но, судя по вытаращенным Ольгиным зенкам, она узнала всех и была раздавлена этим фактом.
– Санька, тут какие-то бебехи разложены, видать, заходил кто-то.
– Ну, заходил, и что с того? – нетерпеливо оборвал Приходько. – Найдем другой штаб, что нам? Не отвлекаемся, времени мало.
Наконец все разместились, и Санька начал:
– Итак, товарищи. Сегодня, поскольку к нам примкнули новенькие, я вкратце объясню им нашу платформу. Все мы, товарищи, с нетерпением ожидали того светлого дня, когда нам повяжут алые галстуки и мы будем с гордостью носить звание пионеров. Но что мы видим сейчас?
Он сделал паузу. Все бесшумно поинтересовались, что именно они видят.
– Мы видим, что нас ведут не туда, что мы отдаляемся от нашей цели, которая… ну?
– Коммунизм? – робко спросил девчоночий голосок.
Иванова! Оля уже не удивлялась, пребывая во вполне осознанной тоске. Весь актив в полном составе.
– Именно, Настя. Смелее! Есть знания – дели́сь! Вы не понимаете, как важно самообразование! Паразиты, поднявшие голову за время войны, вернулись к политике господствующих классов: понимая, что власть их держится на темноте, лени и несознательности, они или вообще не дают нам знаний, а если и дают, то – обрывки, да еще и в перевернутом виде!
Ольга в полуобморочном состоянии цеплялась за Колькину руку, а он ужасался: «Что он городит, матушки мои? Неужели это то, что вычитал, – быть не может!»
Санька продолжал распинаться о пользе чтения, о том, что будут закупаться газеты, книги и что каждый должен завести тетрадку, в которую станет записывать, что сделано за день по части распространения знаний: просветил кого-то, прочел вслух неграмотному, объяснил заблуждения…
«Невероятно, – ужасалась Оля, – что это? Что у этого пацана в голове, что с ним случилось? И как ведь говорит – как пишет. Трибун, оратор!»
…– Ну, а теперь о главном. У нас есть несколько кандидатов, желающих войти в наши ряды. Встаньте, покажитесь. Да, молодцы. Вы еще октябрята, но мы не из тех, кто презирает молодежь, – важно заявил Санька. – От вас потребуется пройти испытание, для того чтобы доказать, что вы не сдрейфите, если что…
«Лучше бы я об этом всем читал в книжке, – тосковал Колька, поглаживая Олину лапку, холодную как лед. – И что ж получается, это я Олю подбил на это самое? Началось-то с моей идейки… Вот я ишак! Вот и думай тут, быть или не быть! И повернешься – виноват, и не повернешься – виноват… Чтоб вам всем!»
А неузнаваемый Приходько тем временем уже раздавал задания «кандидатам»:
– …пройти по частному сектору…
– По чему? – пискнул кто-то.
– По дворам, – терпеливо пояснил Санька, – там, где дома и бараки, где дачи, ясно? Хорошо. Вот, пройти и выявить кулаков, у кого понасажено больше, чем требуется, тех, кто, как известно, торгует излишками на рынках. Понятно?
– Как же узнать? – снова влез кто-то, судя по голосу, совсем мелкий, лет восьми-девяти.
– Вот и проявите наблюдательность, смекалку.
– А… зачем? – робко поинтересовалась Иванова.
– Вот, Иванова, а я только хотел привести тебя в пример, – попенял Санька, – а ты как была чурка несознательная, так и осталась. Мы с вами пока не можем работать на производстве, приносить ощутимую пользу, но можем по силам приложить руки к тому, чтобы искоренить собственнические инстинкты!
– Чего-чего?
– Делиться надо, – прямо пояснил он, – вырабатывать привычку к объединению!
– А если не захотят?
– Выбора нет. А с теми, кто сопротивляется, мы будем вести воспитательную работу. Ведь что это такое, дорогие товарищи? – В Санькином голосе зазвенела истерика. – Когда в нашей стране, раздавившей фашизм, такие трудности с питанием, разные кулаки яблочки-грушки выращивают, да ладно бы жрали сами – нет, на рынок тащат!
– Так Витя тоже, того, – попыталась вставить Светка, но брат отмел неорганизованные выкрики с места:
– Виктор Маслов, используя свои таланты к коммерциям, выполняет задание политической важности. Все вырученные средства пойдут на литературу и новые методы пролетарской борьбы. Кулаки – это другое. И тащат на рынки, и цены задирают, и жируют на народных бедах…
– Ну да, конечно… – пролепетала Светка.
– …подрывают народное хозяйство, – твердо закончил Санька. – Ильич учил нас, что главный враг Советской власти – это именно кулак. Вот и давайте душить эту гадину, пока руки теплые! Ура, только тихо.
Даже если кто-то что-то недопонял или идей не разделял, «урякнули» весьма дружно, потом как-то деловито и все сразу засобирались.
– Санька, с яблоками что делать?
– Пусть товарищ Маслов возьмет столько, сколько посчитает возможным, – распорядился Приходько, – остальные разбирайте, ешьте сами, а главное – делитесь с теми, у кого нет своих яблок. Так, товарищи. Поскольку эта явка может быть провалена, о дне и месте следующей сходки сообщим особо, по форме номер один позывной – сигнал общий. Расходимся малыми группами.
Наконец-то все вымелись, закрылась дверь, повернулся ключ, в коридоре стихли шаги.
* * *
Колька боялся чиркнуть спичкой: Ольгины глазища горели во тьме, как у бешеной кошки.
– Ты посмотри, какая поганка, – то ли шипела, то ли рычала она, хрустя пальцами, – подонок, мразь! Кем он себя вообразил, паскудник! То есть они за моей спиной… вот это?! А ключ, ключ откуда?!
– Оля, ты только не плачь. Ключ-то мой у него.
– Откуда?!
– Так я его тогда того… не сдал. Ну, не спросил никто, я и не сдал. Он и висел с общими ключами, в коридоре, а Санька, видать, того, подрезал.
– «Того», «на этого»! – передразнила Ольга. – Пожарский, знаешь, кто ты? Надо же думать о последствиях своих поступков!
Правда, в этот момент, видимо, совесть взяла верх над гневом, и Оля, смутившись, замолчала.
– Ладно, оба хорошо поработали, – признал Колька, вздохнув. – А теперь к основному: что делать-то будем?
Поохав в свою очередь, Оля решила:
– Пошли по домам. Голова пухнет, и вообще… лучше поспать, а завтра видно будет.
Распростились у подъезда. Оля поднималась по сумрачной лестнице, еле-еле передвигая ноги. Так не годится. Надо взять себя в руки, бессовестно распустилась.
«Ну что, собственно, произошло? Ничего еще не потеряно, ни-че-го. Все еще можно исправить, главное – успокоиться, как это… очистить голову от мыслей. Бр-р!»
Оля ужаснулась еще больше, даже головой мотнула, отгоняя призраки, порожденные угольным контуром на полу тира.
«Но – постой. Пусть враг, но мысль-то здравая! И Ленин призывал учиться у классовых врагов… или Сталин? Нет, точно Ленин. Сейчас я встану вот тут, в укромный уголок, где никого нет, и начну ни о чем не думать…»
Она так и сделала.
Зажмурилась.
Сосредоточилась.
Ничего не вышло.
«Да не могу я ни о чем не думать! Мне срочно надо… так, что мне
