«Джи Кью»
«Вэнити Фейр».
Как там у Кортни Лав:
«К черту эти гендерные проблемы, к черту этот сраный женский жизненный опыт. Вот, что делает Поли Харви».
Как бы мне суметь обо всем этом рассказать.
Как-то в тюряге я пересекся со стариканом, который круто отмотал пятнашку в Перу. После освобождения его депортировали, он потусовался неделю в Лондоне и сел еще на семь лет за ограбление.
Он сказал мне:
— Я люблю английские тюрьмы, они уютные.
— Ага, скажи это маргаритке, которого задушили.
Но он, не обращая на это внимания, снова и снова принимался рассказывать свою историю:
— Сначала тебя раздевают догола и забирают все шмотки. Потом суют башкой в ведро с холодной водой и прилаживают к яйцам электрические провода. Сан Хуан де Луриганчо — очень красиво называется, правда? Всем заправляют твои же сокамерники. Камеры продаются тюремной мафией. Повсюду дерьмо и москиты. Но хуже всего тишина. Тишина означает, что все банды вышли на войну.
Я тогда понял, почему у нас ему показалось уютно.
В дверь постучали — Джордан.
— Мадам готова.
Подогнал машину к главному входу. Она вышла через несколько минут. В белом льняном костюме, на голове «федора».[29] Лилиан выглядела… старой. Я открыл для нее дверь, обошел машину и уселся в водительское кресло.
Теперь я понял, почему люди, которые их водят, такие надменные. Чертова машина заставляет тебя смотреть на всех свысока. Пока мы медленно разворачивались и выезжали на главную дорогу, я спросил:
— Всё в порядке?
До конца поездки она так и не ответила. Да хрен с ней. Я весь сконцентрировался на процессе. Вот интересно, как потом водить что-нибудь другое? В смысле, если сядешь за руль раздолбанного «вольво», неужели еще подумаешь когда-нибудь: «Да, это круто»?
Тачка определенно привлекает внимание. Сначала восторг, потом удивление, а потом презрение. Каждый новичок норовит тебя подрезать, но обойти «Призрак» труднее, чем какую-нибудь японскую малолитражку. Я почти пришел к выводу, что было бы неплохо, если бы рядом сидел кто-нибудь с дробовиком.
Подъехал к «Олд Вик», припарковался. Сказал:
— Я выйду, объявлю о вашем приезде.
— Я жду.
Швейцар, сопливый пацан, который ничего о ней не знал, говорит:
— Да я никогда о ней не слышал, приятель.
Мы с ним долго препирались, пока не подошел другой чувак, постарше:
— Что здесь происходит?
— Я привез Лилиан Палмер, она ждет в машине, у нее встреча с мистером Бейли.
Лицо его расцвело улыбкой.
— Лилиан Палмер, боже мой! — сказал он.
И пошел обрадовать Бейли. Пацан спросил:
— А что, она еще популярна?
— Вот мы сейчас и узнаем.
К нам размашистым шагом подошел какой-то мужик, за ним тралилась толпа помощников. Он выглядел как забронзовевший Джордж К. Скотт.[30] Ни сапог для верховой езды, ни мегафона у него не было, но выглядел он так, как будто все это у него было. Сказал:
— Я Бейли.
Я повторил ему свой спич, он закричал:
— Это к Филипсу! Позовите его! Ну а мы встретим мисс Лилиан Палмер.
Он точно знал, как с ней обращаться. Подхватил под руку, провел в театр, вывел на сцену, повернулся и сказал:
— Леди и джентльмены, дорогие ценители театра, я привел к вам ЗВЕЗДУ.
А прожектор уже на нее направлен, народ вокруг начинает собираться.
Она просто преобразилась, тридцать лет с лица как ветром сдуло. Я подумал: «Да, она, видать, имела успех».
Бейли как будто прочитал мои мысли. Он сказал:
— Еще как, чертовски талантливая актриса. Джордан все еще с ней?
— Да, с ней.
— Знаете, она была за ним замужем. В каком-то смысле, многие из нас были.
Посмотрел на меня в упор, спросил:
— Ты ее долбишь?
— Что?
— Я тебя не осуждаю, приятель, она это делает классно.
— Вы когда-нибудь видели ее рукопись?
— Я эту рукопись вижу приблизительно раз в год. Даже поверить не могу, что она стала еще хуже.
Бейли принесли канапе и шампанское, и они подкрепились прямо на сцене… Филипс наконец-то нашелся, и да, конечно, это именно он звонил три раза. Они хотели арендовать «Призрак» для рекламной кампании. Бейли сказал:
— В конце концов, мир вращается вокруг автомобилей.
Про Лилиан словом не обмолвились. Проводили ее к машине, устроили отличные проводы.
Она чуть не рехнулась от радости, говорит:
— Ты видел… ты слышал? Они меня любят! Я снова взойду на трон! Остановись где-нибудь в укромном месте. Мне нужно, чтобы ты любил меня.
Я припарковался с северной стороны Гайд-парка. Перешел на заднее сиденье и отодрал ее, как будто мне это самому в голову пришло. Когда я вышел, пара дворников, сгребавших листья, одобрительно мне похлопали.
Точно, это был день представлений.
ЧЕТВЕРГ, ВЕРНУЛСЯ к дневной работе. Залез на крышу, стал сбивать куски шифера. Я слышал, как они падали во внутренний дворик и разбивались вдребезги, как стекло. Если бы я был мечтателем, я сказал бы: «Как мои надежды», — но это были просто старые куски шифера. Мадам целый день висела на телефоне, заказывала новые платья, записывалась к парикмахеру, ворковала со своими друзьями. Я с ними еще не встречался, но подумал, что бридж всё расставит по местам.
Наступил вечер, я принял душ, потом решил заказать где-нибудь картошку с жареной рыбой на вынос и почитать Эдварда Банкера. Новые пеликановские[31] книжки я расценивал как особое удовольствие. Телефон мне установили, я был в полном порядке. Он зазвонил.
— Мистер Митчелл?
— Привет, док.
— Как вы меня узнали?
— Док, догадайся с трех раз, сколько индусов мне звонит?
— А…
— Где ты взял этот номер?
— У Бриони, у нее все есть.
— И это тоже… Ну, у вас что-то случилось?
— Да. Можно с тобой встретиться? Я хочу угостить тебя обедом.
— О'кей.
— Замечательно. В Ноттинг-Хилл есть замечательный итальянский ресторан «Да Винчи'з». Как насчет восьми?
— Итальянский?
— Ты не любишь итальянскую кухню?
— Конечно, люблю. И называй меня Митч.
— Хорошо, мистер Митч.
Я уже вроде как поставил на картошку с рыбой, ну да черт с ними. Надел синий костюм и белую рубашку. Посмотрел на себя в зеркало, сказал:
— Смокинг-чмокинг.
И представьте, все, как один, включая дока, одеты запросто.
Местечко оказалось милое и уютное, дока все знают. Для начала уже хорошо. Мы заказали моллюсков и лингвини, потом спагетти болоньезе. Хлеб был свежий и хрустящий, как в сказках про счастливое детство. Мне даже вино понравилось. Я подбирал соус хлебом, док заказал еще вина. Я начал:
— Что случилось, док?
— Это по поводу Бриони.
— Quelle surpise.[32]
— Ты говоришь по-французски?
— Нет, просто использую эту фразочку. Ты просто удивишься, как часто я ее использую, когда Бриони рядом.
— Можно напрямую, мистер Митч?
Если ты это услышал, плати по счету и убегай. Я сказал:
— Валяй.
— Я ее очень люблю.
— Но ведь она чокнутая!
Это застало его врасплох, но в то же время словно подтолкнуло, и он сказал:
— Когда я изучал медицину, всерьез подумывал о том, чтобы стать психологом. Изучал пограничные расстройства личности.
— Ты имеешь в виду периферийные?
— Нет.
Пришел официант, убрал объедки. Их набралось порядочно. Итальянцы это любят. Любят, чтобы вы ели. Великие люди. Док взял на десерт «Павлову».[33] Я — капучино без шоколадной крошки. Ненавижу это дерьмо. Док говорит:
— Суть в том, что их чувства и поведение разделены. Трагедия в том, что люди, страдающие пограничным расстройством личности, никогда не излечиваются. Самое лучшее, что ты можешь для них сделать, — это дать им возможность двигаться по инерции…
Он помолчал, потом продолжил:
— Сначала они кажутся нормальными, всё в полном порядке, но они словно балансируют на туго натянутом канате между безумием и здравым рассудком. Не в состоянии завязывать отношения с людьми, подвержены припадкам, которые приводят их к саморазрушению.
— Это ее кражи в магазинах?..
— Да. Такие люди живут от одного несчастья до другого. Они великолепны, когда играют роль, и в то же время испытывают непреодолимое чувство внутренней пустоты. Они никогда не изменятся.
— Актрисы.
— Да, многие люди с подобными нарушениями психики преуспевают на сцене.
Я подумал о Лилиан, потом сказал:
— В чем проблема, док? Уходи.
Он посмотрел на свой десерт, отодвинул его и сказал:
— Я одержим ею.
— Пойдем, док, я угощу тебя в английском пабе, если найдем хоть один.
Я привел его в паб «Солнце и блеск», недалеко от Портобелло. Во всяком случае, когда-то это был английский паб. Заказал пару горького, мы сели за столик, и я сказал:
