– Значит, эти девять разных человек по разным адресам... они что, наркоманы?
– Нет, ни в коем случае! В каждой из этих упаковок достаточно продукта, чтобы... Ладно, считай, что уговорил. Наверное, тебе на самом деле лучше знать, чем мы с тобой занимаемся. Ну тогда слушай: эти девять – так называемые толкачи, розничные торговцы, которые через нас, посредников, получают что-то вроде опта, а потом делят его на требуемые дозы и продают, кто где может. Прямые контакты между оптовиками и толкачами сейчас становятся все опаснее и опаснее. И для тех и для других. Поэтому я придумал ловкий ход. То есть саму схему, конечно, разработали другие, но это не важно. Главное, что она отлично работает! Кто, по-твоему, самый незаметный человек во всем мире? Тот, кто доставляет товары. Я же официально и открыто разъезжаю по всему городу, поскольку это моя работа. Так вот, в нужное время я оказываюсь в определенном месте, куда доставил сделанный клиентом продуктовый заказ. В карманах у меня всегда какая-то сумма денег, поскольку за полученный заказ клиенты расплачиваются не с кем другим, а именно со мной. Ну, допустим, вдруг меня остановят и даже обыщут. Деньги? Ну и что? Разве это преступление? Особенно если это моя работа. И кому это, интересно, придет в голову копаться в завернутом куске сырого мяса? Причем чужого сырого куска мяса! А заказ на него, как тебе прекрасно известно, принял кто угодно, только не я! И не ты! Кто-то по телефону... Идеальное прикрытие, разве нет? Надежно и практически полностью безопасно. Я отдаю клиенту заказ, получаю деньги, благодарю за щедрые чаевые и ухожу. Через главный вход, ни от кого не прячась. Что они делают с «товаром», это уже их личное дело. Ни я, ни ты здесь совершенно ни при чем. Они же делят его на положенные дозы, расфасовывают, маскируют под сахарную пудру, рисовую муку или под что-то иное, упаковывают и продают. Причем учти: как минимум, со стопроцентной прибылью! Так что, как видишь, система посреднической доставки просто идеальна, поэтому они готовы за нее щедро и даже с удовольствием платить... То есть, я хотел сказать, они вполне готовы забыть о том маленьком инциденте, когда ты крупно лажанулся с картежным долгом. Сделав меня в каком-то смысле своим под ельником...
– А откуда этот «товар» поступает к нам?
– А нам-то с тобой какое дело? С чего бы это могло нас волновать? Мы с тобой тут совсем ни при чем.
– Да, но дело-то ведь все равно грязное. Мы же помогаем травить людей!
Верн Локтер покровительственно похлопал его по плечу.
– А ты попробуй посмотреть на это с другой стороны: если этого не будем делать мы, значит, поскольку есть спрос, есть и предложение, займется кто-то другой. Обязательно займется! Это же простая экономическая истина, неужели непонятно? Ну а против законов природы не попрешь, вот так.
– Да... в общем-то да, наверное, ты прав.
Верн, довольно улыбнувшись, протянул ему три десятидолларовые бумажки.
– А это еще для чего? – удивился Рик.
– Не для чего, а для кого. Это тебе. Маленький презент за хорошее начало. Мне тоже кое-что дали. Если все пойдет так же хорошо и дальше, будешь получать каждую неделю.
И Рик начал получать уже не по тридцать, а по пятьдесят долларов каждую неделю. Но, испытывая чуть ли не суеверный страх перед возможным разоблачением, предпочитал не нести эти «грязные» деньги в банк или тратить, а стал прятать за неприбитый угол плинтуса в углу своей комнаты.
Названия, которые ему приходилось с большим трудом выучивать наизусть, время от времени менялись. Равно как и их количество. Один раз оно дошло даже до двадцати... Раза два-три ни коробочек, ни цилиндриков вообще не было – причем без каких-либо объяснений, – а Верн по большей части сумрачно молчал и выглядел на редкость нервным, вроде даже испуганным. Но затем все постепенно вернулось на круги своя: две, три, четыре, пять, а потом и больше двенадцати упаковок в неделю. Верн заметно повеселел, Рик тоже привык относиться ко всему этому без особых переживаний. Часть этих блестящих, завернутых в прозрачный целлофан упаковок он носил в глубоком переднем кармане своего кожаного, постоянно измазанного кровью фартука. Ведь иногда названий было всего три. Или одно. Или вообще ни одного. Наученный горьким опытом, в покер он больше никогда не играл. И не ходил с Верном развлекаться по вечерам. Неизвестно почему, но чувство непонятного страха стало одним из его вечных спутников... А по ночам перед его мысленным взором возникало, будто живое, красное лицо того седого «банкира», который ледяными пальцами обхватывал его горло! Судья Каршнер. Он сидел на высоком судейском табурете и протягивал ему черный колпак. Колпак для человека, приговоренного к смертной казни через повешение. Надень его, и все будет кончено. Раз и навсегда...
Постепенно менялся и дом, и магазин: Уолтер становился все более и более кислым и молчаливым; старик после смерти Генри заметно похудел, замкнулся в себе, перестал интересоваться вообще чем бы то ни было; Тину можно было видеть только в магазине, остальное время она проводила неизвестно где... Лучше всех казалась новенькая, то есть элегантная, длинноногая, рыжеволосая Бонни. Это класс! Рик любил на нее смотреть. Иногда даже просто так, без всякой цели... Да, судя по всему. Генри сделал правильный выбор, частенько думал он. Она же совсем другое дело, не то что эта злобная склочница Доррис.
Самыми лучшими для Рика днями стали пятницы и субботы, когда работы было хоть отбавляй и не было ни одной свободной минутки, чтобы пожалеть самого себя и свою несчастную жизнь... Но в тот день было воскресенье, и, значит, ничего хорошего ждать не приходилось. Он сидел в своей комнате, радио наигрывало какую-то грустную музыку, звуки которой почему-то навевали мысли о протекающем кране в ванной... Гас сказал, что завтра к ним на работу придет новый парень. Это хорошо. Может, избавит его хотя бы от части работы, которую Рик просто ненавидел, – мыть полы, выносить мусор, чистить туалет, сортировать сдаваемые бутылки, оформлять овощную витрину... Кроме того, он сможет время от времени ездить вместе с Гасом на «предрассветный» оптовый фермерский рынок. Будет вести грузовичок, помогать грузить товары... Да и вообще делать много чего еще – решать вопрос с мясными обрезками, каждый день чистить жаровню, машину для приготовления гамбургеров, четко и красиво маркировать товары на обертке, два раза в день до блеска мыть витрину магазина... Труд, может быть, не совсем приятный, но, безусловно, нужный. Рик вспомнил, с каким удовольствием он делал все это, когда только пришел сюда, как все издержки с лихвой перекрывало ощущение того, что он теперь в семье, что он не один, что за него есть кому заступиться! Но сейчас все как-то вроде бы незаметно, но решительно изменилось. И он сам теперь уже не Рик-мальчик, а Рик-мясник из бакалейного магазина на окраине, живущий в убогой полуподвальной комнатенке прямо за кухней. Ему уже почти сорок лет, а он, всю жизнь честно работая, кроме этого ничего не имеет! Больше того, теперь он, пожалуй, закоренелый преступник, которого в любой момент могут отправить в тюрьму.
Воскресным июньским днем он сидел на своей кровати, слушая тихую мелодию Дебюсси в исполнении нью-йоркского симфонического оркестра, доносившуюся из стоявшего на столе портативного пластмассового радиоприемника. И думал о ребенке, которого уже совсем скоро родит им Доррис. Возможно, он многое изменит в доме. Может быть, даже вернет ему былую теплоту...
Он бросил взгляд на фотографию, висевшую на стене: старый магазин, перед входом в который стоят трое детей, мама, папа, Рик и счастливо улыбаются. Но сейчас ему показалось, будто бы все они давным-давно умерли. А музыка из дешевенького радиоприемника звучала так, словно где-то рядом мерно стучали капли металлического дождя...
Верн Локтер стоял в ванной комнате третьего этажа, накрыв плечи большим махровым полотенцем, чтобы, упаси господь, не намочить свое последнее приобретение – новую бледно-голубую рубашку, сделанную в Англии из тончайшего египетского хлопка, который выглядел совсем как дорогой шелк. В тон ей он надел светло-серые фланелевые брюки с острыми складками и узеньким матерчатым ремешком с золотистой пряжкой. Довершали его выходной гардероб белые парусиновые туфли на толстой резиновой подошве.
Верн открыл кран, подождал, пока пойдет теплая вода, затем опустил голову над раковиной и сильно намочил волосы. Закрыв кран, выпрямился, вынул из настенной аптечки с зеркальной дверкой частую расческу и узенькую бутылочку со специальным лосьоном, налил его немного в ладонь и тщательно втер во влажные волосы. Расчесал их сначала вперед, так что они повисли перед его глазами, потом назад, встряхивая головой при каждом движении расчески.
Аккуратно вытер ее о краешек полотенца, вернул в аптечку, повесил полотенце на крючок. Следом достал из аптечки тюбик с гигиеническим вазелином, выдав ил одну капельку на указательный палец и разгладил им густые черные брови, почти сходящиеся на переносице. Протерев бумажной салфеткой кончик пальца, внимательно осмотрел ногти и, убедившись, что с ними все в полном порядке, внимательно поглядел на себя в зеркало. Ткань рубашки была настолько тонкой, что даже пачка сигарет заметно оттягивала верхний карман. Локтер без малейших колебаний тут же переложил ее в правый карман брюк и постарался запомнить, что с этой рубашкой ее только там и следует носить.
