– Что же водитель?
– Говорит, целуйтесь, но я тогда включу счетчик простоя. Валерий засмеялся: «Любовь за деньги».
– Заплатил?
– Сколько длится поцелуй? Несколько секунд. Пятерку дал.
– Да, широта.
– Но и дикая любовь, случалось, от натуры. Знаете, кого он считал человеком, способным на настоящую мужскую любовь?
– Наверное, Отелло.
– Джека-Потрошителя.
– Подождите... Это же изувер.
– Знаю. Он насиловал женщину, потом убивал, а потом съедал ее сердце. Вот, говорил Валерий, настоящая любовь.
– И вам было... не страшно?
– Господи, шутил он. А хоть бы и страшно? Меня подружки отговаривали.
– Почему?
– Не пара, говорили. Он, мол, бросит тебя, найдет красивую, образованную, богатую. Пусть потом бросит, но сейчас-то любит.
– Вы так равнодушны к своему будущему?
– А, при чем здесь будущее... Сергей Георгиевич, чем меряется длина жизни?
– Прожитыми годами.
– Нет, не прожитыми годами, а счастливыми днями. Сколько их у, человека было, столько он и прожил. Прошли счастливые дни, то, считай, прошла жизнь. Мне двадцать девять. Календарных. А счастливых? Эти два месяца с Валерием. Не знаю, наберу ли еще два месяца из прошлых лет.
– Тем более обидно: если любимый человек уходит, и вроде бы навсегда...
– А память, а пережитое счастье останется на всю жизнь, как родимое пятно.
– Значит, подружек не послушали.
– Анька Ростовцева мне внушала, что любовь – это красивая выдумка. Допустим. Но в жизни полно разных выдумок. И чем это плохо – красивая выдумка?
– Вы говорите о своей любви... А о его?
– Делали такой опыт... Мужчинам и женщинам завязывали глаза и куда-то отвозили. Нужно было сориентироваться, показать часть света... Почувствовать магнитное поле земли. Так вот женщины это делали во много раз лучше мужчин. Как птицы.
– К чему этот пример?
– Женщины ближе к природе, поэтому и любят сильней.
– Хотите сказать, что вы любите его сильней, чем он вас?
– Наверняка.
– Вас это устраивает?
– Не в гастрономе, обвеса не боюсь.
– Так, допустим, с любовью мы разобрались...
– Сергей Георгиевич, все-таки не пойму, зачем спрашиваете про мою любовь?
– Чтобы знать меру вашей искренности.
– Как это... искренности?
– Правду говорите или нет.
– А что, влюбленные врут?
– Любовь, Нина, не только чувство великое, но и слепое. Если бы вы знали, какие турусы на колесах городят мне жены ради спасения своих мужей...
– Жалеют.
– Мужей. А других? Недавно вел дело: пьяный открыл стрельбу из окна по людям и ранил девочку. Допрашиваю жену. Муж был пьян? Что вы, стакан пива и стакан чая. Разбил стекло дулом ружья? Что вы, открыл форточку, чтобы подышать. Стрелял в прохожих? Что вы, пальнул в голубя на балконе, чтобы не гадил... Мужа ей жалко, а девочку не жалко.
– Мне-то зачем и про что врать? Валерий ни в кого не стрелял.
– Кстати, не было ли у него каких-либо странностей?
– Что за странности?
– Назовем это нестандартным поведением.
– Не знаю, не замечала. Разве... Бывает, что сорвется и убежит, как ошпаренный.
– Чем объяснял?
– Вдохновением. Говорил, что увидел цвет, надо закрепить.
– Где это обычно случалось?
– На улицах, раз в кино убежал...
– А, скажем, в квартире или у вас в гостях?
– Нет.
– Еще что замечали?
– Господи, я следила за ним, что ли?
– Имеются в виду странности, привычки...
– Привычки... Он, например, верил в приметы.
– В какие?
– Главная примета – число семь. Валерий считал его роковым для себя.
– Как это понимать?
– Число семь значит семь разных обстоятельств, которые могут с ним произойти. Я-то смеялась, потому что они, эти обстоятельства, яйца выеденного не стоят.
– Все-таки, какие?
– Первое, ему должен присниться страшный сон: якобы на него наваливается многопудовая медуза черного цвета и ему нечем дышать. Или черный осьминог и душит щупальцами.
– Именно медуза или осьминог?
– Обязательно морское, студенистое и черное. Второе обстоятельство: неотвязный человек с соколиным взглядом, который ему встретится дважды или трижды.
– Это все во сне?
– Нет, наяву, где-нибудь на улице или в транспорте. Третье: казенная бумага с орлом.
– Что за бумага?
– Знаете, я и сама не поняла. Четвертое: ночной звонок судьбы.
– Какой, в дверь или телефонный?
– Я не спрашивала. Пятое: вкрадчивый скрип тормозов. Шестое: каменный холодок в сердце. И седьмое обстоятельство: зеленая звезда на бледно-зеленом небе. Вы улыбаетесь, а Валерий боялся их.
– Но почему?
– Потому что я забыла сказать... Боялся он их не по одному, а всех вместе. Поодиночке и сны страшные ему снились, и звонки ночные были, и тормоза скрипели... Валерий говорил, что в тот день, когда совпадут все эти семь обстоятельств, он погибнет.
– Так... Страшный сон, неотвязный человек, казенная бумага, ночной звонок, скрип тормозов, холодок в сердце и зеленая звезда. Все в один день. И правда, испугаешься. Случаем, не потому ли он уехал, что они совпали?
– Нет, уехал из-за другого...
– Хорошо, к этому мы еще перейдем. Нина, а дома вы у Валерия бывали?
– Не раз.
– Расскажите пожалуйста.
– Тоже с подробностями?
– Непременно.
5
– Валерий снимает однокомнатную квартиру за шестьдесят рублей. Ну, пришла я к нему в первый раз... Что рассказывать-то?
– Опишите квартиру.
– Она меня разочаровала. Думала, что увижу там черта в ступе. А в комнате почти нежилая пустота. Тахтушка стоит да один стул. У окна мольберт и краски. На кухне что-то вроде тумбочки с посудой да крохотный холодильник «Морозко». Какой-то приют безработного.
– Вы по этому поводу что-нибудь сказали?
– Удивилась. Валерий объяснил, что все постороннее, всякая мебель и тряпки рассеивают внимание. Я понимаю, телевизор... Но магнитофон-то можно было бы покрутить.
– Что же, и чаем не угостил?
– Чаем... Пир закатил!
– Стола даже нет, говорите...
– Достал из-за тахты ковер два на три ручной работы. Зажег четыре свечи. Потом сделал курицу в духовке особым способом. Вставляют в куриное нутро бутылку из-под «Пепси» – прожаривается до косточек. А знаете, что мы пили?
– Коньяк «Наполеон»?
– Век никому не угадать... Корейскую водку.
– Разве это такая уж невидаль?
– Еще какая! Что, по-вашему, лежит в бутылке?
– Корень женьшень.
– Змея.
– Как змея?
– Натуральная змейка, которая в этой водке растворяется и придает ей особую ядовитую крепость. Ему моряк привез.
– Бананы моряк привез, водку... Друг, что ли?
– Не знаю, но связи там у Валерия есть.
– Вы упомянули про мольберт... А что на нем – начатая работа?
– Закрыт холстиной. Но после-то я узнала, когда увидела пурпур Ольхина...
– Ну, до этого мы еще дойдем. Вы сказали, что наведывались к Валерию не раз... Что-нибудь странное в квартире или в его домашнем поведении замечали?
– Нет.
– Не спешите, пожалуйста. Подумайте.
– Вопросики у вас... Никаких странностей. Если только вот кнопки...
– Какие кнопки?
– Канцелярские. Дважды я видела, как он собирал кнопки в передней. Сказал, что просыпал их целую коробку, а теперь месяц подбирает.
– Скажите, когда он их собирал: как только вы пришли, в середине вечера или перед уходом?
– Когда пришли. Господи, да разве это странности?
– Вас же удивило.
– Не удивило, а сейчас почему-то вспомнилось.
– Нина, у меня плохо складывается его образ... Что он любил, что читал, о чем мечтал...
– Детективы любил.
– Какие?
– Не поверите, но читал их на английском языке. Обложечки яркие, как после ремонта.
– И за что любил?
– За удачливых героев. Говорил, что не ребята, а супера.
– Супермены?
– Ну да.
– Это он про инспекторов полиции?
– Почему... Про всяких мафиози.
– Ах, вот как...
– Валерий мне эти детективы пересказывал, да я ни одного до конца не дослушала.
– Нина, а кем он хотел быть?
– Художником.
– Я имею в виду не специальность, а личность. Каким человеком?
– Планы у него наполеоновские. Хотел быть свободным телом и духом.
– От чего свободным?
– Говорил, от юдоли. Я плохо все это понимала. Про червяков рассказывал.
– Про каких червяков?
– Про лесных, которые за год на гектаре земли выбрасывают до тридцати тонн земли.
– Ну и что?
– Валерий говорил, что он не хочет копошиться в земле вместе с этими червяками.
– А каким же способом хочет он освободиться телом и духом?
– Само собой, стать великим художником.
