Тогда деньги были вывалены на один из боковых столов для посуды.
— В каждой из таких кипок, господа, по десяти тысяч рублей, — весело заговорил Рогов. — Отберите себе, стало быть, по десяти кипок каждый. Считайте! Тебе кипа, тебе кипа и мне кипа, тебе вторая, тебе вторая и мне вторая, тебе третья, тебе третья и мне третья. Вот это я называю правильным распределением богатств. Считайте дальше. Вот, вот, вот… Видите, как справедливо. Теперь все получили по сто тысяч. Остается по пять кип и потом двадцать семь тысяч шестьсот рублей разделить на три доли.
Вскоре расчет был окончен.
Тогда Рогов достал из бокового кармана какую-то бумажку и, передавая ее Мустафетову, сказал:
— А вот и мой оправдательный документ. Это — расчетный лист из конторы Юнкера. Тут все ясно: по девяносто шесть, минус комиссионные.
— Сам ты плюс, а не минус! — воскликнул Мустафетов. — А теперь дай тебя расцеловать!
— Целуйте оба. Я вполне заслуживаю этого. Паинька-мальчик! Дельце обделал так, что просто загляденье. Но надо распорядиться насчет мешочков и для ваших денег. Кстати, и обед закажем. — Он пошел, отпер дверь и громко крикнул: — Эй, позвать сюда распорядителя!
Когда тот вошел в кабинет, Мустафетов спросил своих компаньонов:
— Вы, конечно, позволите мне распорядиться? Я думаю решить вопрос следующим образом, — обратился он к распорядителю, — подайте нам в больших чашках борщок и к нему тончайшие гренки с пармезаном. Потом хорошую стерлядь. Приготовить по-русски и чтобы раковых шеек не жалеть. После стерляди, как вы думаете, господа, насчет жареного поросенка?
— Нельзя ли чего-нибудь другого? — спросил Рогов. — Я что-то в обед не особенно люблю поросят. К завтраку, с кашей, еще туда-сюда.
— Ну, хорошо! В таком случае мы вот что придумаем: ведь мясо какое-нибудь нужно, а придерживаться исключительно русской кухни нет решительно никакой надобности, тем более что она очень тяжела. Поэтому продолжаю таким образом: после стерляди маленькие филейчики, соус беарнез. Это с эстрагончиком довольно пикантно и вкусно.
— Гарнир прикажете подать?
— Нет, лучше картофель-суфле. А на жаркое хорошую пулярку, начиненную трюфелями, но не фаршем, а одними трюфелями, да салат из зеленых огурцов с укропом.
— Спаржа имеется отборная, такая спаржа, что на удивление даже, великолепная, — попробовал порекомендовать метрдотель.
— А что же, спаржа — дело хорошее.
— На сладкое что? Может, каши гурьевской или маседуан из французских фруктов?
— Нет, после такого обеда надо что-нибудь прохладительное, надо рот освежить. Мороженое непременно фруктовое.
— Слушаю-с! А насчет вин как прикажете?
— А насчет вин вот мое мнение: чтоб они были хороши, а до цены нам дела нет. С рыбой подать нам белого вина, но сухого. К филейчикам — красное тонкое вино, подлинное, но без слишком сильного аромата, а после пулярки с трюфелями можно и высшее, что есть, по тонкости и букету. На всякий случай приготовить нам бутылочку-другую гейдзик-кабинет. Только не переморозить. Иглы не надо, а чтобы вино муссировало в стакане, играло.
— Понимаю-с.
— Ну, хорошо. Вот и все.
Распорядитель хотел уже уходить, поклонился и повернулся, только Мустафетов остановил его, напомнив:
— Только мешки бы не забыть холщовые, чтобы нам деньги спрятать. Наследство от тетушки получили и вот приехали к вам раздел вспрыснуть.
Тот на ходу обернулся и, почтительно улыбаясь, ответил:
— Все будет исполнено-с! Не извольте беспокоиться! — И вышел.
Откуда были добыты мешки, неизвестно, но появились они очень быстро. Каждый упрятал свою долю, мешочки были положены рядышком на диван, и закуска в ожидании обеда продолжалась.
Только после второй или даже третьей рюмки водки да разных пикантных солений у трех приятелей разгорелся аппетит.
— А ведь мы, господа, с утра ничего не ели! — воскликнул Роман Егорович. — Что значит делом-то быть занятым! За делом незаметно, как и время бежит.
— Зато теперь мы не только свободны, — сказал Мустафетов, — но во всем городе нет такого фрукта, которым мы не были бы в состоянии угоститься.
— Неужели это правда? — в каком-то оцепенении проговорил Смирнин.
— Да, молодой человек, правда, — ответил ему Назар Назарович. — В руках каждого из нас теперь огромная сила, такая, которая, во всяком случае, не только может, но и должна послужить основанием всей будущей жизни каждого из нас. Романа Егоровича я знаю давно; знаю, что он никогда еще не обладал разом столь значительными деньгами. То, что вы рассказывали мне о самом себе, Иван Павлович, подтверждает, что и в ваших руках денег никогда не бывало. Опытным человеком в данном случае между нами троими являюсь я один. Мой вам совет — искать себе такое поприще, на котором ваш капитал не только не иссякнет, но и принесет барыши.
— Эх, голубчик, — воскликнул Рогов, — да разве мы процентщики? Разве мы коммерческие люди? Давай-ка выпьем еще водочки. Балычок больно заманчивый.
— Водочки выпить можно, — ответил Мустафетов, — но что касается твоих слов, то ты напрасно говорил их.
— Как напрасно?
— Послушай, законодательство смотрит на нас с тобою как на воров и мошенников.
— Превратное суждение.
— Не скажи… Вот здесь, в ресторане, татар много, и все они вместе, конечно, сильнее, нежели мы трое. Они могли бы прийти, отнять у нас наши деньги, и куда бы мы пошли жаловаться на них.
— Не говори глупостей, как раз идут…
— А на мой взгляд, — сказал Смирнин, — все это утопии. Я счастлив, что заручился деньгами, и теперь никогда в жизни не пойду ни в какое дело.
— С чем вас и поздравляю, — ответил Мустафетов, но трудно было понять по тону его слов, говорит ли он серьезно или иронизирует.
В этот момент слуга, постучавшись в дверь, внес суп.
— Господа, за стол, борщок подан! — предложил Роман Егорович.
Во главе стола сел Мустафетов, направо и налево от него уселись его помощники.
— Однако я голоден, — сказал Рогов. — Борщок с гренками — штука легкая. Хорошо бы для начала заложить основательный фундамент: пирожков бы, что ли…
— Погоди, — остановил его Назар Назарович, — к концу обеда ты не это скажешь. Нет ничего хуже, как набрасываться на еду сразу. От этого только тяжелеешь.
— Борщок хорош, — одобрил Смирнин.
— Да, — согласился и Роман Егорович. — Но что же, разве до рыбы никакого вина не полагается? Я протестую. Как же так? Дожидаться второго блюда, чтобы горло промочить? Распорядитесь, Назарушка!
— Если хочешь, можно, пожалуй, по рюмке мадеры. Послушай, — обратился Мустафетов к слуге, — подай как можно живей сухой ост-индской мадеры.
— Какой прикажете? — спросил слуга.
— Да хоть от чертовой перечницы! — крикнул Рогов, рассердившись. — Пошел и неси! Лишь бы хороша была.
Мустафетова слегка коробило моветонное обращение Рогова с людьми, тем более что за столом он любил председательствовать вполне и один отдавать приказания. Но он ничего не сказал и решился быть снисходительным, так как вполне понимал нервное возбуждение своего товарища.
Официанты меняли приборы, убирали со стола закуску, приносили тарелки с горячим… Весь сервиз был отборный, приборы из чистого серебра, хрусталь тончайший, фарфор расписной. Видя, с кем имеет дело, и узнав всегда щедрого и хорошо известного в ресторане Назара Назаровича, хозяин распорядился прислать на стол в огромной высокой вазе самые лучшие и дорогие плоды.
— Люблю фрукты на обеденном столе! — весело произнес Мустафетов, когда их внесли. — Ласкают взор и вообще придают сервировке особый блеск, какую-то законченность.
— Бутылки тоже, — сказал Роман Егорович, все еще ожидавший мадеру. — А, явился наконец! — обрадовался он официанту. — Я уж думал, что ты в Ост-Индию закатился. Наливай, наливай! — И, не дождавшись товарищей, он поднес к губам наполненную большую рюмку. — Сам делал или буфетчик? — спросил он татарина, скорчив такое лицо, что тот невольно улыбнулся.
Мустафетов удивился.
— Разве не хороша? — спросил он, пораженный мыслью, что в кабинет, где он сидит, осмелились подать что-нибудь сомнительное.
— Превосходная! — поспешил успокоить он Мустафетова. — Это я только так, для тона. Люблю озадачить.
— Да, мадера хороша, — согласился Назар Назарович, отпив из своей рюмки. — Но вот и стерлядь. Эге, красавица! Ну, не благородная ли это рыба? Начинайте-ка!
— Так как ты у нас за председателя во всем, — ответил Рогов, — то и раздели нам.
— Изволь, пожалуй.
— Неужели же после рыбы обязательно пить белое вино? — спросил Рогов. — А мадере так и пропадать в бутылке? Жалко! Хочу, однако же, и я быть гастрономом. Наливай-ка, брат, секим-башка, мне вот этот стаканчик беленького брандахлыста.
Разговор ничуть не мешал ему уписывать за обе щеки, так что его тарелка опустела раньше всех. Он отпил вина и опять задал совершенно неожиданно вопрос:
