— Да ведь пропал он…
И еще раз не увидел, а скорее почувствовал Мазин какую-то маленькую, почти неуловимую заминку в его ответе. Но могла она и показаться.
«Пропал»…
Из-под колес «Волги» прыскали грязные струйки. Снег уже стаял, но настоящее тепло еще не пробилось в город через плотные весенние тучи, нависшие над почерневшими за зиму крышами. Было сыро и зябко. Перед тем как выйти из машины, Мазин поднял воротник своего негреющего короткого пальто.
По хлюпающим доскам они перешли разрытую мостовую и вошли во двор, сразу за которым начиналась бурая степь, где через год или два должны были появиться кварталы многоэтажных домов, а пока гулял ветер да тащился одинокий самосвал, покачиваясь, как пьяный, на скользких ухабах.
Семенистый первым вошел в подъезд, за ним — лейтенант Козельский, который вел машину, а потом и Мазин, поеживаясь от холода и все еще не уверенный в том, что Укладников исчез.
Замок оказался действительно «хитрым». Чтобы открыть его, нужно было поворачивать ключ справа налево. Кроме того, на дверях были набиты цепочка и щеколда. Мазин отметил все это мельком и прошел в коридор. Сюда выходили двери из комнат.
«Хорошая планировка», — подумал он, вспомнив свою большую неудобную комнату в старом доме, и взялся за среднюю дверь.
— Нет, нет, — остановил его Эдик. — Здесь никто не живет. Здесь хозяйские вещи свалены. Она заперта.
Возможно, Мазин и послушал бы его, если б «запертая» дверь не подалась легко внутрь. Он вопросительно глянул на Семенистого, но тот и сам как будто удивился:
— Всегда заперта была…
В комнате действительно никто не жил. Там в беспорядке были нагромождены немногие вещи, в основном книги, связанные, очевидно для перевозки, пачками и обернутые старыми газетами. Мазин надорвал одну пачку, ожидая увидеть что-нибудь по геологии, но это оказалось собрание сочинений Достоевского. Другая сплошь состояла из детективов.
Семенистый, стоявший на пороге, настойчиво как-то пояснял:
— Они только получили квартиру и через три дня уехали. Ничего разобрать не успели. Видите, пылища какая. А дед на кухне жил.
— Зажгите свет, — попросил Мазин.
Семенистый щелкнул выключателем. Теперь стало ясно видно то, что было почти незаметно в вечерних сумерках. На покрытом пылью полу отчетливо выделялись следы. Они тянулись от двери к одному из шкафов — большому застекленному книжному шкафу.
— Вы входили в комнату сегодня или вчера? — спросил Мазин, поворачиваясь к Семенистому.
— Я же говорю, она заперта была.
— А в шкафу что было, не помните?
— Пустой был. — Эдик во все глаза смотрел на шкаф.
Мазин потянул дверцу. Полки в самом деле оказались пустыми. Присев на корточки, он стал рассматривать след. Простым глазом был виден и отпечаток подошвы, и мелкие, засохшие куски глины, которую растаскали по всему двору от разрытой канавы, и кое-что еще, заинтересовавшее Мазина больше всего.
— Вадим Сергеевич! — позвал он Козельского.
Тот вошел в комнату, старательно обходя следы.
— Как вы думаете, что это такое? — Мазин показал на темный комочек, прилипший к глине.
Козельский нагнулся.
— По-моему, уголь… Кто-то пришел сюда из котельной?
— Видимо, Укладников, раз наш друг Эдуард… Как вас по батюшке, Семенистый?
— Тарасович, — буркнул Эдик.
— …Эдуард Тарасович сюда не заходил.
— Интересно.
— Может стать интересным, если только старик не пьянствует где-нибудь с приятелями. Я пока придерживаюсь этой наиболее простой версии.
Но, сказать по правде, Мазин уже сомневался в ней.
Ничто больше в квартире не бросилось им в глаза. В комнате геолога господствовал спартанский порядок Железная койка была заправлена по-солдатски, чемодан с небогатым скарбом заперт. У Семенистого же преобладал холостяцкий хаос. К нему Мазин заглянул ненадолго, скользнув взглядом по стене, куда хозяин обильно накнопил кинодив, вырезанных из заграничных журналов. Спросил только:
— Вы здесь постоянно прописаны?
— Куда там! Не знаете вы нашего деда… Три месяца.
— И геолог на три месяца?
— Нет, Борька постоянно. Его еще зять прописал.
Мазин кивнул и вышел из комнаты. Внимательно осмотрел он пожитки Укладникова в стенном шкафу:
— Вы знали его вещи, Семенистый? Все здесь?
— Вроде все.
Эдик явно помрачнел и отвечал неохотно и коротко, совсем не так, как говорил до сих пор.
— В чем он чаще ходил?
— Вот в этом. — Эдик качнул потрепанный пиджачок.
В кармане нашелся паспорт и две рублевые бумажки.
— Не знаете, где он хранил деньги?
— Какие?
— Ну, зарплату, пенсию, то, что от вас получал. Вы же говорите, что деньги у него водились.
— Водились, да нам он про них не докладывал.
— Ладно, потом посмотрим повнимательнее. Если не вернется ваш дед жив-здоров да не выругает нас. А пока спустимся в котельную.
Дорогу опять показывал Эдик. Его первого и увидел напарник Укладникова.
— Ты мне скажи, где твой старый? Сколько я за него торчать должен? Нашли ишака… Мне тут премия не идет, понял?
Мазин, спускавшийся следом по крутой железной лестнице, остановился, слушая сиплую ругань истопника.
— Да помолчи ты, папаша, — перебил Семенистый. — Жалуйся в домоуправление. Вот люди с тобой потолковать хотят.
— Пошел ты со своими людями знаешь куда…
— Куда же, если не секрет? — спросил Мазин.
— А туда… — начал было истопник, но осекся, заметив за его спиной шинель Козельского.
Это был человек неопределенного возраста. Может, ему было и сорок, а может, и все шестьдесят. Но силенка чувствовалась в нем несомненная, крутые плечи распирали черную латаную рубашку. Низколобое лицо выглядело недружелюбно. Угол редкозубого рта и часть выступающего подбородка прикрывал грязный пластырь.
Пластырь этот и заметил вначале Мазин, а потом уже свежую ссадину на щеке и синяк под глазом.
— Вы здесь работаете?
— Работаю. Это работа разве? Каторга…
— Об этом потом. Как вас зовут?
— Харченко зовут меня. Василий Прокофьевич.
— Вы знали Укладникова?
— А то нет!
— Когда вы видели его в последний раз?
— Вчера сменялись в это время.
— Ясно. Он не говорил, что собирается уйти раньше обычного?
— Ничего он не говорил.
— И вы не знаете, где он находится сейчас?
— Это вы мне скажите, где он находится. Вы ж милиция.
— Скажем со временем. Покажите котельную.
— Смотрите, мне не жалко.
И вот Мазин держит в руках горячую еще коробочку.
Потом он поддел край футляра перочинным ножом. Внутри можно было узнать остатки дужек и расплавившихся стекол. Мазин протянул футляр Харченко:
— А вы что скажете? Вы работали вместе. Видели вы у Укладникова такие очки?
— Да разве их разберешь?
— Пойдемте в вашу комнату.
В маленькой рабочей комнатушке с засиженным мухами небольшим окошком стояли старая железная койка, тумбочка и небольшой столик. На крючке висело серое длинное пальто.
— Ваше пальто?
— Мое.
Харченко загородил вешалку спиной.
— Разрешите.
Мазин снял пальто с крючка, а Козельский, опустив руку в карман, стал рядом с Харченко.
— Отчего эти пятна на пальто?
— Ну, кровь это, кровь, — зло ответил Харченко. — Подрался я спьяну, вы ж видите…
Он показывал на свое побитое лицо.
— Придется кое-что уточнить. Поедете с нами.
— Да как же я котельную брошу? Я ж сказал — подрался.
Харченко потянул из рук Мазина пальто. Что-то звякнуло. Мазин слегка отстранил истопника и полез в карман. Там оказалась только дырка. Тогда он тряхнул пальто, и снова что-то звякнуло. Мазин просунул пальцы в дыру и, пошарив за подкладкой, достал серебряные часы на цепочке.
— Дедовы! — выкрикнул Эдик.
А Харченко замотал вдруг головой и завопил:
— Подстроили, душегубы! Пейте кровь с инвалида, расстреливайте!
