогда не встречался!» Я хотела спросить, о чем это он? Теперь думаю, может, так назывался холст, который Игорь хотел приобрести? Ведь он, как и ваш дядя, был заядлым коллекционером. Иногда, не поверите, я ревновала мужа к его собранию живописи. Спросила как-то: «Кто для тебя дороже — я или твоя драгоценная коллекция?» По-моему, он сказал чистую правду: «Конечно, коллекция. Ты — для меня одного, а она — для меня и всей страны, если не человечества». Я, помню, обиделась, но Игорь потом долго извинялся, говорил, что пошутил. И вот здесь он не был искренен. За свою коллекцию, многие картины, кстати, ему достались от отца, который тоже был одержим этой страстью, муж расстался бы с чем угодно, продал бы себя хоть дьяволу. Что поделаешь — фанатик… Но скажите, Эд, ведь и вправду странное название — «Приют девственниц»? Что бы оно могло означать?
— Затрудняюсь ответить, Изабелла Аркадьевна, — сказал я, поднимаясь со стула…
* * *
Легче, кажется, отыскать иголку в стоге сена, чем этот загадочный, неизвестно что из себя представляющий «Приют девственниц». Я внимательно, как семинарист Библию, изучил «Желтые страницы» — подобным названием и не пахло. Полистал телефонный справочник по городу и области — то же самое. Гостиницы, мотели, кемпинги, пансионаты, дома отдыха, как в Киеве, так и в его окрестностях — даже намека нет на какой-нибудь «Приют» при всей нынешней моде на старинные словечки. А спросить кого-то, так и язык не повернется — в названии этом, при всей его необычности, от которой пахнет, как мне кажется, каким-то средневековьем, есть что-то непристойное. Посмотрят на тебя и подумают: псих, что ли, маньяк, извращенец? Опять же, о каком приюте можно говорить, если с девственностью в наше время расстаются чуть ли не с пеленок?
На миг я подумал, что следует «озадачить» Вальдшнепова, ему-то легче навести справки, но, как это у меня уже исторически сложилось, тут же отказался от этой затеи. Зачем морочить голову человеку, если ничего еще не ясно? Мешало и другое: я ведь сам себе следователь… Наконец, третье: жалко отдавать в чужие руки то, до чего дошел собственными трудами, если не считать последнего письма дяди.
Не уверен, получилось бы что-нибудь у меня, если бы не старая красная «Таврия», на которой я разъезжал по городу по доверенности доброго Зоиного отца. Однажды, усаживаясь за руль и захлопывая за собой дверцу, я вдруг замер, как истукан: слушай, друг, если кто и в силах тебе помочь, так это шоферская братия. Мобильный народец, сегодня здесь, завтра там. Неужели хоть кто-нибудь из них не слышал краешком уха об этом загадочном заведении?
Рассказывать, сколько я посетил гаражных кооперативов, сколько раз парковался на платных и бесплатных автостоянках, означает завести сказку про белого бычка. Потом, кстати, посчитал — ровно неделя ушла на это бессмысленное катанье по городу. Где б я ни был, всюду осторожно заводил разговор, не знает ли кто о каком-нибудь «Приюте…», а вот кого или чего — вылетело из головы, дружок там армейский работает, и адресок давал, да только куда-то заныкал я его — и все без толку! Но, как часто бывает, удача пришла тогда, когда у меня испарилась последняя капелька надежды, — шофер-дальнобойщик из Мордовии неожиданно откликнулся на мое слово-пароль, сказав, что, кажется, понимает, о каком «Приюте» я спрашиваю. Однажды зимой, в метель, он в поисках какого-нибудь мотеля, чтоб там переночевать, заблудился на лесной дороге где-то в окрестностях Бучи, попутав развилки, и вместо мотеля наткнулся на некий «Приют пилигрима», где его не пустили даже на порог, объяснив, что это частный закрытый пансионат. «Охранники злые, настороженные, в выражениях не стесняются. Я сказал — на порог? Если быть точным, то даже за ворота не пустили. Убирайся, велели, отсюда поскорее, не отравляй воздух копотью. Тем, кто тут отдыхает, нужен абсолютно чистый воздух…» И хотя дальнобойщик весьма приблизительно описал, как доехать до пансионата с супербдительной охраной, я уже знал, что мне делать дальше.
— Как думаешь, есть у нас на Киевщине пилигримы? — задумчиво спросил я Зою, обгладывая за ужином вторую куриную ножку, в то время как она еще не управилась со своей первой.
— Бомжей — навалом, — осторожно ответила она, зная мою склонность поворачивать разговор в русло юмора с той же легкостью, с какой коммунисты обращали вспять реки. — А пилигримы…У нас же не Аравия и не Палестина какая-нибудь. Да и Мекка на карте области никак не обозначена.
— А Киево-Печерская Лавра? — вкрадчиво спросил я.
— Всю жизнь живу на Печерске, а паломников как-то не встречала.
— Тогда причем здесь пилигримы? — очень серьезно сказал я, зная, о чем сейчас думает Зоя — наверное, у Эда Хомайко поехала крыша. — Может, это те, кто заблудился в дремучих лесах Бучи?
Зоя внимательно посмотрела на меня и отставила в сторону недоеденную ножку.
— Эд, ты шутишь или…
— …заговариваешься? Нет, родная, не бери в голову. Я в порядке. Только вот соображаю, откуда такое название — «Приют пилигрима», если здесь у нас пилигримами и не пахнет. Нет ни ристалищ, ни капищ, даже храмы и то заново отстраиваются. Это я так, к слову, песню одну вспомнил.
Дальше я уже перестал играться с Зоей в кошки-мышки, рассказав ей все-все (ничего почему-то от
