Сегодня, на месте бывшего бандитского кооператива Геннадия Кащеева, которого Мака тоже уничтожила, чтобы самой стать его хозяйкой, от первого владельца осталось два строения. Его личный коттедж и небольшая церковь. Кощеев верил в Бога, но его вера носила несколько извращенный характер. Выписав из Москвы священника, он требовал от него отпущения грехов за грабежи и убийства. А когда тот отказался, пристрелил. Церковь долго пустовала, но за год до своей гибели Мака Соловьева нашла молодого, красивого священнослужителя Отца Никодима и вручала ему ключи от церкви и от коттеджа. К тому времени она уже построила себе особняк на берегу Глуши и в коттедже Кащеева больше не нуждалась. Не нуждалась блудница и в отпущении грехов. Она совратила молодого батюшку, и тот стал ее послушным орудием не только в постели, но и в политике. Организовав избирательный штаб, она сделала Отца Никодима одним из своих главных агитаторов. Последствия этого оказались для молодого батюшки плачевными. Его отлучили от церкви.
* * *
Но молодого священника примечала не только Мака Соловьева. Немало прихожанок тайно и явно вздыхали по красивому молодому попу. И сегодня в Воскресенье, когда до открытия Универсама оставался час, возле церкви уже толпились женщины. Не дождавшись заутренней службы, несколько из них подошли к дверям коттеджа. Помявшись минут двадцать, самая смелая нажала на звонок. Через некоторое время дверь открылась, и на крыльцо вышел хозяин в роскошном бархатном халате.
— Чего вам, бабы? — Спросил он, внимательно оглядывая притихших мирянок.
— Исповедоваться, бы батюшка. — Тихим голосом откликнулась одна из грешниц.
— С какой стати? Я больше вам не батюшка. Я теперь обыкновенный мужик и зовут меня Саша, А если угодно Александр Артемьевич.
— Для нас ты все равно батюшка. — Продолжали настаивать его бывшие прихожанки. Александр Артемьевич еще раз оглядел каждую, отметил тех, что помоложе и глазу приятнее. После чего, ткнул перстом в приглянувшихся почитательниц.
— Ладно, рабы Божьи… Ты… Ты… и ты.
Три счастливицы быстро шмыгнули в приоткрытую парадную дверь, Александр Артемьевич, ухмыльнулся и вошел за ними. Остальные постояли еще некоторое время и понуро разошлись.
— Так, рабы Божьи, тряпки с себя снимаем, идем в душ, а после ко мне в спальню. Там и поговорим. — Приказал хозяин и, не дожидаясь реакции, удалился в глубины своего жилища. Женщины переглянулись, немного потоптались в прихожей и начали раздеваться. Видно расположения комнат им было знакомо, и, ванную они отыскали быстро. Приготовив себя к беседе с кумиром, гуськом проследовали в спальню. Александр Артемьевич возлежал на широкой постели в чем мать родила, а в кресле у окна сидел другой молодой мужчина, в длинных синих трусах.
— Чего смотришь брат? Бери, душа моя, какая приглянулась. — Улыбнулся ему наставник, приподнялся и каждую женщину похлопал по бедрам: — Нормальные телки. При твоем недельном воздержании, голубь, самое оно. — И заметив, что его гость продолжает раздумывать, подпихнув к нему самую полненькую из троицы: — Смотри, обрат, какая пышечка, засунь ей по самую душу, а я пока побалуюсь с этими двумя. Потом можем махнуться — И, взяв оставшихся дам за руки, потянул к постели.
За утренним кофе, кроме Юлика и Кристины, собрались все члены семейства Голенева и грузинские гости. Ира сразу поняла по взглядам Нино и Леонида, что со вчерашнего дня в их отношениях произошли серьезные перемены. Оставив это наблюдение при себе, она спросила Олега, когда вернулся Юлик?
— В восемь утра наш мэр уже был в постели.
— А кто его кормил завтраком?
— Не знаю. Когда я вышел в столовую, ни Кристины, ни Юлика здесь уже не было.
Лена проснулась раньше и приход молодого мэра застала:
— Кристина ждала у порога, как подобает рыбачке, ждать милого у моря. Они и накормила.
— И похоже, не только завтраком. — Добавил Леня и подмигнул Нино.
Резо, для которого немой разговор дочери с молодым человеком остался незамеченным, Леню пристыдил:
— Зачем, дорогой, акцентировать. Все и так все поняли. И пусть им будет хорошо.
Леонид решил не продолжать дискуссию, а обратился к Олегу:
— Отец, как ты думаешь, где у нас можно купить детские квадрациклы с настоящим бензиновым движком? Те, что в Англии называются ATV.
— Естественно, в магазине господина Голенева. — Раньше отца нашелся Саша.
— Наверное, сынок. Но чем там торгуют я, естественно, не знаю. Можешь спросить у Отто Максовича. Он-то знает все.
— Хорошо, я так и сделаю. Но ты ему позвони, чтобы он нашел для меня минутку. Он дедушка занятой.
— Ну, спасибо, дорогие хозяева. Нам пора на рынок, а то мандарины завянут. — Улыбнулся Резо и поднялся. Нино поднялась за ним:
— Нам было у вас очень хорошо. Просто, как дома.
— Подождите, друзья. — Остановила их хозяйка: — Сколько у вас осталось этих мандарин?
— Пять ящиков, Елена Ивановна. — Ответил Резо: — Надеюсь сегодня-завтра мы с ними покончим.
— Сколько стоит килограмм?
— Тридцать рублей. Дешевле нам нет смысла. Слишком много расходов на дорогу.
— А сколько килограммов в ящике? — Продолжала допытываться женщина.
— Десять, или немного больше. А почему вы спрашиваете. Вам нужны мандарины, ящик ваш. Мы выберем для вас лучшие, кушайте на здоровье. При чем тут цена? Мы с друзей денег не берем.
— Резо, вы меня не поняли. Я работаю директором детского дома и с удовольствием куплю все ваши мандарины для своих детей. У нас есть для этого графа расхода.
— Это было бы для нас очень хорошо. Не пришлось бы торчать еще два дня на рынке.
Леня снова подмигнул Нино и обратился к хозяйке:
— Тетя Лена, но вы забыли поставить им условие.
— Какое еще условие? — Удивилась она.
— Бизнес, есть бизнес. Мы им делаем одолжение, покупая оптом и по розничной цене их цитрусы, а они делают нам одолжение и остаются еще погостить?
— Как я могла забыть?! — Рассмеялась Елена: — Конечно, только на таких условиях.
— Генацвале, мы бы с удовольствием. Но дома у меня еще две дочки и старуха мать. Им может не хватить денег, что мы с Нино оставили. Надо ехать.
Леонид не собирался сдаваться:
— Хорошо, условия смягчаются. Вы летите к родственникам, а ваша красавица на недельку остается у нас.
Резо смотрел на дочь, ожидая ее реакции. А Нино смотрела в опустевшую чашку с остатками кофе и молчала.
Ира пришла Леониду на помощь:
— Не беспокойтесь, Резо, вашего ребенка никто здесь в обиду не даст и на самолет посадят.
— Отец, я бы осталась. — Наконец, подала голос сама девушка. Резо быстро и горячо заговорил с дочкой по-грузински. Она ему так же горячо ответила. После чего он перешел на русский:
— Хорошо, пусть остается. Я не возражаю. И простите меня, но я должен был сказать дочери несколько слов, понятных только членам нашей семьи. Другим это неинтересно.
Все заговорили разом, объясняя, что никто на грузина не обиделся. Кавказец прижал руку к сердцу:
— Спасибо, что вы меня поняли. Если наш договор остается в силе, надо ехать на рынок.
Голенев, молчавший до сих пор, внимательно посмотрел на Леню и высказался:
— Значит так, сынок. Раз ты больше всех хлопотал за наших гостей, сейчас и поедешь с ними решать проблему с мандаринами. И учти, развлекать Нино будем мы с Ирой. У тебя трудная неделя, и отвлекаться в рабочее время тебе нельзя.
— Я все понимаю, отец. Но поработать шофером, грузчиком и кассиром могут Тема с Митей и Сашей. Нино им для этого не нужна. Вместе с Резо они прекрасно управятся. А мне необходимо встретиться с Вербером. Ты не забыл о моей просьбе?
— Хорошо, я ему сейчас позвоню. Но сегодня воскресенье. Стоит ли беспокоить пожилого человека в выходной день?
— Это важно, отец.
— Ты мне расскажешь, в чем проблема?
Леня кивнул и обратился к братьям:
— А вы чего сидите?
— А почему мы? — возмутился Тема.
— Не гундось, нам нетрудно, — примирительно заметил Саша, и вопрос был решен. Мнение Мити братьев не интересовало. Мечтательный гуманитарий обычно им уступал.
* * *
Отто Максович Вербер не смотря на выходной, звонку Голенева обрадовался. Но узнав, что тот просит уделить внимание сыну, обратился с встречной просьбой.
— Олег Николаевич, у меня давно есть к вам разговор. Буду иметь благодарность, если вместе с сыном и вы нас навестите. И супруга моя тоже будет иметь радость вас видеть.
Голеневу ничего не оставалось, как согласиться.
Получая огромное, по российским меркам жалование, и не только по российским, Отто Вербер продолжал жить в квартире своей супруги Марфы Григорьевны, племянницы бывшего первого секретаря городского комитета партии. При советах его должность означала куда больше чем должность мэра. Будучи дисциплинированным большевиком, дядя родственникам хоромы не раздавал. Но первый муж Марфы Григорьевны сам служил в городском комитете, поэтому квартиру оставил своей вдове вполне приличную, естественно, по меркам «совкового царства-государства». Теперь немец на свои деньги вполне мог бы построить трехэтажный особняк с бассейнами и теннисным кортом. Но супругам менять жизненный уклад не хотелось, и они продолжали жить по старому.
