class="p1">«Шеф по-прежнему в Чикаго. Карти встретил его на Стейт-стрит. Узнав, что акция отменена, шеф разозлился и распорядился выполнить заказ. Старкингтон».
«Шеф нашел Карти и хорошенько встряхнул. Старкингтон».
«Шеф явился ко мне сам, отчитал. Я сослался на вашу телеграмму, а он пришел в ярость. Он что, ненормальный? Старкингтон».
«Ваше вмешательство все портит. Кто вам дал полномочия? Необходимо срочно исправить положение. Что вы задумали? Драго».
Уинтер Холл ответил: «Пытаюсь поступить в соответствии с принципами. Вы не имеете права нарушать собственные законы. Исполнители не получили санкции на казнь».
«Чушь».
На сегодня это была последняя телеграмма… от Ивана Драгомилова.
Известие о следующем раунде затеянной игры Уинтер Холл получил от Драгомилова около одиннадцати утра:
«Отправил этот приказ во все филиалы. В Чикаго отдал распоряжение лично, что подтвердит Старкингтон. Считаю, что наше бюро несет зло, вся его работа порочна. Примите это заявление в качестве санкции и исполните свой долг».
Скоро на Холла посыпались ответы из филиалов, которые он с улыбкой переправлял Драгомилову. Все сотрудники сошлись в едином мнении: причина для лишения шефа жизни отсутствует.
«Личное мнение еще не преступлеие», – постановил Новый Орлеан.
«Преступление не в ошибочности мнения, а в его неискренности», – внес свою лепту Бостон.
«Искреннюю позицию шефа нельзя считать злом», – решил Сент-Луис.
«Этическое несогласие не представляет собой какой-либо санкции», – добавил Денвер.
И лишь Сан-Франциско непочтительно заметил: «Единственное, что остается шефу, это уйти с поста руководителя или вообще из бюро».
Драгомилов ответил взбунтовавшимся подчиненным новым посланием: «Мое мнение незамедлительно примет действенную форму. Считая позицию бюро неоправданной, намерен его уничтожить. Лично расправлюсь с каждым, а при необходимости привлеку полицию. Чикаго сможет подтвердить серьезность моих намерений. Вскоре сформулирую еще более определенную санкцию для всех отделений в отношении активных действий против меня».
Уинтер Холл ждал ответов с острым интересом, тем более что никак не мог предсказать реакцию сообщества благочестивых безумцев. На деле выяснилось, что мнения разделились.
Сан-Франциско ответил коротко: «Санкцию принимаем. Ждем инструкций».
Денвер посоветовал: «Рекомендуем чикагскому филиалу проверить состояние рассудка шефа. У нас здесь есть хороший санаторий».
Новый Орлеан посетовал: «Неужели все окончательно сошли с ума? Мы ничего не понимаем. Кто-нибудь объяснит?»
Бостон выступил с рекомендацией: «В нынешней ситуации важно сохранить способность трезво мыслить. Возможно, шеф ментально болен. Прежде чем принимать дальнейшие решения, необходимо это выяснить».
И, наконец, Старкингтон предложил отозвать Хааса, Шварца и Харрисона обратно в Нью-Йорк. Холл согласился, однако едва отправил телеграмму соответствующего содержания, как новое сообщение Старкингтона изменило понимание ситуации: «Чарти только что убит. Полиция ищет преступника, но не имеет улик. Считаем, что причастен шеф. Передайте всем отделениям».
Превратившись в связующее звено между распространенными по всей стране филиалами, Уинтер Холл едва не утонул в море телеграмм. А спустя сутки из Чикаго пришла еще более ошеломительная информация: «В три часа дня задушен Шварц. Несомненно, дело рук шефа. Полиция преследует его. Мы тоже. Исчез из виду. Все филиалы должны срочно подключиться. Дело приобретает серьезный характер. Собираюсь действовать без санкций филиалов, но буду рад получить поддержку».
Вскоре на Холла со всех сторон посыпались новые сообщения разнообразного содержания. Драгомилов достиг цели. Наконец-то помешанные на этике фанатики встрепенулись и начали действовать.
Сам же Холл попал в затруднительное положение и проклял собственную честность, заставлявшую неуклонно исполнять данное обещание. Теперь он уже ничуть не сомневался, что Драгомилов – сумасшедший. Вырвавшись из тихой жизни в окружении книг и из созданного им же, для него совершенно абстрактного, бизнеса, он превратился в серийного убийцу. Данные маньяку обещания заставляли задуматься о том, насколько нарушение этих обещаний оправданно с точки зрения этики. Здравый смысл кричал, что допустимо любое действие: обращение в полицию, помощь в аресте всех сотрудников бюро – иными словами, все, что способно положить конец надвигающейся волне кровавых расправ. Однако этика перевешивала здравый смысл, и порой Холлу всерьез казалось, что он так же безумен, как те безумцы, с которыми связался.
Положение осложнилось тем, что по данному самим Уинтером номеру телефона Груня нашла адрес квартиры и явилась собственной персоной.
– Пришла попрощаться, – заявила она, едва войдя. – Какая у тебя удобная комната! И какой странный слуга! Не произнес ни слова.
– Попрощаться? – удивился Холл. – Опять уезжаешь в Эдж-Мур?
Груня беззаботно улыбнулась и покачала головой.
– Нет, на сей раз значительно дальше, в Чикаго. Решила найти дядю и, если удастся, помочь ему выбраться из ловушки. Что тебе известно? Он по-прежнему в Чикаго?
– Что известно?.. – Холл растерялся. – Да, по последним сведениям, он пока еще в Чикаго, но ты ничем не поможешь, да и вообще… ехать туда не стоит.
– И все-таки поеду.
– Прислушайся к моему совету, дорогая.
– Прислушаюсь, но только по истечении года, если, конечно, речь не о деловых вопросах. Фактически теперь ты руководишь всей моей небольшой бухгалтерией. Сегодня вечером поеду на экспрессе «Двадцатый век».
Переубедить Груню не удалось, а ссориться Уинтер не хотел, поэтому простился с достойным благородного возлюбленного смирением и остался в штаб-квартире бюро, чтобы продолжить управление группой умалишенных агентов.
Затишье продолжалось целые сутки, а потом пришла отчаянная телеграмма Старкингтона, которая спровоцировала лавину сообщений: «Шеф еще здесь. Сегодня сломал Харрисону шею. Полиция не связывает случай с убийством Шварца. Прошу обратиться за помощью ко всем отделениям».
Холл выполнил эту просьбу, а час спустя из Чикаго поступило очередное известие: «Шеф ворвался в больницу, убил Демпси и покинул город. Хаас бросился в погоню. Сент-Луис получил предупреждение. Старкингтон».
«Растенаф и Пилсуорси немедленно выезжают», – телеграфировал Бостон.
«Луковиль отправился в Чикаго», – сообщил Новый Орлеан.
«Никого не отправляем. Ждем прибытия шефа», – отозвался Сент-Луис.
А потом из Чикаго телеграф принес отчаянный возглас Груни: «Есть свежие новости?»
Уинтер промолчал, но вскоре получил новую просьбу: «Помоги, пожалуйста, если что-нибудь знаешь», – и, не выдержав, телеграфировал: «Покинул Чикаго. Возможно, направился в Сент-Луис. Позволь к тебе присоединиться».
Теперь уже он сам не дождался ответа и остался наедине с собственными размышлениями о бегстве основателя и руководителя Бюро заказных убийств, преследуемого дочерью и агентами из четырех городов и направлявшегося в Сент-Луис – прямиком в логово ожидавших его убийц.
Прошел день, затем миновал еще один. Погоня примчалась в Сент-Луис, однако не обнаружила даже следа Драгомилова. Хаас тоже исчез и на связь не выходил. Груня не могла найти любимого дядю. В Бостоне остался лишь руководитель филиала, да и тот заявил, что при необходимости примет участие в преследовании и покинет город. Работу чикагского отделения продолжил один сотрудник: Старкингтон со сломанной рукой.
И
