Ознакомительная версия.
Президент замолчал, и Антон понял, что только что состоялось самое главное в разговоре. Рука Копаева сама потянулась к карману, где находился телефон, но он вовремя изменил направление ее движения и вынул платок.
— В четыре часа, Артур Олегович.
Спустившись вниз, он в холле клуба вынул трубку и нажал на ней несколько кнопок:
— Сидельников, люди Ресникова уже в квартире Крыльникова.
— Мы тоже. И я их, кажется, уже вижу. Двое, один в сером костюме и рубашке в полосочку, другой в синем костюме и лиловой рубашке. Принесли венок и сейчас не знают, куда его деть. Кстати, Полянский подъехал…
— Я велел ему ехать к вам после того, как закончит с адресами.
— Думаете, перестал снабжать Шульгина информацией? — с недоверием поинтересовался Сидельников.
— Не перестал. Но все что сообщает, я знаю.
Не успел он уложить телефон в карман, как тот залился полифонией — саунд-трек к мультфильму «Следствие ведут колобки». Уже дважды, забывая выключать телефон при разговоре с Быковым, Антон вызывал его мефистофельские улыбки.
— Антон, — раздался в трубке голос Быкова, начальника УСБ. — Проверка ГУВД футбольного клуба «Олимп» была инициирована самим Крыльниковым.
— Он не мог сделать это лично, — запротестовал Антон. — Это означает засветиться!
— Разумеется. Поэтому Крыльникову поступила информация от оперуполномоченного Гринева, который, ссылаясь на агентурное сообщение, доложил руководству об имеющих место махинациях. Ты не мог об этом знать, потому что оперативная информация в делах отсутствует.
— Почему я узнал сейчас?
— Потому что я, развеивая свою тоску, решил развеять ее и у Стоцкого. ФСБ разрешила мне поговорить с этим парнем. Почту получил?
— Да.
— Так вот, парень, похоже, не понимает, что продавился. Если эта информация для тебя ценна, имей ее в виду.
Это была не просто информация. Это был ответ на многие вопросы, ответы на которые Копаев пока был не в силах найти. Сейчас же перед ним открылась еще одна сторона этого странного уголовного дела. Проверку Крыльниковым клуба «Олимп» организовал сам Крыльников.
Быков был прав в своих сомнениях — смерть полковника Крыльникова явилась следствием его преступной деятельности. Очередной преступник в погонах. Но доказательств этому добыто пока не было. Как не было добыто доказательств вины и других лиц, связанных с Крыльниковым.
Продолжая развивать события в четком соответствии с уже свершившимися фактами, Копаев выделил для себя два главных момента. Во-первых, Крыльников, руководя следственной группой, похерил дело, им же начатое, что явно не вписывается в его крутой и самолюбивый нрав. Между тем следователи, привлеченные полковником для расследования фактов коррупции и мошенничества, в один голос заявляют, что в ходе работы ничего, что могло бы иметь интерес для возбуждения уголовного дела, выяснить не удалось. Они не настаивают на том, что расследование проведено в полном объеме, — это и не удивительно, если учесть, что следствие заняло всего неделю. Однако при этом упрямо свидетельствуют, что изучили всю документацию клуба и ничего подозрительного в ней не обнаружили.
До поездки в квартиру Крыльникова у Антона еще было время. Тем более что следственный изолятор находится по дороге. Туда-то и решил заглянуть Копаев, чтобы поговорить с Тузковым.
Ночь в двадцатиместной камере, заполненной тридцатью четырьмя арестантами, сказалась как на психике молодого крупье, так и на его физическом состоянии. По ссадине на скуле следовало догадываться, что он, совершенно не имевший каторжанского опыта, либо плюнул в камере на пол, либо отказался стоять на шухере у «глазка» при «роботе» [4], когда «центровые» шпилили в «буру».
— Вы какой-то нынче не такой, барин, — заметил Антон, подталкивая к Тузкову пачку сигарет. — Словно из камеры.
— Шутите? — Потомок «небогатого, но дворянского рода» щелкнул зажигалкой следователя и моргнул свежеподбитым глазом, травму которого опер УСБ заметил только сейчас. — Держите человека ни за что с уголовниками и насмехаетесь. Меня избили.
— За что?
— Один из сокамерников узнал во мне крупье из «Азов-сити».
— Ты посмотри, как тесна Россия. В Екатеринбурге тебе бьют морду за проделки в Краснодарском крае.
— Я его тоже узнал, — пропустив мимо ушей тираду, продолжил Туз. — Он тогда спустил полторы тысячи зеленых, упрямо делая ставки на зеро. Пятнадцать раз кряду.
— Это всегда так было, Тузков, — заметил Копаев. — Одни бьют, когда проигрывают, а от других получаешь за то, что помогаешь выигрывать другим.
— Да говорите вы, в конце концов, что вам нужно! — возмутился Туз. — То двоих фраеров бестолковых присылаете, то сами рака за камень заводите! Я устал, и возвращаться в камеру у меня нет ни малейшего желания!
— Вот видите, Константин, как у нас хорошо все получается. Кто велел вам подыгрывать Крыльникову?
— Гаенко! — без раздумий выпалил крупье. — Как полковник приходил, я должен был тотчас вставать к столу и принимать ставки.
— Что, каждый раз, когда тот появлялся? А откуда вы об этом узнавали?
— Мне говорил об этом сам Гаенко. Думаю, Крыльников сообщал ему, что едет в «Азов-сити». А по приезде узнавал номер стола. Управляющий тут же передавал эту информацию мне. Велено было делать так, чтобы полкан не выигрывал больше тысячи. Но и не меньше.
— И как часто он приходил?
— Раз или два в неделю.
— Думаете, у Гаенко были какие-то обязательства перед полицейским?
— А что тут думать? — поперхнулся дымом, едва успев затянуться, Тузков. — Дураку понятно, что полкан крыл казино «крышу», а Гаенко за это рассчитывался. За три года работы я не видел ни разу, чтобы к управляющему приезжали бандиты. И верно — какой идиот поедет, если казино «красное»… Кстати, товарищ следователь… Мне тут объяснили… Короче, поскольку я не государственное добро растачивал, а частное, да еще и по распоряжению его владельца, то вы никакого права не имеете меня за это преследовать. Вот если бы я, наоборот, у Крыльникова…
— Ты мне еще закон почитай. Думаю, скоро тебя выпустят. У них на тебя ничего нет. Так что потерпи еще сутки.
— У них?..
Улыбнувшись, Копаев поднялся.
— У кого — у них?!
— Гаенко — твой начальник?
— Да.
— Значит, ты выполнял указания начальника?
— Верно.
— Но ты осознавал, что поступаешь неправильно?
— Ну конечно! Я же шельмовал!
— Это нехорошо, — Антон не выдержал и рассмеялся. — Под подпиской ходить будешь до суда. А скроешься — будешь сидеть. Так что являйся по первому вызову и давай правдивые показания.
— Черт, да я хоть какие дам, лишь бы не париться здесь!..
— Хоть какие — не надо. Нужно — правдивые. Бывай.
Выйдя из изолятора, Антон сел в машину и поехал к дому Крыльникова.
Похороны — эта та часть жизни, которую всегда хочется побыстрее закончить. Плач вдовы, которая по деревенскому обычаю причитала и рвала на себе волосы, потемневшие от горя дети — их у Крыльникова было двое — мальчик и мальчик постарше, молчание коллег полковника — все угнетало и торопило.
Кое-где среди родственников то там, то тут раздавались шепотки о том, что вот, мол, человек всю жизнь носил погоны, отдавал службе всего себя без остатка, а его начальство, которому он верой и правдой служил, не разрешило разместить гроб в ГУВД. Изредка слышались другие шепотки. О том, что ГУВД — постоянно функционирующий орган, не Кремль и не Дворец спорта. И прекратить там работу по причине того, что умер кто-то из сотрудников, хоть и заместитель начальника, недопустимо. Не хватало еще этим гробом вызывать саркастические улыбки задержанных, привозимых и приводимых в управление.
Словом, ко второму часу прощания, когда рыдания окончательно захлебнулись, вдова, опоенная валерианой, затихла. Присутствующие, коих на общей площади четырехкомнатной квартиры насчитывалось порядка шести десятков, разбились на два лагеря: родственники с друзьями и коллеги Крыльникова по службе. Следуя процедуре мероприятия, вторые периодически подходили к первым, обещали «найти их», «помнить всегда» и заверяли, что «его дело будет продолжено».
Если абстрагироваться от тяжелой атмосферы происходящего и взглянуть на это свежим взглядом, то среди всей разномастной толпы скорбящих можно было заметить два маленьких коллектива по два человека, которые перемещались среди участников собрания, как маломерные суда среди военной флотилии.
Все самое драматичное, неприятное и тоскливое Сидельников и Молибога пережили стоически. Они и были тем первым из коллективов, пришедших скорее посмотреть, чем поучаствовать. Вернее, они были вторым коллективом, потому как постоянно бродили за двумя типами, ранее описанными Копаеву.
Ознакомительная версия.
