— Вы? — уже громче спросил мужчина.
Теперь она только кивнула. Милиционеры скромно стояли у самой двери, которая так и осталась приоткрытой. Они ничего не делали, просто стояли, глубоко засунув руки в плащи, будто их работа ещё впереди — как грузчики, ждущие команду бригадира выносить мебель.
— Дайте паспорт, — приказал пожилой мужчина.
Дрогнувшими руками схватила она с трюмо сумочку и достала паспорт.
— Так, — открыл его мужчина, — Новикова Марианна Сергеевна, всё правильно.
Ловко, как письмо в почтовый ящик, бросил он паспорт в свой карман и уже без хрипотцы сообщил:
— Собирайтесь, вы арестованы.
Когда он это сказал, она ещё улыбалась. Губы так и остались в улыбке, но это была уже гримаса. Она прижала руки к груди, но они безвольно поехали вниз по телу.
— За что… арестована? — всё-таки спросила она.
— Сами знаете за что, — буркнул мужчина. — Вот санкция, читайте.
Она взяла бумагу и увидела слово «следователь».
Бумага была пёстрая и тяжёлая, такая тяжёлая, словно женщина держала не лист, а каменную книгу. Руки безвольно опустились. Мужчина на лету перехватил бумагу и тоже спрятал в карман.
— Одевайтесь, гражданка.
Он снял с вешалки плащ и набросил на её плечи. Она взяла с трюмо шляпку, секунду подумала, что с ней делать, вспомнила — и надела без зеркала.
— У меня же ребёнок в яслях…
— Ничего, позаботимся, — успокоил мужчина.
— На работу надо идти…
— Ничего-ничего, работа не этот, не волк, не убежит. Есть уважительная причина, прогула не поставят, — вдруг засмеялся он.
Милиционеры смотрели на неё с любопытством, и с сожалением — молодые ещё ребята.
— Ну что, пошли? — предложил мужчина.
Милиционеры синхронно вытащили руки из карманов и выпрямились. Она оглянулась, обвела глазами стены, словно хотела у них что-то спросить, и остановилась на телефоне.
— Разрешите позвоню… о ребёнке…
Мужчина глянул на часы, подумал и буркнул:
— Звоните. Только скорее.
Дырчатый диск вырвался из-под тонкого пальца. С третьего раза номер набрался. Она прижалась к прохладной трубке.
— Максим, если успеешь — устрой Герку. Я уже арестована.
Её тело дёрнулось, словно она проглотила что-то огромное, чугунное, а не маленький комочек в горле.
— Ну и хватит, ну и всё, — подошёл старший и положил трубку на аппарат. — Пошли, ребята, а я квартиру опечатаю.
Она медленно двинулась к двери, всё ещё не понимая толком, что с ней случилось. Она выполняла приказания этого грузного грубоватого человека, у которого в кармане была пёстрая бумага со словом «следователь». Другое слово — «арест» — только стукнулось о её мозг, как мячик о стенку.
Она прошла между высокими худыми милиционерами и ступила на площадку. Тут же один из них оказался впереди, а второй двинулся сзади.
Они вышли на улицу. Два школьника сразу присмолились к мокрому асфальту, разглядывая, как милиционеры подсаживают тётю в железный фургон с крохотными окошками-форточками. Лязгнула дверь, и кузов гулко вздрогнул, как пустая цистерна. Потом долго ныл стартёр, не в силах завести мотор в сыром воздухе. Машина развернулась и поехала, зашипев по большой луже-озеру. В окошке-форточке белело лицо.
Все знают, что есть ещё горе на земле. Люди ещё страдают, мучаются и плачут. Ещё плачут от горя дети. Но горе-то людское — тоже от людей. Не от компьютеров же?
Ровно в десять Рябинин вбежал в прокуратуру — опоздал на полчаса. Вчера помощник прокурора по общему надзору Базалова дала ему на два вечера три журнала с интересной повестью. Читал до трёх ночи.
Рябинин отпер кабинет, хотел уже войти, как в коридоре со стула взметнулся кто-то длинный и ринулся к нему. Рябинин шмыгнул в кабинет, пытаясь придавить его дверью. Но тот был сильней. Следователь отскочил к столу и увидел перед собой Ватунского — лохматого, серого, с фиолетово-сизыми губами.
— Что с вами? — громко спросил Рябинин, ловя носом воздух, но алкоголем не пахло.
— Сволочи! — шипяще выдавил Ватунский. — Красивые слова говорите! Ну вот я — арестовывайте! А то опоздали, я ведь только ушёл от неё! Ну что стоите? Жмите кнопку! Вызывайте конвой!
Ватунский шагнул вперёд, и Рябинин, как кролик, проскочил в щель между столом и стенкой. Оружие было в сейфе, да и что бы он стал делать с ним — не стрелять же! Ватунский упёрся бёдрами в стол — теперь только этот деревянный прямоугольник разделял их.
— Что с вами, Максим Васильевич? — ещё раз крикнул следователь.
— Ничего со мной!
Его глаза заплыли яростью, как и синюшно-мраморное лицо. Казалось, волосы шевелились от сдерживаемой ненависти. И кулаки — Рябинин увидел закостеневшие кулаки и вспомнил, что Ватунский боксёр. Но он не испугался, не успел испугаться, поражённый видом и поведением Ватунского. Рябинин ошарашенно смотрел в почти не узнаваемое лицо и ничего не думал и не делал.
— О гуманизме болтаете! Психологией интересуетесь?! В душу лезете! Честное слово даёте! Не-ет, вы не следователь! Неужели все вы такие? Мало, что меня бьёт — упавшего, лежачего, казнённого самим собой! Бей! А её-то зачем арестовывать? За жизнь по подложному паспорту? Да вся ваша прокуратура мизинца её не стоит…
И Ватунский двинулся на следователя — то ли хотел приблизиться вплотную, лицом к лицу, то ли ударить головой хотел. Рябинин отпрянул, поражённый дрожащим подбородком, затрясшимися щеками и — глазами, блеснувшими стеклянно. Да в них же стояли слёзы, слёзы у мужчины, у Ватунского! Да он же сейчас заплачет.
Видимо, это был нервный шок. Надо сделать что-то резкое и сильное, чтобы он опешил хотя бы на минуту.
Рябинин дёрнулся вбок, запустил руку под пиджак, к подмышке, где детективы носят пистолеты, напряг лицо и крикнул высоким сорвавшимся голосом:
— Назад!
Ватунский на секунду замер, сбычившись над столом. Рябинин выдернул руку из-под пиджака и, швырнув её вперёд, мягко положил на плечо главного инженера:
— Максим Васильевич, я её не арестовывал. Ради бога, расскажите всё спокойно.
— А кто ж её арестовал? — сдавленно спросил Ватунский, не меняя позы.
— Впервые слышу. Вы не путаете? Да вы сядьте…
Ватунский тяжело опустился на стул.
— Не верю теперь я вам, — зло сказал он, но уже сказал, не крикнул.
— Ну говорите же! — потребовал следователь.
— Сегодня утром арестовали Валю.
— Кто арестовал?
— Вы что, правда ничего не знаете? Или опять играете роль гуманного интеллектуала?
— Даю честное слово.
Кровь возвращалась к лицу Ватунского порциями, растекаясь по щекам лапчатыми пятнами, похожими на осенние кленовые листья.
— Приехал в восемь утра милицейский «газик». Её арестовали. Квартиру опечатали.
— Где вы были?
— Уже на работе. Она мне позвонила. Всего два слова сказала.
— Ничего не понимаю, — сказал Рябинин. — Подождите…
Он снял трубку и начал звонить в райотдел милиции. Начальник был на совещании в Управлении внутренних дел. Заместитель по оперчасти где-то читал лекцию. Второй заместитель работал недавно, и ему звонить не стоило. Тогда Рябинин позвонил дежурному.
— Дежурный Петунин слушает, — раздался в трубке глуховатый голос самого старого работника райотдела.
— Фёдор Кузьмич, Рябинин тебя беспокоит, — потеплевшим голосом сказал следователь. — Как поживаешь?
— A-а, Сергей Георгиевич, — обрадовался и Петунин, — Живём, боремся с преступностью, добиваемся девяносто девять и девять десятых процента раскрываемости. Небось арестовываешь кого-нибудь, машину прислать?
— Да нет. Фёдор Кузьмич, у тебя Новиковой среди арестованных нет?
— Как нет? Есть. Сидит в камере и плачет. Всего одна баба у меня и есть.
— Как она… и за что? — спросил Рябинин и почувствовал, что волнуется.
— Арестована по постановлению следователя прокуратуры из Норильска. Сейчас посмотрю… За мошенничество и хищение из магазина различных товаров и денежных средств…
Петунин замолчал, шурша бумагами, кому-то отвечал, кому-то велел не лезть к нему своей пьяной рожей.
— Так что этапировать её надо в Норильск, — наконец добавил дежурный.
— Фёдор Кузьмич, не надо её этапировать. Её надо немедленно выпустить.
— Как выпустить?
— Она не Новикова, она жила по паспорту Новиковой. Интересно, кто из оперативников занимался розыском? Неужели не могли проверить? Она и в Норильске не была.
— Да я не знаю. Но как же так? Что-то неясно.
— Вот так. У меня её личное дело. Настоящая преступница где-то скрывается, а вы забрали другую, жившую под её именем.
— Мне бумага нужна, — подумал Петунин.
— Фёдор Кузьмич, я сейчас же с курьером отправлю вам отношение — её надо освободить сразу же. А начальнику райотдела я позвоню, как только он придёт. Таких оперативников гнать надо. Ну, хорошего тебе здоровья.
