– Хорошо.
– Действуй. Жду.
Отдав новое указание Комову, Андрей Степанович призадумался: «Как бы там ни было, а вероятность того, что Мостовой причастен к этому убийству (прямо или косвенно), все же остается. Слишком близко от его дома труп нашли. А таких совпадений, как известно, практически, не бывает. Надо выяснить, вернулся ли он в город. Если да, то когда. А еще – узнать, не числится ли за ним или Крайновым какой-нибудь автотранспорт. Мог ведь и перед длительной отлучкой его в Зареченске у кого-то из своих знакомых оставить. Много чего теперь узнать о нем надо. И чем больше – тем лучше…»
Войдя в прокуратуру, Сазонов заглянул к дежурному, перекинулся с ним парой слов и прихватил очередную суточную сводку происшествий, не дожидаясь, пока ее, как обычно, разнесут по кабинетам. Еще поднимаясь по лестнице, начал ее внимательно просматривать. Его крайне заинтересовало произошедшее в небольшом удалении от Ретиховки ДТП со смертельным исходом. Пострадавших четверо. Трое погибли сразу же – на месте. Четвертый доставлен в реанимацию в коматозном состоянии. И опять – кавказцы! Да еще с оружием! Очень странно. Более чем.
Скинув плащ, сразу же позвонил в ГИБДД. Поздоровался с Витей Горобцом – командиром взвода.
– Вить, я по поводу аварии на трассе. Что там, поконкретнее? Удалось ли опросить четвертого выжившего?
– Нет, Андрей Степанович, не удалось. Так в себя и не приходил. И надежда на это – очень маленькая. Множественные переломы, в том числе – основания черепа. Повреждение внутренних органов: печень, селезенка. Все – в клочья. Вряд ли вытащат. Что касается самой аварии. Машина перевернулась, пробила ограждение и упала в обрыв с десятиметровой высоты. Практически всмятку. Но бак не рванул, на счастье. Полный был. Ее уже к нам во двор доставили. Можешь посмотреть, если нужно.
– Ты сам-то ее видел?
– Да так пока – мельком. Руки не дошли.
– Ничего интересного?
– Ну, тормозные шланги – целые. Рулевка – тоже. Дорога вроде не особо скользкая была… Скорость небольшая – не так чтоб слишком. Около семидесяти. По следам торможения хорошо видно. Есть одна характерная вмятинка на боку – сантиметров в сорока-пятидесяти от левого заднего колеса. Похоже, что кто-то их в бочинку боданул. Но пока неясно – тогда или раньше. Сейчас там спецы наши как раз над ней колдуют. Попозже определят точно. Я тебе сразу же доложу, как только что-то прояснится.
– Что по владельцу?
– Гагик Амбросович Аганесян. Шестьдесят восьмого года рождения. Армянин. Прописан в Зареченске. Ранее не судим.
– Что, прям вот так – Гагик? Что-то имя больше на кличку похоже.
– Прямо так, Степаныч, в паспорте и значится. Там же у них иногда имена вообще такие – хоть стой, хоть падай. Одно слово – кликуха собачья.
– А что по остальным?
– Так ведь все без документов, естественно. А так, навскидку, все, как один, от одной армянской мамочки. Двое – этого же примерно возраста. Один совсем пацан. Лет восемнадцать-двадцать. Сейчас их тоже пробивают.
– Оружие?
– Полный боекомплект, Степаныч. Карабин малокалиберный «ТОЗ-99 Л» с оптикой, один «П-90» – бельгийский пистолет-пулемет – пять и семь десятых миллиметра, три «макара». Шашки толовые. Ножи. Удавки. В общем – полный писец! Впору мэрию штурмовать. Подготовились на «ять». Ничего не скажешь.
– Где-то раньше засветилось?
– Нет, Степаныч. Все до единого стволы – чистые. В этот день из них точно не стреляли.
– Ну, ладно, Вить. Спасибо, что помог.
– Рад стараться, Андрей Степаныч. Всегда готов.
«Странная, очень странная киношка получается… – размышлял Сазонов. – Опять армяне, и опять – у Ретиховки. Неужели все же Мостовой? Если так, то расклад пошел нешуточный».
Страх. Дикий, животный, леденящий душу страх обуял Алексея Константиновича. Трясся всем телом, от макушки и до пяток, как в приступе жесточайшей малярии. С десятой попытки удалось наконец прикурить, не сломав при этом сигареты. И потом не сразу получилось удержать ее во рту – зуб на зуб не попадал – в бешеном темпе чечетку выбивали.
Едва успел оправиться после неприятного разговора с заезжим наглым и нахрапистым китаезом, как начальник охраны прииска Виталя Гирейчук снова подлил масла в огонь. Оглушил! К месту пригвоздил своей ужасной новостью!
Виталя после возвращения из города ввалился в его кабинет с бутылкой своего любимого виски «Джонни Уокер». По-хозяйски брякнулся в кресло, развалился, раскинув в стороны мощные лапищи:
– А тарань-ка посуду, Леш, – пропустим по граммульке. Да ну его на… эту бычью службу.
К спиртному в тот момент душа у Алексея Константиновича совсем не лежала, но, увидев, что Гирейчук порядком подшофе, перечить он не стал. Давно убедился в том, что в таком состоянии Виталя не совсем адекватен. Может и под дыхло двинуть, если шлея под хвост попадет. Лучше уж тихо-мирно посидеть с ним полчасика (больше он со своим неугомонным темпераментом все равно на одном месте не высидит), сделать вид, что действительно интересуешься его занудным пьяным бредом, но зато потом вздохнуть свободно.
– Так что там нового? – для приличия спросил Бельдин. – Что слышно в городе?
– Что нового-хренового? – пьяно лопотнул Гирейчук и разулыбился, крайне удовлетворенный своим удачным лаконичным каламбуром.
Теперь уже Алексей Константинович мог вздохнуть с облегчением. Больше его личного участия в разговоре фактически и не требовалось. Бельдину оставалось только кивать в ответ и делать вид, что он тоже прикладывается к своему стакану. Что он и делал, пока его не напрягло, не насторожило очередное Виталино сообщение.
– Извини, Виталь, – ловко вставил Алексей Константинович. – Что ты там про армян говорил?
– Про армян? А что – про армян? Опять, говорю, грызня пошла. Гасит их кто-то пачками. Пока не знают, кто. Но, говорят, уже за десяток перевалило.
– А чьи они, не знаешь?
– Чего не знать-то? Секрет, что ли? Самвельчика джигиты. Из его банды.
Алексей Константинович зажмурился и судорожно сглотнул, пытаясь отогнать подступившую тошноту. Перед глазами лиловые круги поплыли.
– Извини, Виталь. – едва слышно произнес он, с трудом дождавшись, когда Гирейчук поднесет ко рту стакан. – Что-то мне сегодня нездоровится.
– Да ты впрямь какой-то белый стал! – удивился Виталя. – Перебрал вчера, наверно, со своими узкоглазыми проверяющими?
– Да, было дело, – безропотно согласился Бельдин. – Я бы прилег уже, если ты, конечно же, не против?
– Да ладно уж. Валяй, – после коротких раздумий пробасил Гирейчук, глянув на штатского слабака с отеческим снисхождением. – Я тогда к себе пойду. Давай, Алеха, отбивайся, если уж так действительно хреново.
Выпроводив Виталю, Алексей Константинович рухнул в кресло в полнейшем изнеможении. Мысли в его голове плодились – одна другой хуже.
«Если бы он просто брякнул, что армяшек кто-то валит, – это полбеды, – ломал руки, изнывая в адских муках, Бельдин. – Да никакой вообще беды – пусть их там хоть всех до единого разом передавят! Но он же точно выразился – «пока не знают, кто». А это значит, что Мостовой жив! По-прежнему жив! Все еще жив, скотина! И Самвелу со всеми его хвалеными джигитами не удалось с ним справиться! Не удалось, а это значит, что этот отмороженный маньяк опять идет по следу. Идет и непременно рано или поздно доберется до меня. Обязательно доберется! И тогда. Тогда?!» – простонал Алексей Константинович, но фразу так и не осмелился закончить, хоть и определенно знал, представлял себе в мельчайших подробностях, что будет с ним тогда. Знал, но мозг его просто отказывался в эту минуту одеть эту жуткую, совершенно неудобоваримую мысль в словесную оболочку.
Бельдин вскочил, как в копчик ужаленный. Метнулся к вмонтированному в стену сейфу и замер в шаге от него, сцепив руки в замок, борясь с дьявольским искушением набрать шифр и распахнуть дверцу, чтобы выдавить из хрустящей упаковки пару таблеток эфедрина, а может, и, совсем потеряв разум, вкатать себе дозу. Но на донышке сознания, к счастью, загорелось своевременное предупреждение: «Остановись! Не смей этого делать! Это крах! Это путь в никуда!» И плечи его безвольно обвисли. Руки разжались. А через минуту потянулись к опостылевшему стакану.
Крепкий, неразбавленный «Джонни Уокер» теперь пролился внутрь спасительным теплом. Бельдин повторил. Потом еще и еще раз. И заметно полегчало. Отлегло от души. Уже и вдохнуть получилось полной грудью. А через какое-то время и ситуация, в которую он попал, уже перестала казаться ему абсолютно безвыходной.
«Да и хорошо, что найдет, – уже спокойно, без дрожи в коленях допускал Алексей Константинович, вновь обретя способность трезво рассуждать. – Да и пусть себе находит на здоровье. Пускай побыстрей угодит в расставленную ловушку. Теперь-то он уже не сможет никого застать врасплох. Надо только вовремя предупредить Гирейчука, что готовится нападение на базу. Настращать его как можно больше. Предупредить немедленно. Завтра же. С утра. Сразу же, как только мозги себе прочистит. И пусть тогда попробует этот маньяк недоделанный сюда сунуться! Виталий ему – не Витюша. Не какой-то там борзый, но недалекий урка. А такой же, как и он, имеющий опыт отставник. И здесь – не в городе. Здесь Гирейчук уже без всякой на то боязни его не раздумывая зароет. Зароет, как делал это уже не раз с другими. И все тогда закончится. И снова встанет на свои места. Да пусть бы побыстрей закончилось!»
