Сама же Надежда Викторовна уже сидела напротив, прищурив левый глаз, как будто прицеливаясь в дорогого гостя. На коленях у нее расположилась увесистая папка в синем кожаном переплете. Длинными ярко отполированными и накрашенными ноготками Коробейникова многозначительно постукивала по ней, и постукивала до тех пор, пока взгляд Мокрова не прилип к папке намертво. Лишь после этого та открылась, и Надежда Викторовна зашелестела цветными глянцевыми страницами вперемежку с такими же разноцветными бланками. Наконец, она вытащила один из них, подмигнула долгожданной находке и, грациозно, как игральную карту, бросив его на край столика, выдохнула:
— Вот!
Косматые брови Мокрова от удивления подскочили вверх, а рука машинально потянулась к бланку.
— Я, собственно, желал бы… — начал было он, но тут в двери показалась девица, очень похожая на секретаршу.
— Надежда Викторовна, звонят из международного центра игровых ассоциаций насчет наших акций! И из профсоюза часового объединения «Полет»: очень хотят быть первыми! Очень!
Надежда Викторовна строго осмотрела свои свеженаманикюренные ноготки.
— Наташа! Ассоциации сообщи, что мы еще не готовы предоставить исчерпывающую информацию. Но перспективы — самые грандиозные! А «Полет» — милости просим! Но… насколько я понимаю, первый игрок у нас уже…
Она вопросительно глянула на Мокрова.
— Мокров! — поспешил подсказать ей генеральный директор, на ходу пытаясь угадать, какие «грандиозные перспективы» сулит ему это первенство.
— О да! Господин Мокров! Вот именно! Разве вы еще, милочка, не зарезервировали для него первую позицию? Конечно, если он этого желает! Так желаете или нет?
Надежда Викторовна как могла обольстительно улыбнулась Мокрову: уж мы-то с вами знаем, что не желать этого просто невозможно!
— Нет, нет, что вы! — заметался Мокров. Он не очень любил такие лобовые вопросы. К тому же он отчаянно силился понять, что ему все это напоминает, а когда понял, обомлел: перед ним гордо восседала Нелли Алексеевна со списком на парткомовскую премию. — То есть, конечно, желаю! Резервируйте! Как же иначе! Помилуйте, для меня это такая честь! Шутка сказать, первый раз в жизни — первый в очереди! Но…
— Скажите пожалуйста! — искренне удивилась Коробейникова, снова, но теперь уже не глядя, зашелестев папкой. — А по гороскопу и не скажешь! По звездам вы — прирожденный лидер! Баловень судьбы! Но в жизни все время идете наперекор ей. Это бывает. Ну что ж, наша игра поможет вам определиться. Помогите же нам помочь вам! Наташа, немедленно выдайте господину Мокрову фирменное удостоверение под номером один! Скажу вам по секрету, — Коробейникова таинственно понизила голос, — в нашей чудо-игре выигрывают все, но миллионерами смогут стать только первые. Самые первые! Вы меня понимаете?
В эту минуту Мокров почувствовал, что у него восторженно заблестели глаза, а грудь выгнулась колесом. О, он все понял! Это было так необычно, так будоражило кровь и будило даже какие-то смутные немного неприличные желания.
Потом на Мокрова как будто обрушилась программа с двадцать пятым кадром. Под бьющий под самые ребра рэп без передышек и перерыва на обед битый час Коробейникова раскручивала перед ним спираль своей чудо-игры. Вся ее речь, как христианская проповедь, состояла из бесконечных строго продуманных повторов, верениц эпитетов в превосходной и уничижительной степени, интригующих намеков, безбожного обезображивания прошлой и возвеличивания будущей жизни, само собой разумеется, исключительно, под знаменем «Надежды-прим».
Перед носом Мокрова, как экзотические бабочки, порхали цветистые графики, гороскопы, договора и листовки. Рэп доколачивал по шляпку вбитые в мозги мысли, и, когда в комнате вдруг наступила гробовая тишина, в душе Мокрова наступила предсмертная ясность и готовность к самопожертвованию.
Коробейникова все еще не приглашала гостя выпить и закусить за успех общего дела. Это был плохой признак: по всему выходило, что, раскрыв перед генеральным директором «Родничка» все карты, генеральный директор «Надежды-прим» так и не сочла его посвященным, готовым, так сказать, к употреблению. За че ж тогда пить! И есть!
Мокров слегка надул губы. Он вовсе не был голоден, но как-то неловко сидеть за шикарно накрытым столом, предназначенным для кого-то другого, когда ты уже с порога решил, что все это для тебя! И, главное, для кого же еще, если по словам самой хозяйки, он — первый и уже, кажется, готов на все.
Он слышал, что в последнее время в дорогих автосалонах вместе с ключами дарят бутылку марочного импортного шампанского. Но только если клиент купил авто экстра-класса! Для всех остальных фирма жертвует дешевые брелки для ключей и прочую мелочь. Значит, его тут пока не считают супер-игроком! И не ему суждено стать миллионером! И Коробейникова с ее дьявольской проницательностью это сразу же просекла. Но как же так: первый и — не миллионер?! Это же супротив всяких правил!
Мокров мало что понял в раскрученной перед ним спирали, но двадцать пятый кадр отложился в его мозгу, как известь на стенках кровеносных сосудов. В сущности всего пара мыслишек да несколько циферок, от которых можно было получить инсульт!
Он — первый и, скорее всего, последний, с кем Коробейникова решила пообщаться лично. Завтра игроков будут великое множество, и знать они о ней будут не больше, чем тайные агенты о своем резиденте. А она о них и того меньше. В дальнейшем ее будут интересовать не люди, а цифры, очень большие цифры, астрономические величины, все и сразу.
И еще — крупно: за каждого приведенного нового игрока Мокров получит из рук в руки сорок процентов от его первоначального взноса, а это — ни мало, ни много — две с половиной тыщи баксов! И еще — но помельче: столько же придется сейчас же внести и ему — безо всяких но и если и прочих международных гарантий.
Но совершенно очевидно, что уже после третьего завербованного его денежки вернутся с лихвой, а дальше!.. Когда Мокров начинал об этом думать, золотые рыбки прыгали в его глазах, как кровавые мальчики в глазах Бориса Годунова.
— У вас много родственников? — услышал он божий глас над собой и чья-то рука легла на его плечо.
— Достаточно, — испугано крутанул он головой, — иногда кажется, даже слишком…
— Вздор! Вам больше не будет так казаться! — загудел голос над головой. — За каждого вы будете благодарить Бога пять раз на день, как правоверный мусульманин. А как с друзьями, знакомыми, приятелями?
Тут только Мокров заметил, что Коробейникова стоит у него за спиной, а ее не по-женски увесистая длань покоится на его плече.
— Видите ли, я — генеральный директор курортно-развлекательного центра «Родничок», — не без гордости заявил он, пытаясь заглянуть Надежде Викторовне в глаза. — Все мои отдыхающие — в известном смысле, мои знакомые, приятели, а при определенных обстоятельствах и друзья. Это — не проблема!
— Даже так! — в полной тишине Коробейникова снова оказалась напротив него, но заглянуть ей в глаза по-прежнему не представлялось возможным, глаза у Надежды Викторовны были непроницаемы. — И они все готовы принести камешек на вашу могилу?
Мокров усмехнулся знакомой мысли. Он больше не искал глаз Коробейниковой. Он и так теперь понимал ее с полуслова.
— Если хорошо попросить, почему нет! Принесут! И не по одному!
— Скажите пожалуйста! — Надежда Викторовна хлопнула ладонями по столу. — А я-то, дура, всегда полагала, что с родственниками и друзьями — одни проблемы!
— Да нет! — Мокров наставительно поднял вверх указательный палец. — Но надо это… умеючи, то есть, осторожно… нельзя, например, отбирать последний кусок, а главное, дразнить.
— Это как же? — весело хихикнула Коробейникова. — Не дергать за косичку, не показывать язык?
— Ну вы же… русская, — тоскливо промямлил Мокров. — Должны знать.
— А я не знаю! — капризно скривила губы Надежда Викторовна. — Не знаю, не знаю! Драааазнить! Нельзя жить хорошо, что ли?…
— Когда другим плохо, — закончил мысль Мокров. — У нас, на Руси то есть, это как-то не принято. Упаси Бог!
— Но ведь хочется же! — сжала кулаки Коробейникова.
— Хочется, — подумав, согласился Мокров. — Еще как!
— Ну вот, за это и выпьем! — расхохоталась Надежда Викторовна, разливая по рюмкам водку.
После начала гайдаровских реформ в городе начались большие перемены. Признано бесперспективным и навсегда закрылось строительство метрополитена. Вместо него под площадью Павших революционеров решено построить подземный супермаркет. Построят или нет — как всегда, не известно, но ярмарки на площади прекратили и огородили ее со всех сторон, как бывшую площадку метро или, точнее сказать, лагерную зону, то есть, наглухо. А это — верный признак серьезности намерений. И теперь только Ленин со своего пьедестала мог свободно наблюдать, че там творится.
