— Черт побери! — выругался Майк.
Золото и драгоценности окружали девушку языческим ореолом.
— Черт побери! — повторил он, видя, как она, взяв державу и скипетр, спускается по ступеням. Потом медленно она приблизилась к нему, залитая золотым светом, идущим с потолка, улыбающаяся, держа скипетр в левой руке, а тяжелую державу — в правой. Тело ее было напряжено, голова чуть откинута назад, чтобы легче держать корону чешских королей. Майк затаил дыхание. Если бы не джинсы и льняная рубашка… Шлюха! В ней была порода, какое-то благородство в крови. Если бы она появилась не в современных джинсах, а в придворном платье… Если бы родилась не авантюристкой, а у подножья трона…
Выйдя за разделительную решетку, она остановилась. Майк, почувствовав что-то странное, удивился и обратился к ней, сдерживая тон:
— Быстрее. Нельзя терять времени.
Но она не слушала. Священное место… знаменитая корона… золото на потолке… суровые лики епископов… священная тишина веков… запыленные готические колонны… огромный кожаный молитвенник… Крупные полудрагоценные камни в украшениях как бы подмигивали ей… Все, о чем она не могла и мечтать!
Какая женщина до нее переживала подобный миг? Какая чувствовала на голове груз веков и былого величия? Медленно, чтобы ее лучше было видно, или для себя самой, Майк не знал, такой изменившейся она ему показалась, она повернулась.
— Быстрее, господи боже! — Он начал терять терпение. — Какого черта вы возитесь?
Но она по-прежнему не слышала его. Ею овладело какое-то безумие. Вместо того чтобы вернуться к нему, она положила атрибуты королевской власти на пол и с застывшим лицом разделась, чтобы показаться голой среди золота.
— Да вы сбесились! — крикнул Майк, уже не контролируя себя. — Вы…
Он не закончил. Она опять надела корону, взяла державу и скипетр и пошла к нему, чуть покачиваясь.
— А, черт! — в ужасе прошептал он. — Она действительно не в себе.
Но он ошибался. Или, по крайней мере, в безумии Ирэн оставалась частица здравого смысла. Остановившись перед ним, она подняла к нему голову и развела руками, как бы предлагая себя и корону.
— Кончайте, господи! — Майк обозвал ее: — Идиотка!
Она засмеялась, глаза ее засверкали:
— Я хочу заняться любовью, — сказала она. — Слабо?
— Торопитесь и не болтайте глупостей! — заворчал он. — Ну, кладите это в мешок.
Он бросил ей такой же мешок, как и тот, в котором уже лежало «Пражское солнце». Продолжая смеяться, она засунула туда сокровища и подобрала свои вещи. Через пять секунд она стояла рядом с Майком, забыв выключить в часовне свет.
— Я вернусь, — решила она.
— Не надо, — резко ответил он. — Никто его не увидит. Уходим.
Но вместо того, чтобы послушать его, она попыталась прижаться к нему в темноте.
— Слабо? — повторила она, все сильнее прижимаясь к нему.
Он схватил ее за руку и без церемоний потащил, а она, все смеясь, размахивала фонариком.
— Хватит валять дурака, идиотка! — закричал он, нервничая из-за напряжения и этого выставленного напоказ тела.
Они поднялись на чердак, и, когда он, закрепив мешок на спине, подошел к люку, она бесстыдно бросилась на него.
— Трус, — выдохнула она ему в лицо. — Импотент, убирайся.
Он хотел освободиться от нее, но она вцепилась в его куртку и с дикой силой вонзила зубы ему в губу.
— Идиотка! — выругался он, пытаясь отступить.
Она снова бросилась на него. Ее рука в перчатке искала его половой орган. Он опять попытался оттолкнуть ее, но она во власти безумия больше не контролировала себя. Ей нужно было удовлетворение, и она терлась о низ его живота. Он выругался и сильно оттолкнул ее. Удар был таким мощным, что он пожалел о нем. Потеряв равновесие, молодая женщина без единого звука упала и ударилась головой о рукоятку лебедки. Потом так же беззвучно сползла на пол, выронив свой фонарик, луч которого осветил ее лицо.
— Эй! — шепнул Майк, наклоняясь над ней. — Эй! Не падайте в обморок!
Но ее взгляд ничего не выражал. Он еще ниже наклонился над ней, потрогал ее бледное лицо и встал на колени в тревожном предчувствии. Он встряхнул ее. Сначала легко. Затем изо всех сил. Она не реагировала. Она осталась неподвижной. Он поднял ее голову, и у него сжалось сердце и во рту пересохло. Его пальцы были в крови. Он коснулся ее груди у сердца, той самой груди, которую она так гордо выпячивала еще пять минут назад. Он привык к насилию и смерти и не стал больше ничего делать. Она никогда не осуществит свои мечты. Она умерла. Глупо, от идиотского удара, самого непредвиденного. Потом он вспомнил легенду, связанную с короной… Эту историю с эсэсовцем Гейдрихом… Неужели… Он содрогнулся. Все могло случиться в этом странном мире. Но времени на философствования у него не было. А уж о том, чтобы взвалить на себя мертвое тело… Да и зачем? Он потерял много времени. Прежде чем исчезнуть в люке, он закрыл ей глаза. Навсегда. Потом с мешком с королевскими сокровищами на спине он взялся за пеньковый канат и исчез в пустоте.
Не доезжая Драгоу, на Карлштейнской дороге, у «дэ-эс» с трехцветным флажком спустило колесо. «Шкода», которую вел теперь Питер, а Иво Буриан сидел рядом с ним под наблюдением Майка, смывшего краску с лица и рук, остановилась рядом. Выйдя из лимузина, Чарли, увидевший неисправность, сделал Питеру знак продолжать путь.
— Езжай до места встречи, — сказал он. — Мы вас догоним. Если приедете первыми, ждите в темноте. Не зажигайте свет.
Не теряя времени, Питер поехал дальше и исчез на полупустой дороге, где встречались вышедшие из моды автомобили, почтенный возраст которых указывал на надежность их изготовления в ту эпоху. Проехав перекресток, он свернул направо к Луцу, чтобы добраться до Мирошова, где был спрятан вертолет.
Фары полицейских машин, окружавших заброшенный карьер, освещали его как днем. Комиссар Иржи Давид держался в некотором отдалении, облокотившись на крыло своей машины, «волги» советского производства. Опустив голову, он слушал объяснения егеря, которого привезли из Перичсы.
— Да, вертолет взлетел именно отсюда, — рассказывал человек в зеленой форме лесничего. — Я его издалека увидел и подошел узнать, почему он приземлился, но ничего не понял.
— В каком направлении он полетел? — полицейский терял терпение.
Егерь вытянул руку в сторону Мирошова.
— Туда.
— Ты не видел, как он приземлился?
— О! Нет, он улетел далеко. Даже очень, судя по звуку мотора.
Комиссар жестом отпустил его. Чего ради терять время? Он сел в машину, снял трубку телефона и сообщил пограничникам о необходимости усилить бдительность. Затем его автомобиль в сопровождении остальных направился по мирошовской дороге в смутной надежде найти вертолет Иво Буриана. Что же с ним случилось? Едва комиссара поставили в известность о похищении «Пражского солнца», он приступил к расследованию, спрашивая себя, почему Буриан не предупредил его об изменении даты. Но он этого так и не понял. Видя, что расследование разворачивается на фоне паники, возникшей из-за бегства черных пантер, не приводит ни к чему, он на авось помчался к карьеру, где на следующий день должен был состояться арест. По дороге он для очистки совести связался с охраной замка Карлштейн, успокоившей его. Никто не появлялся, ворота, в том числе и у подъемного моста, были тщательно заперты и вне всякой опасности. К тому же одно ограбление в Праге не означает того, что начнут грабить всю страну.
Машины ехали по лесным дорогам, когда в автомобиле Иржи Давида на табло загорелась лампочка. Комиссар снял трубку, послушал и внезапно побледнел.
— Что? — завопил он после минутного остолбенения. — Что?
Он в ярости жевал свою плохую сигару.
— Что? Вы смеете мне заявлять, что королевские сокровища украдены? И делаете это только сейчас? Да вы…
Сжав трубку с такой силой, что стало больно пальцам, он опять послушал, прежде чем вновь зарычать. Кровь прилила к его лицу.
— И еще обнаружен труп женщины? На чердаке главной башни? И, по-вашему, грабители именно сверху… потому что вы были внизу и никто…
Внезапно комиссара обдало холодком, но он справился с волнением. Мягким голосом, особенно опасным у него, он произнес:
— Хорошо. Вы напишете отчет и объясните мне, почему вы не проверили часовню после того, как я вечером связывался с вами. Что вы сказали? Зная, что никакой угрозы снизу нет, вы были уверены, что сокровища в безопасности.
Иржи Давид в ярости выплюнул сигару через опущенное стекло. Потом засюсюкал тем же тоном:
— Запомните, в нашей работе нельзя ни в чем быть уверенным. Никогда.
Он медленно положил трубку, уставившись глазами в стекло перед собой, за которым в бледном свете появилась грациозная и почти нереальная лань, выбежавшая из леса.
