На улицах, по которым проезжали два автомобиля, стояли лишь группу любопытных, желавших узнать, что происходит. Многие останавливались, слезали с мотоциклов и велосипедов и расспрашивали тех, кто знал не больше их. Но по мере того, как «дэ-эс» и «шкода» углублялись в окраинные кварталы, люди все чаще перекликались с разных сторон улицы, прилипнув к транзисторам. Ограбление и бегство пантер, должно быть, уже стали известны. В своем возбуждении они не обратили внимания на черный «дэ-эс» и «шкоду». Полицейские, очевидно вызванные на подмогу, направлялись одни к Лорете, другие — к цирку Буша в вое сирен своих радиофицированных машин. Сидя в «шкоде», Майк как знаток оценил работу Дюк. Как мало нужно, чтобы посеять панику в современном городе! Дюк это знала. Что может быть страшнее черных пантер, внезапно попавших на улицы? Великолепные животные, которыми все пражане восхищались, увидев хотя бы раз их со знаменитым дрессировщиком Ханно Кольдманом, получившим за этот номер Гран-При социалистических стран.
Майк Копполано не упускал из виду «дэ-эс» с французским флажком. Он изучил местность и не мог сбиться с пути, но, согласно общему договору, они должны были оставаться в пределах видимости друг друга. Выехав на Берункскую дорогу, они ехали прямо, вой сирен за ними затихал. Через тридцать километров они пересекли Берунку, воды которой казались темными в спускавшейся темноте вечера, затем, въехав на дорогу, идущую по берегу реки, затормозили. Чарли вышел из «дэ-эс» и подошел к «шкоде».
— Держи, — сказал он, протягивая Питеру револьвер 32-го калибра. Потом обратился к Иво Буриану, показывая разобранные патроны на своей ладони:
— Вы можете объяснить, как получилось, что ваши знаменитые «скорпионы» оказались заряжены холостыми? Ты проследишь за ним, Питер. Не давай ему ни с кем говорить по-чешски.
Наконец, когда темнота еще более сгустилась, обе машины двинулись к замку Карлштейн, возвышавшемуся черной массой на фоне ночного неба, и приблизились к деревне, мигавшей огоньками. Водители остановились на маленькой площадке, и Майк вышел из невидимой за деревьями «шкоды». Подняв голову, он пытался разглядеть контуры Карлштейнского замка, когда к нему подошли Дюк и Чарли.
— В форме? — осведомилась вежливым тоном англичанка.
— В форме, — ответил американский агент.
— Не задерживайтесь. Сейчас на небе тучи, и можно действовать немедленно. Идите.
Взяв под руку Чарли, достойно игравшего роль дипломата, она повела их по мощеной дорожке к подъемному мосту замка. Однако далеко от моста Дюк остановилась у первой крепостной стены, зубцы которой вырисовывались в темноте. Прижимаясь к огромной стене, она вытянула из наручных часов тонкую антенну и нажала на кнопку. Восхищенный Майк не сводил глаз с затянутой в перчатку руки англичанки, манипулировавшей встроенным в часы передатчиком с радиусом действия до пятисот метров. После едва слышного щелчка она приблизила запястье к губам и прошептала:
— Брюнетка — блондинке. Брюнетка — блондинке. Блондинка, слышите меня?
Короткая пауза. Потом далекий, но различимый голос Ирэн, запертой в замке со вчерашнего дня, со времени последней разрешенной до прибытия королевских сокровищ экскурсии, ответил:
— Блондинка слышит вас, Брюнетка.
— О’кей, — ответила Дюк. — Приготовьтесь. Мы идем. Спускайте.
— Вас поняла, — ответил голос Ирэн. — Спускаю.
Дюк убрала маленькую антенну в часы и указала наверх Майку, смазывавшему лицо и руки черной мазью, которую дал ему Чарли.
— Вас ждут.
Майк кивнул головой, размотал нейлоновый шнур и точным жестом забросил крюк на стену. Затем поднялся, упираясь ногами в стену, подбадриваемый шепотом Чарли: «Удачи, Жюрассьен». Подъем занял немного времени, так как Дюк выбрала место, где стена, построенная на скале, была ниже. Когда он был уже наверху, Чарли предупредил:
— Быстрее. Легавые.
Майк спустился с другой стороны, лег на траву и напряг слух. Из замка шли люди, эхо доносило разговор по-чешски. Уткнувшись носом в траву, Майк затаил дыхание и понял, что шаги прекратились. Наконец, один из чехов что-то спросил, ему по-французски ответил Чарли:
— Сожалею, месье, но мадам — супруга посла очень плохо понимает ваш язык… Я сам…
— О! Простите, — извинился тот же голос на довольно приличном французском.
Он, должно быть, осветил Дюк и Чарли лучом фонарика, потому что Майк увидел между зубцами луч света.
— Мы пришли накануне назначенного на завтра фестиваля, на который мадам — супруга посла приглашена, — заявил Чарли. — Ее Превосходительство обожает смотреть на Карлштейн и его старые камни ночью. Она находит это место самым поэтичным в Чехии.
— Мы прекрасно понимаем Ее Превосходительство мадам — супругу посла, — произнес польщенный полицейский. — Всего доброго. Располагайте своим временем.
Шаги удалились, и Чарли успокоил:
— О’кей, Жюрассьен.
Майк взял крюк, намотал шнур на руку и с такой же точностью преодолел вторую стену и оказался у подножья большой башни замка. Вокруг него все было тихо и темно. Почтенные камни, дневное тепло которых он ощущал ладонями, еще более усиливали его чувство одиночества. Специальный агент оказался точно под люком, находившимся в двадцати четырех метрах над ним, и стал ждать, когда опустят трос.
Закончив разговор, Ирэн убрала антенну в часы. Она, любившая риск и опасность, была восхищена. Ночь и день на этом чердаке… с летучими мышами… с неясными шумами… в тоскливой тишине в остальное время… а под ее ногами в полотняных туфлях — легавые, тремя этажами ниже… Быть во власти возможного патруля… неожиданного появления хранительницы… хотя в помещениях было много уголков, где можно было спрятаться. Но Дюк все предусмотрела. Охрана, стерегшая королевские сокровища, была в самом низу, в зале, где не было недостатка ни в еде, ни в пиве. Кроме того, если и была угроза нападения, то исходить она должна была снизу, от ворот, но уж никак не сверху. Двадцать четыре метра… Даже птица… И потом, они так уверены в эффективности своей полиции… своих методах, а главное, в своей стране, где ничего не может произойти. По крайней мере до этого дня, потому что они тоже слушали радио… о похищении «Пражского»… о начавшемся расследовании… о панике, возникшей из-за бегства пантер из цирка… Тем не менее они не потеряли уверенности в себе и не могли предположить, что нападение произойдет — и не снизу. Вообще, почему оно должно произойти? Кому придет в голову атаковать укрепленный замок? Во всяком случае, они и представить себе не могли, что в двадцати метрах над ними…
С лебедки, которую Ирэн тщательно смазала накануне, продолжал разматываться трос, стукавшийся о камни башни. Ирэн не пришлось затрачивать никаких усилий — трос раскручивался сам под тяжестью собственного веса. Изредка лебедка все-таки поскрипывала. Девушку восхитила возможность занять место Дюк в этом безумном предприятии. Стать первой в мире женщиной, прикоснувшейся к короне Богемских королей, при этой мысли она начинала дрожать от возбуждения, доходила до спазм. Она не спала. Пол был завален мышиным пометом… Однако она чувствовала себя в форме. Она вся состояла из нервов, риска, безумия. Сдерживая тяжелую рукоятку, она наклонилась над люком, следя за спуском троса. Какая ночь! Какое приключение! И какие перспективы!.. Хватит продавать себя в той или иной форме самцам! Она сможет выбирать сама. Богатство было в ее нервных руках, державших рукоятку, которой касались ладони рабочих и каменщиков…
Целое состояние! Его ей предложила Дюк за то, что она заменит ее. Троса на барабане лебедки оставалось все меньше, затем последний скрип, и трос размотался полностью. Там, внизу, этот французский бандит Жюрассьен, кстати, красивый парень, в ее вкусе, должно быть, кипел от нетерпения. Она положила свою руку в перчатке на трос и почувствовала, что он натянулся. Значит, он поднимается. Она отступила, коротким лучом маленького фонарика осветила спортивную сумку, куда сложила «термо», сэндвичи, свечи и сигареты, и закурила одну из них. Она наслаждалась первой затяжкой, когда тихое потрескивание раздалось на ее запястье. Она быстро вытащила из часов антенну и послушала.
— Брюнетка — Блондинке. Брюнетка — Блондинке, — шептала Дюк в ста метрах от нее.
— Блондинка вас слышит, — ответила Ирэн. — Все о’кей. Прием.
— Возвращаемся через тридцать минут, — прозвучал голос англичанки. — Сразу же идем к машинам. Конец.
Указательным пальцем Ирэн убрала антенну в часы, села рядом с люком, вслушиваясь в тишину. Черные джинсы и льняная сорочка того же цвета защищали ее от прохлады, проникавшей через раскрытые отверстия.
Трос коснулся подбородка Майка Копполано, и он почувствовал запах старой пеньки, в которую за столетия набилась пыль. Он еще раз проверил, хорошо ли сидят перчатки: специальные, укрепленные на ладонях, с железными шипами, чтобы легче было цепляться за трос. Потом напряг свое тело атлета и начал подъем. Он лез медленно, не спеша, экономя силы, его черный силуэт в черном берете сливался с темной громадой башни. Прошло десять минут, прежде чем он достиг первого рубежа на своем подъеме: десятисантиметрового выступа, опоясывавшего прямоугольную башню. Крепко держась за трос, он сумел прижаться телом к стене, расставив ступни в стороны, устоять на этом выступе. Медленно, чтобы не потерять самообладания, он дышал, стараясь не смотреть вниз. Не потому что он опасался головокружения, просто не стоило отвлекать мысли от значительного усилия, предстоявшего ему. Наконец, он возобновил подъем, напрягая мускулы, вся его энергия ушла в руки и ноги. Вдруг налетевший порыв ветра качнул его, он ударился локтем об стену и непроизвольно заметил вдалеке внизу, полускрытый, огонек в окне зала замка, где находилась охрана. Еще несколько минут, и он, сначала коленом, а затем ступней, нащупал второй цементный выступ и оперся на него. Мысленно он поздравил Дюк за гениальную организацию. Это она обратила внимание на декоративные выступы на башне и сочла, что они могут стать пунктами передышки при восхождении. После новой паузы специальный агент покинул свой «перевалочный пункт» и возобновил подъем, сосредоточившись мыслями на открытом люке, где Ирэн, любовница Рихарда Тубека… Мысли об убийстве старого друга в такой момент принесли ему облегчение. Несомненно, он его получит, этого подонка! Он привезет его в Лондон, где его осудят. Продолжая свои усилия, слегка откинув назад голову, чтобы смотреть вверх, он стряхнул тяжесть с рук, означавшую усталость, под впечатлением чувства, что он поднимается к мести и долгу дружбы. Он еще дважды отдыхал на цементных выступах перед последним рывком. Еще пятнадцать метров… В этот момент он машинально повернул голову и увидел в дали, показавшейся ему головокружительной, обозначенную огоньками деревню. Он встряхнулся, чтобы не дать страху завладеть собой, и продолжил свой подъем, стиснув зубы, чувствуя боль в мышцах.