Ознакомительная версия.
— Что ты имеешь в виду? Я любил тебя… ты же знаешь, я любил тебя так, что… да я бы голову в петлю сунул.
— «Зачем?» — мысленно задала я невинный вопрос, — если бы ты, если бы тогда… но ты всю жизнь… — В этом весь мой бывший возлюбленный — если бы да кабы, много эмоций и совершенно никакого толку.
— Я знаю, — смиренно кивнула я, дождавшись, когда он заткнется, так и не успев сказать ничего путного. — Я перед тобой виновата…
— Глупости, — испугался Славка, — Никто не виноват. Никто. Это жизнь. Говорят, против судьбы не попрешь…
«Ну, если тебе так удобнее думать», — пожала я плечами, опять же мысленно, а вслух сказала:
— Конечно, ты прав…
Разговор начал действовать мне на нервы. Славка прибежал ни свет ни заря для того только, чтобы узнать, не обидела ли я резким словом его подружку и не сделала ли ему плохой рекламы. Вроде бы ему пора успокоиться, а главное, выметаться. Вдруг мне повезет и я еще сосну часик?
Славка что-то говорил, но я не слушала, кивая в такт его словам время от времени до тех самых пор, пока он не спросил:
— Как думаешь, за что убили Вовку?
— Я думаю?.. — выпучив глаза, точно не веря ушам своим, переспросила я.
— Ну… что-то ты думаешь?
— Я Вовку знать не знала. Два дня работы под его чутким руководством.
— За два дня можно многое успеть.
А вот это уже настораживало.
— Ничего узнавать я не хочу. Это, как правило, либо тюрьма, либо пуля. В тюрьме не сахар, а на кладбище я не тороплюсь.
— У меня плохое предчувствие, — сказал Славка и даже поежился, а потом посмотрел на меня.
Теперь стало ясно, что за нужда привела его ко мне в столь неурочное время. Я засмеялась, покачала головой и заявила:
— Меня все это не касается. Это твои проблемы, и они никогда не станут моими…
Он был похож на обиженного ребенка, выпятил губы и сопел с самым несчастным видом.
— Но тебе что-то известно? — спросил он осторожно.
— Ничего.
Зная Славку, я могла предположить, что это будет продолжаться очень долго, но в этот раз вышло иначе. Кто-то позвонил ему на сотовый. Славка достал трубку и выслушал сообщение.
— Серега погиб, — сказал он, хоть я и ничего не спрашивала. — Выбросился в окно с шестого этажа. Валька говорит, в квартире нашли записку, что это он убил Вовку. Поскандалили, и он стукнул его по затылку. А потом испугался, что в тюрьму угодит. Валька говорит, он был пьяный в стельку. Такие каракули в письме… И головой вниз.
— Менты довольны? — спросила я и тут же на себя разозлилась.
— Ты думаешь? Кто же тогда убил Вовку? И зачем? А тут вроде все сходится. Они и вправду не очень ладили. И тюрьмы Серега ужасно боялся…
— А кто о ней мечтает? — удивилась я.
Смерть Сереги произвела на Славку самое благотворное впечатление, он повеселел и потерял интерес к нашей беседе.
— Съезжу, переговорю кое с кем. Надо быть в курсе.
— Давай, — кивнула я, проводила его до двери и, — устроившись на подоконнике, закурила.
Предаться раздумьям мне не дал Палыч, он возник в кухне и спросил нерешительно:
— Чего приходил-то?
— Кто его знает…
— Дурака свалял, а теперь ходит… Думать-то раньше надо было… теперь чего… А ты как? — насторожился он.
— Что?
— Как к нему относишься?
— Никак. Палыч, сходи в магазин, хлеба нет. И редиски купи, хочу редиски под майонезом.
— Редиску ты с детства любишь. Бывало, сидишь на подоконнике и трескаешь, точно яблоки…
Взяв деньги. Палыч ушел, а я разглядывала высоченную березу, росшую во дворе напротив нашего окна, и думала о самоубийстве охранника, случившемся весьма кстати.
До двенадцати я ждала Зойку. Решив, что от Ваньки она скорее всего проедет прямо на работу, отправилась в ресторан. Новость о том, что Серега выбросился в окно, уже знали все, персонал активно обсуждал ее, перепевая на все лады. Достоверно известно следующее: письмо он оставил, в три строчки: «Вовку убил я. Мы поскандалили. Убивать я не хотел». Очень лаконичное послание. Упившись до бесчувствия. Серега вышел на балкон в своей квартире и сиганул вниз головой с шестого этажа. Жил он у матери (которая, как известно, была больна), а кончать счеты с жизнью, как заботливый сын, отправился к себе. По-моему, очень разумно. Соседи услышали крик в половине первого ночи. Вызвали милицию и «Скорую». «Скорая» не понадобилась. А вот милиция обнаружила предсмертное письмо и три пустые бутылки водки. В общем, гибель Сереги обсуждалась вовсю. Вспомнили, что на Восьмое марта они с Вовкой едва не подрались, что Вовка одно время жил с Серегиной девчонкой, потом она вернулась к нему, а потом бросила обоих.
— Да я сразу подумала, что это он его укокошил, — перекрикивая всех, радовалась Людка. — Ведь дураку ясно было… — Многие Людку с готовностью поддержали.
В разговорах практически не участвовали трое: Зинка, мрачная, со сдвинутыми у переносицы бровями, зло косилась на всех и дважды прогоняла болтунов из буфета. Зойка, узнавшая новость, наверное, позднее всех, слушала, кивала и поглядывала на меня, точно прицениваясь. Третьим, не участвовавшим в пересудах человеком был давний Серегин дружок Юрка Воронин, или попросту Ворона. Он приехал вместе с Владом, но не сидел, как ему по должности положено, на втором этаже поблизости от хозяина, а торчал у Зинки в буфете и незаметно угомонил полбутылки коньяка. Слушая разговоры о дружке, молчал, но смотрел свирепо. Улучив момент, когда мы остались одни. Зинка шепнула:
— Ворона говорит. Серега машину разбил. Нашли ее за городом, возле нового моста, на объездной. Там же еще дороги нет… Чего он там делал?
«А главное, когда?» — подумала я. Можно, конечно, предположить, что вначале Серега решил покончить жизнь самоубийством, влетев на скорости в опору строящегося моста. Да вот незадача, с балкона парень сиганул в половине первого, а в час его «БМВ» мы видели целехоньким — правда, с лужей крови на коврике.
Зинка, наверное, думала о том же.
— О машине молчок, — напомнила она и добавила с ужасом:
— Лишь бы нас никто не заметил…
Я разделяла ее опасения. Парня заставили написать дурацкое признание, влили в него литр водки и сбросили с балкона. Думаю, «БМВ» не поленились вымыть, перед тем как разбить. На это понадобилось время, оттого и вышла накладка, покойник, уже находясь в морге, влетел в опору моста.
— А чего еще Ворона говорит? — спросила я Зинку.
— Говорит, что Серега психом не был.
— В том смысле, чтоб признания писать? Зинка хлопнула глазами:
— В том смысле, чтоб с балкона… Конечно, перебрал, и в тюрьму отправляться охоты никакой…
— Разве менты к нему цеплялись?
— В том-то и дело, что нет… то есть на нервы, конечно, действовали, но особо не липли.
Если бы у ментов были к Сереге серьезные претензии, он находился бы не в собственной квартире, а совершенно в другом месте. Покровители у него есть, и его обустройство в тюрьме штука сомнительная. Уж очень пугливым парнем оказался Серега.
Даже с появлением посетителей разговоры не прекратились, правда. Ворона перебрался из буфета на второй этаж — туда, где ему и надо было быть.
— Мы на пороге великих событий, — насмешливо заявила Зойка.
— В самом деле?
— Конечно, четвертую смену трудимся, а уже два трупа. Страшно подумать, сколько их будет, доработай мы до отпуска. А этот, со шрамом, сегодня не появится. Произвел мужик впечатление, на такого раз глянешь и трупам уже не удивляешься.
Я схватила Зойку за руку и больно сжала.
— Забудь об этой чепухе.
— О какой? — удивилась она.
— О той, что ты напридумывала, находясь в объятиях Ваньки.
— Ванька парень простой, умом особо не блещет, но человек надежный, а в нашем положении такой пригодится.
— Зойка, — прошипела я, а она усмехнулась.
— Обидно мне, что у тебя какие-то секреты. Но коли ты так решила, придется мне переждать. Хотя лучше б тебе кое-что растолковать мне, чтоб, значит, душа у меня не болела.
— Нечего растолковывать…
— Как скажешь. Я тебе верю, без крайней нужды ты наши головы в петлю не сунешь.
— Черти бы тебя слопали, — не выдержала я.
— Расслабься, — обиделась Зойка, — Проверим удачу, — сказала она и извлекла свои кубики, я сунула руку в карман и достала свои.
— На счет «раз»…
На двоих выпало пятнадцать.
— Не густо, — вздохнула Зойка и ласково мне улыбнулась.
После работы ее вновь встретил Ванька, точнее, пришел часов в двенадцать и до закрытия успел основательно набраться.
— Сегодня дома ночуешь? — спросила я Зойку.
— Не знаю. Сначала его на родной диван определю. Лыка не вяжет и на ногах не стоит, а в историю попадать ему нельзя.
— Все равно сядет, — не удержалась я.
— Само собой, но погулять хочется подольше.
— Охота тебе с ним возиться, — понаблюдав за Ванькой некоторое время и не обнаружив в своей душе ни грамма симпатии к нему, заметила я.
Ознакомительная версия.
