— Да.
— На какой машине вы поедете?
— Белый «кадиллак» с двумя дверцами.
— Какого года модель?
— Этого.
— Ладно. Если кто-нибудь будет с вами в автомобиле или если мы засечем полицейские машины, самолеты, вертолеты, можете забыть о Терри.
— Понятно. Я не сообщал в полицию.
— Прекрасно.
За голосом похитителя Оукли слышал слабый рев пролетающего реактивного самолета, на ленте этот звук был похож на разрывающуюся ткань. Похититель сказал:
— Вам придется немного подождать на площадке для пикников. Не нервничайте. Мы проверим деньги, и, если все будет в порядке, дадим сигнал, кто-нибудь свяжется с вами. Потерпите хотя бы два часа, прежде чем начать биться головой о стену. Получите вашу дочь обратно, если будете держать себя в руках.
Щелчок.
Оукли выключил магнитофон и посмотрел на Орозко. Большой темнокожий человек стоял у стола и качался из стороны в сторону.
— Как с прослеживанием? — поинтересовался Карл.
— Над этим еще работают.
— Что-то долго...
— В этом есть что-то странное, — отозвался Орозко.
— Что именно?
— На этом отрезке линии нет телефонов-автоматов. А какой похититель станет звонить с частного телефона?
— Может, он где-то далеко?
Оукли взял бокал, стоящий возле телефона, и сделал глоток. Виски Эрла, ценой в сотню, было десятилетней выдержки. Затем вставил одну из сигар Эрла в угол рта и сказал:
— Не нравится мне это. Такое чувство, будто его не тревожит, проследим мы звонок или нет. Остается на проводе чертовски долго и даже не требует, чтобы мы не пытались его засечь.
— Ага. — Большое мясистое лицо Орозко покрылось морщинами. — Ага. Слушай, может быть...
Зазвонил телефон. Оукли схватил трубку и ответил, потом безмолвно протянул ее Орозко. Тот поднял трубку к уху, а когда ее повесил, сказал:
— Нет никакого номера.
— Что?
— Компьютер не записал телефонного номера.
— Эти проклятые компьютеры — дураки...
— Нет, подожди минуту, Карл. Представь, что он подключился прямо к проводу.
— Как это?
— Ну, подсоединил телефон где-нибудь на линии. Обычно, чтобы подслушивать, используют только наушники, но ничего не стоит проделать такое же с обычным телефонным аппаратом. Телефонисты так всегда поступают, ликвидируя разрывы на линии, и затем звонят, чтобы проверить, в центральный офис. Компьютер не регистрирует такие звонки, потому что нет номера. Понял?
Фрэнки Адамс тихо проговорил из угла кабинета:
— Великолепно! Вы сделали открытие, достойное трех «эврик» и лампочки Эдисона. Теперь остается лишь просмотреть все провода Аризоны из конца в конец и обнаружить дырки в изоляции, где они подсоединились. Жму вашу большую лапу!
Не удостоив хриплый комментарий Адамса ответом, Орозко включил магнитофон, перемотал пленку и спросил:
— В котором часу он позвонил?
— В двенадцать тридцать восемь, — ответил Оукли. — Я записал точно.
Началось воспроизведение записи:
" — Да?
— Коннистон?
— Да.
— Узнаете, кто это?"
Орозко держал руку на запястье, будто проверяя собственный пульс, но пристально смотрел на часы. Никто не шевельнулся до конца записанного диалога. Потом Орозко отнял руку от запястья и выключил магнитофон:
— Шесть минут. Значит, он пролетал около двенадцати сорока четырех.
— Самолет явно реактивный, — добавил Оукли.
— Конечно, реактивный.
— О чем это, черт побери, вы толкуете? — жалобно протянул комедиант.
— Это мог быть частный реактивный самолет или один из обслуживающих коммерческую воздушную линию, — не обращая на него внимания, продолжил Орозко, — но, возможно, тренировочный полет воздушных сил из Дэвис-Монтаны в Тусоне. Не думаю, что они с любым поделятся своей информацией, но я знаю человека в полиции, который мне кое-чем обязан. Полицейскому могут ответить на запрос.
— Тогда обратись к нему, — отозвался Оукли. Взяв пустой бокал, он вышел в коридор.
Фрэнки Адамс потащился за ним:
— Как насчет того, чтобы объяснить это мне?
— Все просто. Когда похититель звонил, над ним пролетел реактивный самолет. Время нам известно. Если мы сможем выяснить, какие самолеты были в тот момент в воздухе и куда они летели, то сузим место, откуда он звонил.
— Но это же необъятная территория...
— Но все, что у нас есть. Если все, что у тебя есть, — двустволка, ты стреляешь из нее.
— Как насчет того, чтобы расставить людей на дороге, где они хотят получить выкуп?
Оукли налил напиток и ответил:
— И представь, что их засекли.
— Используя самолет. Вертолет. Воздушный шар. Черт, это не так уж трудно.
— Почему, как ты думаешь, они выбрали именно эту дорогу? Узкую, грязную, извивающуюся по лесу, словно трасса слалома. Ее невозможно увидеть сверху — скрывают деревья. А вдоль дороги надо разместить целую армию, потому что там ничего не видно уже на расстоянии в сотню ярдов. Она на всем пути скачет вверх-вниз по холмам.
— Придется принять их условия, — согласился Адамс.
Оукли хмыкнул и, взяв бокал с виски, отправился обратно в офис.
— Они позвонили, — встретил его Орозко. — Я только что переговорил с парнем из Ногалеса о чемодане.
— Зачем так далеко? Можем использовать один из наших.
— Знаешь, эти новые электронные штучки очень удобны. Не повредит, если мы будем иметь передатчик в чемодане.
— Передатчик?
Орозко безрадостно улыбнулся:
— Одно из устройств сериала «Миссия невыполнима». Крошечный приборчик, который можно спрятать в стержнях чемодана. Чтобы поймать его сигнал, используется радиопеленгатор, возможно, мы проследим за нашим чемоданом.
— Конечно, стоит попытаться. Только, по-моему, эти парни чертовски ловкие.
— Разумеется, первое, что сделают, — прощупают чемодан. И все-таки надо попробовать. Не потеряем на этом ничего, кроме передатчика. Он будет здесь сегодня ночью. Я велел найти его и привезти.
Зазвонил телефон. Орозко ответил. Беседа была короткой. Повесив трубку, он сказал уныло:
— Чертовы воздушные силы.
— Не хотят сообщать о своих полетах?
— Это у них, видите ли, секретная информация, — разозлился Орозко. — Никто не должен знать, где летают их самолеты, кроме них самих. Будто нельзя задрать голову и посмотреть на небо. Безопасность, понимаешь. — В раздражении он покачал головой. — Дерьмо! Будь у нас побольше влияния, могли бы на них надавить. Но мы не сможем прижать их, пока не объясним, что случилось.
— А этого мы сделать не можем.
— Да, Эрл Коннистон выбрал великолепное время для смерти, — согласился Орозко.
— Я знаю одного-двух генералов в Вашингтоне. Может, нажать на эти рычаги?
Оукли сел к телефону и начал звонить. На это ушло двадцать минут. Наконец он устало откинулся в кресле.
— Увы, оба уехали на целый день. Но позвонят нам завтра утром.
— Долго ждать, — отозвался Орозко.
Появившийся в дверном проеме Адамс неуверенно произнес:
— Обратили внимание? Терри жаловалась, что там, где ее держат, темно и жутко. Темно. Надо ли это понимать так, что у нее повязка на глазах?
— О, я молю Бога, чтоб это было так, — пробормотал Оукли.
Неудовлетворенный Адамс вновь исчез в коридоре.
Оукли встал и посмотрел в окно. У загона паслась семидесятидолларовая корова. За его спиной Орозко проговорил:
— В связи со смертью Коннистона что теперь будет с требованиями чиканос на землю?
— Не знаю, — рассеянно ответил Карл.
— Не откажутся же они от своих притязаний только потому, что он умер. Когда будет оглашено завещание, они попробуют опротестовать его в суде.
— Пусть. Это уже не моя проблема.
— Ты — исполнитель, не так ли?
Оукли повернулся, передернул плечами:
— Оставьте, Диего. Сначала покончим с этой историей.
На лице Орозко четко обрисовалась челюсть.
— Люди голодают, Карл.
— Им придется еще поголодать, пока мы не вернем Терри.
— А представь себе, что мы ее не вернем. Живой, я имею в виду.
— Прошу тебя, поговорим об этом позже. Сейчас оставь это.
— Ладно, — пробормотал Орозко, пристально разглядывая Оукли. — Поговорим об этом завтра.
Чем дольше тянулась эта бессонная бесконечная ночь, тем меньше надежд оставалось у Митча. Все его некогда прекрасные нервы теперь дрожали от напряжения. Из-за малого количества масла лампа мерцала, превращая тени в бесформенные чудовища. У дальней стены стоял Теодор и хитро поглядывал на лежащую у его ног Билли-Джин. Полночи они провели в непрерывном сексе, который был для них тем же, чем наркотик для Джорджи.
Все были на взводе. Митч сел около Терри, продолжая безнадежно гадать, что будет с ней и с ним самим. Замкнутая, словно одетая в защитную броню, она лежала на боку на свернутом спальном мешке и одной рукой перебирала на полу какие-то осколки. Глянув на ее прекрасные вытянутые ноги, Митч вдруг представил себе девушку обнаженной — розовой, нежной. И в мозгу защитной реакцией мелькнула солнечная мечта, как он одной рукой побеждает всех, уносит Терри, за что потом будет вознагражден ее страстной любовью и великодушием Эрла Коннистона.
