Бонни бежала под дождем, падала и снова, не останавливаясь, бежала... Потом другое место, много света, драка в аллее между какими-то матросами и снова бег. Скорее даже не бег, а хромой, уродливый галоп, поскольку у одной ее туфельки отлетел высокий каблук. Горячая пелена застилала глаза, в ушах горячо шумело... Она бежала вниз по кривой улочке, настолько крутой, что ее швырнуло от стены к стене...
Затем последовал долгий-долгий период, когда все перемешалось, когда не было понятно, где начало, а где конец... Позже Генри сказал ей, что он продолжался одиннадцать дней. Наконец появилось ощущение, будто из темного, бесконечно длинного и запутанного туннеля, до отказа заполненного дикими, сумасшедшими звуками, она вдруг, именно вдруг, стала выходить куда-то в спокойное место... Бонни открыла глаза. Рядом с узеньким окном на приставленном к стене стуле сидел широкоплечий парень, одетый в армейскую форму с сержантскими нашивками на погонах, с аккуратно причесанными светлыми волосами. Вокруг было тихо. За окном висел белесый туман, а за ним слышалось басовитое, размеренное, как метроном, мычание. Будто там застряло какое-то огромное животное... Комната выглядела странно, но Бонни почему-то совершенно не хотелось поворачивать голову, чтобы осмотреться. Она, как ей тогда показалось, всего на секунду опять закрыла глаза, а когда их открыла, то за окном уже было темно и широкоплечего сержанта со светлыми волосами возле него не было. Нахмурившись, Бонни повернула голову туда, откуда исходил тусклый свет, и увидела, что он сидит у настольной лампы и читает.
Очевидно почувствовав на себе ее взгляд, сержант отложил книгу, встал, подошел к постели и приложил тыльную сторону ладони к ее лбу. Это было невероятно – такая громадная ручища и мягкое, нежное, такое ласковое прикосновение...
– Что со мной случилось? – слабым голосом спросила она.
– Вы имеете в виду, кто столкнул вас в пропасть небытия, Бонни?.. Пневмония. Вам не удалось ей воспротивиться.
– Кто вы?
– Генри Варак. Только постарайтесь не задавать мне никаких вопросов. Посмотрим, удастся ли мне самому вам рассказать, как все было. Во всяком случае, давайте попробуем... Так вот, мы с приятелем просто шли по улице и совершенно случайно увидели, как какой-то парень прижал вас к стене и остервенело вышибает из вас дух. Мы, само собой, тут же его усмирили, а вас доставили в ближайшую больницу. Но по какой-то дурацкой причине вас отказались туда принять, несмотря на сильный жар... У моего приятеля есть друг, который на время своего отъезда позволил ему пользоваться этой квартирой. Вот мы вас сюда и принесли. А потом вызвали знакомого врача. Его диагноз сводился к следующему: сильное недоедание, алкоголизм, пневмония, анемия, ну и, возможно, внутренние повреждения от недавно перенесенных побоев. Знаете, Бонни, осмотрев вас, врач так удивлялся, что вы еще живы, что хотел устроить для вас бесплатное место в больнице – так сказать, по линии благотворительности. Но поскольку круглосуточные сиделки там не предусмотрены, я решил, что в принципе смогу позаботиться о вас и сам. Мой приятель уехал по делам... сейчас, дайте посчитать... да, точно, ровно одиннадцать дней тому назад. Точно следуя указаниям доктора, который приходит осматривать вас каждое утро, я давал вам глюкозу, кислород и множество всяких антибиотиков. До позавчерашнего дня с вашей головой, Бонни, творилось что-то невероятное, ну а потом вы в основном спали. Сегодня утром док торжественно пообещал, что к вечеру вы, очевидно, проснетесь и будете как новый доллар. Или почти как новый...
Генри влажной губкой нежно вытер ей лицо, затем, слегка приподняв ее голову, поднес к губам стакан с теплым питьем. Самой сидеть Бонни было еще трудно, а уж ходить... О ее естественных потребностях Генри заботился с такой спокойной деловитостью, что у нее совершенно не возникало никакого стеснения. Утром, когда он перед приходом врача тщательно протирал всю ее влажной губкой, она невольно бросила взгляд вниз и была в полном смысле этого слова шокирована видом своего исхудавшего тела: усохшие груди, торчащие бедренные кости, которые, казалось, вот-вот пронзят ее мертвенно-бледную кожу и вылезут наружу...
Доктор, грубоватый и суетливый человек, обращался с вопросами в основном к Генри. Осмотрев Бонни, он выписал два рецепта и сказал:
– А знаете, вы на редкость крепкая молодая женщина. Продолжайте в том же духе, и скоро будете в полном порядке... Генри, выйди-ка в соседнюю комнату и плотно закрой за собой дверь.
– Но почему, док?
– Не спорь, Генри. Просто сделай то, о чем я тебя прошу.
Генри, пожав плечами, молча вышел. Когда дверь за ним закрылась, доктор повернулся к Бонни. Но теперь выражение его лица изменилось. Стало жестким, сердитым...
– Вы не только крепкая, но и на редкость везучая женщина. Своей жизнью вы обязаны прежде всего Генри. Он тоже весьма редкий молодой человек. Даже не знаю, сможете ли вы понять, насколько редкий! Ведь вы, женщины, всегда ищете ангелов. Но все, чем вы его можете отблагодарить, – это как можно скорее поправиться, набраться сил и немедленно уехать. Как можно дальше! Этим вы окажете ему по-настоящему добрую услугу. Лично я нисколько не сомневаюсь, что Генри находил в детстве птиц со сломанными крыльями и лечил их дома. После того как вы оказались здесь, первые пятьдесят два часа он не сомкнул глаз... Генри должен был улететь на Восток. Получил тридцатидневный отпуск перед отплытием... Прошу вас, не пытайтесь испробовать на нем ваши женские штучки. Не забывайте, Бонни, вы чудом избежали бесплатных похорон за счет городской казны. Только, ради бога, не вздумайте извиняться, оправдываться, что-то объяснять. Мне совершенно не хочется слышать ваш голос. Особенно в данный момент. Я достаточно его наслушался, когда вы разговаривали в бреду. И сержант Варак тоже. Это было отвратительно. Тем более, что раньше у вас была приличная семья, вы получили достойное воспитание, совсем не плохое образование. А затем... из вас будто что-то вынули... Прошу вас, не возвращайтесь к своим, так сказать, «кошачьим делам» до тех пор, пока сержант полностью и окончательно не исчезнет за далеким горизонтом! Надеюсь, вы меня поняли?
Бонни закрыла глаза. Она слышала, как доктор вышел из комнаты, как он разговаривал с Генри в соседней комнате. Из-под ее прикрытых век медленно выкатились две большие слезинки. Всхлипнув, она вытерла их уголком простыни.
Затем в комнату, широко улыбаясь, вошел Генри:
– Бонни, док говорит, ему больше незачем сюда приходить. Теперь, когда встанешь на ноги, на медосмотр будешь ходить к нему сама. Поздравляю, Бонни, от всей души поздравляю!
– Да, это хорошо.
– Послушай, не надо срывать дурное настроение на мне. Господи, я так рад, что теперь мне есть с кем поговорить!
Постепенно к ней стали возвращаться силы и вес – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Генри купил ей пижаму и халат. Когда Бонни попробовала делать первые неуверенные шаги, ей пришлось опереться на его сильное плечо. Один, всего лишь один круг по небольшой комнатке утомил ее больше, чем буйная вечеринка с танцами ночь напролет.
– Как насчет моей комнаты? – тихим голосом спросила она. – И моей одежды?
Он заметно покраснел.
– Знаешь, в один из этих дней, ну, когда у тебя бывали минуты просветления, ты назвала мне свой адрес, и я туда сходил. Хозяйка вынесла из твоей комнаты все вещи, потому что ты задолжала ей шесть долларов и... пропала. Я заплатил, взял вещи, принес сюда, просмотрел их. Хотя, может быть, этого и не следовало делать. Твоя одежда была, мягко говоря, в очень плохом состоянии, Бонни. Я отнес ее в местное отделение Армии спасения. Остальные твои вещи – письма, бумаги и несколько фотографий – лежат в этой маленькой шкатулке.
Весь ее мир в одной маленькой шкатулке?! Бонни закрыла глаза.
– Генри, ты можешь для меня кое-что сделать?
– Естественно.
– Вопрос звучит, конечно, глупо, я понимаю... после всего того, что ты для меня уже сделал! И все-таки... Просмотри, пожалуйста, содержимое шкатулки. Вынь оттуда карточку социального страхования, свидетельство о рождении и фотокопию университетского диплома. Остальное сожги или выброси в помойное ведро.
– Все?
– Да, все. Прошу тебя! Пожалуйста!
На следующий день он, немного смущенный, протянул ей плотный конверт:
– Здесь все, что ты просила сохранить. И несколько фотографий. Твоих родителей. Я почему-то подумал, что тебе все же захочется их иметь.
– Они погибли в...
– Да, ты много говорила об этом. Я знаю. И все равно, Бонни, лучше не выбрасывай их фотографии. Пусть останутся. Когда-нибудь у тебя будут дети, а они рано или поздно обязательно захотят посмотреть, как выглядели их бабушка и дедушка.
– Когда-нибудь будут дети...
– Не надо, Бонни, не надо. Не говори об этом таким тоном. Никогда. Слышишь? Ни-ког-да!
