Ознакомительная версия.
Каширину некогда было копаться в бумажном мусоре. Он отключил телефон, попросил курьера оставлять все послания в приемной и принялся за работу. В ту же пятницу ближе к вечеру Каширин кое-как разгреб дела, сам заварил себе чашку кофе и выпил его, успокоившись той мыслью, что и без секретаря он не помрет. Месяц протянет, а там найдется замена. Каширин сунул телефонный штепсель в розетку.
* * *
И тут среди ясного неба грянул гром.
Затрезвонил телефон, и когда он снял трубку, мужчина с незнакомым голосом попросил позвать Каширина. После долгих «извините» и «простите», мужчина представился: Рачков, референт Надежды Петровны Ореховой. «Вы нашу телеграмму не получали?» – спросил Рачков. Каширин ответил, что телеграммы ему не приносили. И тут вспомнил, что еще вчера велел курьеру не доставлять в кабинет корреспонденцию. Вероятно, телеграмма со вчерашнего дня пылится на столе секретарши.
«Значит, вы ничего не знаете?» – спросил Рачков. Каширин уже начинал злиться на бестолкового референта: «А что я, собственно, должен знать?» «Она погибла», – брякнул Рачков. «Кто погиб?» – не сразу сообразил Каширин. Как и всякий обеспеченный человек, которому было что терять в земной жизни, при упоминании о смерти, он ощутил острое душевное беспокойство. «Кто погиб?» – Каширин привстал с кресла.
Наконец, Рачков сделал внятное короткое сообщение, после которого Каширин на минуту лишился дара речи. Оказываться позавчера Орехова на служебной машине отправилась по делам область. На Минском шоссе, водитель управлявший ее «Фольксвагеном» выскочил на полосу встречного движения, лоб в лоб столкнулся с «Уралом», груженым круглым лесом. «Фольксваген» всмятку, весь передок собрался гармонью. Вызывали спасателей, чтобы срезать крушу автомобиля и вытащить тела. Водитель умер мгновенно.
«Его надо было просто отскребать от сиденья», – пояснил Рачков. Орехова еще жила какое-то время. «Скорая» приехала спустя сорок минут после аварии. Женщину даже успели довести до ближайшей районной больницы. Но все это – лишь пустые хлопоты, не приходя в сознание, она умерла в приемном покое.
«Надежда Петровна не пристегнулась ремнем безопасности. А сидела на переднем сиденье. Бедра сломаны, обе руки, ребра, ключицы, вся переломана», – все добавлял Рачков, будто эти кровавые подробности теперь имели хоть какое-то значение. "Похороны завтра, отпевание начнется в одиннадцать. Это в церкви рядом с главным входом в парк «Сокольники, – закончил Рачков. – Вы придете?»
Каширин испытал приступ головной боли. «Да, разумеется, приду».
Он положил трубку, встал из-за стола, вышел в приемную. Поздний вечер, пятница, сотрудники инвестиционной компании разошлись по домам. Он долго копался в бумагах, сваленных на столе секретаря, пока не нашел телеграммы. Точно, вчера утром прислали. А курьер, расписался за телеграмму, бросил ее на стол и обо все забыл.
Каширин перетряхнул все ящики рабочего стола секретарши, но так и не нашел ни одной таблетки аспирина. Он вернулся в кабинет, долго мерил пространство шагами, чувствуя, что головная боль усиливается. Упав в кресло, обхватил голову руками.
Ужасная трагедия, относительно молодая, полная сил женщина гибнет нелепой смертью только потому, что ее придурок водитель очень торопится на тот свет. Жаль Орехову, чертовски жаль. Лет десять назад они начинали общий бизнес, одно время были близки. Увлечение оказалось таким сильным, что Орехова даже хотела бросить ради Каширина мужа и детей. Но вовремя одумалась, призадумалась о двух малых сыновьях. Какой им пример, ну, и так далее…
Потом их дороги разошлись, любовь выродилась в дружбу, а деловые связи сохранилась. Да, Орехова человек хороший. Была, – поправил себя Каширин. Он думал о том, что, возможно, за всю прожитую жизнь встретил лишь одного хорошего человека. Так ведь и то удача – одного хорошего человека в жизни встретить.
Но теперь, после ее гибели, на передний план выступают совсем иные проблемы. Финансовые. Три месяца назад Орехова, возглавлявшая строительную фирму «Степ», взяла у фирмы Каширина кредит в три миллиона долларов. Срок погашения – середина октября. Каширин даже в записях не копался: он и без бумажки помнил, что Орехова должна вернуть деньги в следующий понедельник.
Теперь понятно: скорее всего, кредита в назначенный срок не вернешь. После смерти Ореховой в «Степе» будут долго делить должности и стулья, выяснять внутренние проблемы. Не первый раз Каширин сужал деньгами свою старую знакомую, прежде не было речи об отсрочке платежей. Орехова платила вовремя, без лишних напоминаний.
А что теперь? Обеспечением кредита стала партия технических алмазов, хранящихся в сейфе Каширина. Хорошо хоть эти алмазы есть. В прошлый раз Каширин, выдававший кредит Ореховой, взял в его обеспечение недостроенный коттедж в Подмосковье. Сомнительный залог, более чем сомнительный. Правда, в прошлый раз и сумма была на целый порядок меньше, где-то тысяч триста зеленых или того меньше. Впрочем, попроси Орехова денег, Каширин дал ей просто под честное слово. Он не учел одного обстоятельства: люди не живут вечно, тем более люди порядочные, честные. Но вот как все повернулось.
В принципе, технические алмазы товар вполне ликвидный. В случае если новые хозяева «Степа» откажутся платить, можно не подавать в арбитраж, судиться с ними – дохлый номер, счета «Степа» наверняка окажется пустыми. А сейчас руководители «Степа» будут тянуть время. Пока не растащат всю компанию по нитке. А потом и спросить будет не с кого.
Итак, можно продать эти алмазы. Правда, на три миллиона долларов они вряд ли потянут. Эксперт, оценивший мелкие камушки, сказал, что за них можно сбросить от силы за два миллиона шестьсот тысяч. Но это легко сказать – продать камни. Покупателя придется икать долго, возможно, очень долго. А убытки… А проценты… А упущенная прибыль… Об этом лучше сейчас и не думать.
Он долго прикидывал варианты, но около десяти, позвонил вниз водителю, сказал, что выходит, и спустился к машине. Этим поздним слякотным вечером Каширин еще не понял всего масштаба случившегося. Не ощутил, что земля ушла из-под ног, земля разверзлась, а он начал свое падение в пропасть.
Но дна у этой пропасти нет.
* * *
На следующее утро в одиннадцать Каширин вошел во дворик большой церкви по левую сторону от главного входа в парк «Сокольники». Он бросил мелочь нищим, перекрестился на пороге храма, поднялся вверх по вытертым каменным ступеням.
В дверях церкви он натолкнулся на заместителя Ореховой представительного седовласого мужчину лет пятидесяти по фамилии Кобылкин. Заместитель с чувством потряс руку Каширина, захлюпал сопливым носом и сморозил какую-то банальность в то духе, что смерть не щадит никого из нас.
Отпевали сразу трех покойников. Орехову, гроб которой стоял посередине, ближе к алтарю, и каких-то старушек, которые, судя по их желтым сухим лицам, пережили свою смерть на добрых четверть века. Гробы были установлены на постаментах, сбитых из листовой фанеры и покрытых красным плюшем. Набилось много народу. Люди, знакомые и незнакомые тесно обступили гроб.
Муж Ореховой, съежившийся, какой-то жалкий, стоял у изголовья гроба, опустив глаза к полу. Протиснувшись вперед, Каширин положил охапку гвоздик к ногам усопшей, снова шагнул назад. Лишь единственный раз он долгим взглядом всмотрелся в женское лицо – и опустил глаза, почувствовав в горле ребристый не дающий дышать комок. Он подумал, что женское лицо осталось не изуродованным, светлым и чистым.
Больше смотреть на Орехову Каширин не смог. Видеть в гробу свою любовницу, пусть даже бывшую любовницу, это выше его сил. Все равно, что видеть в гробу самого себя.
Через минуту появился батюшка в черной рясе с золотым шитьем и, взмахивая дымящимся кадилом, принялся бубнить бесконечную молитву. В церкви горело множество свечей, они быстро оплывали, пахло горячим парафином. Да и батюшкино кадило распространяло вокруг себя какую-то совершенно особую сладковатую вонь, напоминающую дух гниющей человеческой плоти. Когда Каширину стало совсем невмоготу дышать спертым вонючим воздухом, он выбрался из толпы, чувствуя внятные позывы подступившей к горлу тошноты. Вышел на крыльцо церкви и долго так стоял с непокрытой головой.
А дальше началась обычная похоронная рутина. Вынос гроба, автобусы с тем, кто собрался на кладбище. Каширин сел в машину, велел водителю пристроиться в хвост похоронной процессии. На кладбище оркестр играл слишком громко, музыканты внятно фальшивили, то и дело сбивались на мажорный лад. У могилы каждый желающий мог взять слово, вспомнить трагически погибшую женщину. На удивление, собравшиеся говорили много и охотно. Даже очередь из выступавших образовалась. Каширин и здесь стоял в стороне, его воротило от подобных церемоний. В итоге наговорили целые горы высокопарных фраз, в которых бесполезно искать хотя бы горошину смысла.
Ознакомительная версия.
