нет – не ведаю, сказал, что удалось уточнить. Работай.
– Мне бы вместо попа штатную единицу, – прямо заявил капитан, – и вместо того, чтобы такую свинью подкладывать отделению с кадровым некомплектом.
Георгий Григорьевич хохотнул:
– Так походи, Николаич, попроси. Как товарищ Христос говорил: стучитесь, и отворят вам.
– Издеваешься. Грех это, – горько заметил капитан, но тотчас заверил, что признателен, ценит, и вообще, что бы он делал без помощи свыше.
– Ну-ну, не усердствуй. Ожидай гостя.
Иной раз бывает, что все в сыске складывается наилучшим образом, как будто само по себе. Точнее, в результате твоей грамотной работы с населением. Прибыл на место, где имеется неопознанный труп без документов, а хорошо знакомый, заслуживающий доверия товарищ сообщает место работы погибшего, где узнать его имя – пара пустяков.
Однако легкой удачи на этот раз было не видать. Акимов вернулся из жилконторы озадаченный. Он пришел по адресу, поздоровался и попросил поведать, кого из сотрудников посылали на инспекцию дымохода на жилплощадь ответственной квартиросъемщицы Брусникиной Татьяны Ивановны, проживающей по улице Советской, шестнадцать. Однако начальство в лице озабоченной, встрепанной женщины, почти не видной из-за кучи папок, лишь очки сдвинуло:
– Да о чем вы, товарищ лейтенант? Какая инспекция? По какой Советской? По этому адресу никаких дымоходов не имеется.
Акимов сразу и не понял, в чем дело:
– То есть как это нет, если есть?
– Да вот как-то так нет. В Москве живете. Мощности теплофикационных турбин давно превысили довоенный уровень – бывает и такое, представьте себе, и не только в центре!
– Я не сомневаюсь, – смиренно признался лейтенант, – просто желаю уяснить: вы подтверждаете, что никого не отправляли проверять камин по этому адресу за последнее время?
– За последние лет пять – точно.
– Почему именно пять?
– Потому что я именно столько на этом посту. Товарищ, если у вас это единственный вопрос, то можно вас попросить…
– Можно, – позволил Акимов, но тотчас уточнил, что это он хотел бы попросить справочку.
Инженер подозрительно спросила:
– О чем это? Что пять лет не направляла инспекцию?
– Конечно нет, – возразил Сергей, сообразив, что свалял дурака. – Мне нужны данные о том, что по указанному адресу нет работающих каминов и дымоходов.
Обдумав ситуацию, осторожный деятель коммунального хозяйства решила, что такого рода бумагу, так и быть, выдаст. Что и сделала.
В общем, не получилось с налета установить личность неизвестного товарища. Но появилась надежда иного рода: если он среди бела дня нагло заявился в чужую квартиру, то личность должна быть в картотеке МУРа. Напрашивается такого рода вывод. Значит, ждем результатов дактилоскопии.
От краткосрочного планирования Сергея отвлекли звуки перепалки, имевшей место за стеной. Странное дело, обычно многомудрый Саныч прием ведет четко, быстро, в задушевной обстановке понимания и при полной тишине. Даже самые горластые бабы у него воркуют голубицами.
«Что за зверь у него завелся?»
Акимов, пройдя по коридору к соседнему кабинету, не без опаски приоткрыл дверь. Перед ним открылась апокалиптическая картина: с одной стороны стола возвышался свекольно-красный, дымящийся, то есть обозленный до предела, сержант Остапчук, глаза белые, навыкате. С другой, упершись костлявыми кулаками в столешницу, скандалил какой-то худосочный, длиннющий, длинношеий, благостного вида старикан, который вопил, что «этого так не оставит», что раз милиция «на местах» не в состоянии разобрать простое дело, то он отправится «выше» и непременно найдет управу на…
– Как ваша фамилия? – требовательно спросил он, извлекая из нагрудного кармана блокнот и таща со стола карандаш.
– Клади взад! – рявкнул Остапчук, потеряв человеческий облик.
«Пора», – понял Акимов и уверенно вошел в кабинет.
– Лейтенант Акимов, – представился он, – что произошло, товарищи?
Тыловая атака имела успех. Снизив громкость воплей и став ниже ростом, точно свернувшись пружиной, старикашка принялся ворковать:
– Здравия желаю, товарищ. Вот, гражданин сержант несерьезно относится к угрозе убийством, каковая была высказана в отношении меня. Вы поймите, я не за себя опасаюсь, я человек болящий, недолго мне осталось солнышком любоваться…
– Сколько? – тотчас поинтересовался Остапчук.
– Бог весть. Но оставлять просто так непорядок не могу, не имею право, хочу толику своего вклада внести…
Во рту тотчас стало горько и кисло, все зубы разом заныли, а он все болтал и болтал, вроде бы речь была гладкой и плавной, но ничегошеньки понять было нельзя, а хотелось лишь, чтобы он заткнулся и провалился куда-нибудь в тартарары со своим мудрым и многозначительным видом гениального златоуста. Но увы, никто никуда не проваливался, напротив, старик излагал дело, все больше воодушевляясь, вставляя поистине сказочные сравнения. И Акимов, сделав над собой колоссальное усилие, наконец уцепил суть: не далее чем вчера оратора оклеветали, а потом еще пригрозили смертью через утопление.
– В чем?! Не забывайтесь, товарищ, вы не у себя на кухне.
Товарищ, сверившись с записями, настаивал на том, что именно в параше. И снова принялся ворковать, бубнить, а Акимов лишь отводил глаза, стараясь сдержать ругательства.
Кто это такой? Чистенький, выбритый, одет в рабочую одежду, но такую неправдоподобно чистенькую, ни пылинки, точно только с утра со склада получил. А уж говорит как – заслушаешься.
Однако надо все-таки разобраться.
– Ваше заявление позвольте.
Курьезный тип протянул два листка бумаги. Просмотрев их, Акимов заметил, что они одинаковые, и попытался вернуть второй обратно:
– Этот лишний, товарищ.
Тот проворковал:
– Ничуть не бывало! Вы на нем в принятии распишетесь, чтобы имелось у меня подтверждение, что вы приняли документец…
Акимов, пожав плечами, взял перо, Остапчук инстинктивно содрогнулся, но ничего не сказал, ибо дружба дружбой, но есть и субординация. Расписавшись и проставив дату, Сергей отдал бумагу и, уже без церемоний взяв гражданина под локоток, самолично повел к выходу. А тот, проникнувшись доверием, поведал все свои печали:
– Ведь главное, товарищ лейтенант, ни с чего производственный конфликт разгорелся. Придумывают какие-то смешные фантазии о том, что в мою смену якобы станки работают по ночам. И на основании бредней нервной барышни меня подвергают шельмованию и прилюдно грозятся утопить… кхе, в отхожем месте общего пользования. Каково? Я в этом вижу глубинные, неизжитые корни, еще со времен Александра Сергеевича Грибоедова – на Руси сильна ненависть к сознательности, образованию, правозащите…
– Должно быть, – кипя от злости, процедил сквозь зубы Сергей. – А вы где трудитесь?
– На текстильной фабрике, инженер. Моя фамилия Хмельников.
Хорошенькие кадры у Веры, ничего удивительного, что она так нервничает, срывается на домашних. Наконец-то дошли по коридору до дверей.
– Очень хорошо, товарищ, обязательно примем меры по вашему заявлению.
– …считаете возможным поддержать мой иск о защите достоинства?..
– Обязательно, обязательно вчиним и поддержим. Идите, всего доброго.
Сергей
