– В какой бой, Сань? – нахмурился Мостовой.
– Да в самый натуральный, брат. Ты что, еще не въехал?.. Да это же война. Обыкновенная война. Она давно идет. И никогда не прекращалась. Надо только точно понять – твоя она или нет. Она ж у каждого своя. И отсидеться тоже можно. Никто тебя за это не осудит. Но если она твоя. С таким настроем, брат, лучше за оружие не браться. Твой поединок вчистую проигран. Понимаешь, о чем я?
– Не знаю, Сань…
– Ведь ты ж уже не целочка… Черту-то перешел… Пора бы и привыкнуть.
– Не знаю. Одно дело, когда злость внутри кипит, и другое… Они ж меня тогда как зайца по тайге гоняли. Как крысу по подвалу. У меня и выбора-то не было.
– Ну, злость твоя, я думаю, и теперь – с тобой. Никуда она не делась. Ты ей просто воли не даешь. А что касаемо остального – так ничего ж не изменилось. Была оборона. Теперь – наступление. Обычные маневры… Ты вот решил их больше не валить. Решил: калечить буду. И я тебя, браток, мал-мало понимаю. Калечить – это, конечно, круто. Кто бы спорил? Житуха у калеки – полный мрак. Одно мучение сплошное. Но даже в таком состоянии эта сволочь, тобой недобитая, еще на кучу гадостей способна. Понимаешь?.. Да и ты же не только об этом думаешь. Признайся, брат? А?.. Ты ж в первую очередь о себе заботишься? Да можешь мне не отвечать. И так знаю… Вроде как и дело сделал, и нового страшного греха на душу не взял? Так ведь?.. Я, честно говоря, Андрюш, вообще не понимаю, как ты с такою кашею в башке во всей этой свистопляске уцелеть умудрился? Как ты живой остался?
– Да я и сам не очень понимаю… А может, просто время не пришло…
– И послушай, что еще скажу. Вот ты этого хачика вонючего тогда на хате пожалел. Пожалел, пожалел. Не юли… А я его списал влегкую. Без всякой слякоти. И списал я его, братушечка, потому что знал точно – они нас сами первыми валить задумали. Как видишь – не ошибся. Да и чего его жалеть, скотину? Они же никого не пожалеют. Они ж страну давно, как девочку, на хор поставили. И пялят ее прилюдно во все дыры. Еще и ржут при этом от своей полной безнаказанности. Что, я не прав, Андрюш? Молчишь? Да прав-прав… Не жалел и жалеть не буду. Зверюшку какую в тайге пожалею. Ружье отведу. А этих… – никогда! Не дождутся, суки!.. Это же не люди, братка. Понимаешь? Это же – пена гольная! Отстой навозный! И никакие человеческие мерки к ним не применимы. Они – вне категории. Вне закона… Да ты же и сам все это прекрасно понимаешь…
– Понимаю, Сань…
– Ты только не подумай, что я ко всем этим чернозадым без разбора зуб имею. Да мне по барабану – русский ты или армяшка, или хохол какой-нибудь… Есть люди… Есть скоты… И только так…
– Ладно. Все. Заканчивай. Не надо из меня совсем младенца делать.
– Вот так-то лучше… А ты решай, Андрюш. Быстрей решай. С таким тобой я в свару не полезу… Решай, братишка…
– Да я уже давно решил. Давно.
– И добре, если так. Тогда пошли к машине. Время уже не терпит, братка. Дальше на автобусе придется.
– Ой-ёй-ёй! Яка бида! – причитал Шепитько. Метался, как очумелый, вокруг своей старой покалеченной машины. Наглаживал то и дело ее израненные, изуродованные бока, дрожащими руками доливал в радиатор выкипевший тосол. – Ай-яй-яй! Що ж з тобою зробили?!
– Да ты не суетись, дядько. Не мельтеши. Мы все тебе починим, – заверил его Славкин. – Обещаю. Только не сейчас…
– Ага! Полагодьте, полагодьте… А як же? Вирю. Вирю!
– Тебе бы, кстати, теперь тоже не следовало в поселок возвращаться. Не советую. Лучше с нами.
– Куди з вами?! У мене ж баба в хати! Хвориючи зовсим.
– И все равно. Подожди немного, пускай там все уляжется…
– Та пишов ти, розумник! Поради ще дае. Ти вже нарадив! Спаси-и-би на доброму слови! Тепер я з твоих рад дуже розумний став.
– Ладно, – нехотя согласился Санек, достал из кармана бумажник. Полез за деньгами.
– Ти ци гроши соби в дупу загони, – презрительно бросил хохол Шепитько, увидев зажатую в руке Славкина толстую пачку купюр.
– У-о-х, – выдохнул Санек, но, к удивлению Мостового, на дерзкий вызов не ответил. А только покачал головой и прибавил совсем уже необычным приниженным тоном: – Ты это, бать… Не сочти за борзость. Спасибо тебе. Ты здорово нас выручил…
– А нема за що, сволота, – ощерился Шепитько. Постоял, посмотрел на Славкина в упор. Теперь уже не убирая в сторону горящих ненавистью глаз. А потом медленно повернулся и распахнул водительскую дверцу.
Высокий открытый лоб. Округлый мягкий подбородок. Но две глубокие волевые складки на переносице. Упрямый, плотно сведенный рот. И в глазах явно читается какая-то внутренняя зажатость и напряжение. По первому впечатлению – типичный интроверт, не слишком склонный к доверительному общению с окружающими.
Способен ли на такое? Вполне…
Сазонов отложил на край стола тусклую малоконтрастную черно-белую фотографию. Подвинул поближе к себе картонную папку с материалами уголовного дела, намереваясь теперь уже более основательно взяться за изучение ее содержимого, но сосредоточиться как следует так и не успел. Отвлек телефонный звонок.
– Степаныч, а фигуранта на месте нет, – доложил Комов. – Уехал куда-то. По словам соседей, где-то около месяца назад. И хозяин дома, Иван Семенович Крайнов, тоже отсутствует. Но его, говорят, видели еще вчера с утра… Хотя на слова соседей трудно полагаться. Дом стоит на отшибе, в конце улицы. Издалека не просматривается. Лес кругом… В общем, они там вдвоем и проживают. Тихо и мирно. Ни с кем практически не контачат.
– Да. Негусто… А что Сережа говорит?
– Да он со мной рядом.
– Ну, дай ему трубку.
– Здравствуйте, Андрей Степанович, – подключился к разговору участковый.
– Здравствуй, Сережа. Рад тебя слышать. Как там у тебя дела?
– Да какие у нас дела? Сплошная бытовушка – пьянь да срань… Крутимся помаленьку.
– Так что там Мостовой?
– Спокойный мужик. Была там, правда, за ним одна поганая история…
– Я в курсе, Сереж.
– Ну, а больше ничего. После этого случая совсем замкнулся. Сидят там себе с дедом на пару, как старые хрычи. С мужиками не квасят. Их и видят-то чаще всего на кладбище…
– На кладбище?
– Ну да. У обоих там жены похоронены. Ни с кем из соседей фактически никаких отношений не поддерживают. В общем, даже и не знаю, что сказать.
– Ладно, Сережа. Ты там посматривай за домом аккуратненько. Как появится – мне отзвонишся. Добро?
– Хорошо. Даю Сашке трубку.
– Так что, Степаныч? Я дальше – по адресам? – спросил Комов. – Здесь рядом в Отрадном еще один из списка – Пашнов Кирилл Мефодьевич. Сейчас с Сережей и проскочим.
– Давайте. Держи меня в курсе.
Сазонов отключился и задумался: «И все-таки имеет ли к Сукоткину хоть какое-то отношение эта старая история с шишкарями?.. Валера может и не знать… Вроде бы Тоша именно в это время серьезно с лесом подвязался? Это, правда, не совсем одно и то же, но где-то рядом… Надо бы поточнее у мужиков пробить…»
Вернувшись к прерванному занятию, выудил из папки обвинительное заключение. Пробежал глазами куцый список свидетелей. Крайнов Иван Степанович – это ясно… Осипова Татьяна Валерьяновна? Где-то уже видел. Может быть, жена?.. Сверился с выпиской из личного дела. Нет. Жена – Мостовая Ольга Викторовна. Дочь – Ксения…
Зазвонил телефон. Сазонов на него покосился. Поднял нехотя. Посмотрел на дисплей: «Опять Сашка?! Ну, что еще? Да только ж переговорили?»
– Тут это, Андрей Степаныч… Скажу и – не поверишь. У нас тут… труп образовался. Совсем свежий. Может, сутки, не больше… Собака соседская по кустам лазила и воронье подняла. Завыла, как чумная. Буквально метров пятьсот от дома Крайнова.
– Мостовой?!
– Да нет. Кавказец какой-то. Лет тридцать – тридцать пять навскидку. Армянин или азербайджанец. Документов нет… Да вообще ничего нет. Совершенно пустые карманы…
– Дежурному доложил?
– Нет еще.
– Доложи, как положено. Пусть зафиксируют. Прибудет группа – подключайся. Я к шефу. Попозже, может, сам подъеду. Если получится…
Сазонов вышел из машины и поднял воротник плаща, плотнее закутал шею шарфом. Дождя, как такового, уже не было, но стылый воздух все еще был насквозь пропитан влагой.
Увидев Комова, махнул рукой: «Ты работай, давай. Не отвлекайся. Потом поговорим». Поздоровался за руку с Кротовым.
– Может, поближе? – спросил Валера.
– Нет-нет. Чего там всем скопом топтаться. Мешать только… Давай-ка кратенько.
– Скорее всего – армянин… Смерть наступила где-то между двумя и четырьмя часами дня. Вчера днем. Перелом шейных позвонков. Попросту говоря, ему банально шею свернули. Причем очень профессионально. Никаких следов борьбы. И что еще интересно – он к этому месту не сам шел. Его несли. Живого или мертвого – пока непонятно. Именно – несли. Следов волочения нет. А парень он довольно крепкий. Думаю, килограммов восемьдесят точно потянет. Значит, тот, кто его нес – мужчинка отнюдь не слабый. Никаких вещей рядом с ним не обнаружено. Да и вообще ничего. Карманы пустые, но – странное дело – не вывернуты. Такое впечатление, что после того как его обшмонали, всю одежду опять тщательно привели в порядок. Зачем? Пока не въезжаю. Со следами – худо. Есть у трупа пара нечетких отпечатков, скорее всего от кроссовок сорок шестого размера, а дальше – практически голяк. Дождь, считай, сутки напролет шпарил.
