и скрестил руки, отказывая им в праве на поединок.
— «Четверка» на «пятерку» похожа, — все так же озадаченно сказал он.
— Если спереди смотреть.
— А в Битово синяя «пятерка» была, — заключил Степан.
— Была «пятерка», — кивнул Кулик.
— И у Гаврилы «пятерка», — улыбнулся Круча.
Все-таки вспомнил он, о чем говорила Катя. Она сказала, а он почему-то пропустил мимо ушей.
— Синяя, — уточнил Лозовой.
— Ты знаешь? — с интересом глянул на него Степан.
— Да, проходили они у нас в прошлом году, пареньку одному морду набили. Гаврила участвовал, и… э-э… не помню фамилии… Кораблев… Да, Кораблев… «Пятерка» у него синяя, у отца брал. Отец приходил, замять пытался… В общем… — Лозовой поморщился, давая понять, что дело спустили на тормозах. Не безвозмездно, разумеется, но сам он ничего не брал.
— А номера?
— «Пятерки»?… Нет не помню.
— А надо помнить, — хмыкнул Комов. — Или записывать.
— Чтобы я без тебя делал! — резко глянул на него Лозовой и полез во внутренний карман ветровки. Достал оттуда записную книжку, пролистнул.
— Вот, Кораблев Илья Петрович и Кораблев Петр Николаевич. Это его отец. Автомобиль «ВАЗ-2105», номера пятьдесят пять тринадцать.
— Не те номера! — качнул головой Комов, с усмешкой глянув на Лозового. — Я это тебе без всяких цидулек скажу.
— А какие те?
— Шестьдесят шесть тринадцать.
— Шестьдесят шесть, — кивнул Степан.
Он тоже помнил номер подозрительной «пятерки» наизусть. Но так информация эта еще не успела стереться из памяти, а Гаврилов с Кораблевым отличились еще в прошлом году, много воды утекло.
— Это, конечно, ваши проблемы, — усмехнулся Лозовой. — Вы там что-то раскрываете, а не я.
— Убийство мы раскрываем, — сказал Степан.
— Тем более, соображать надо.
— Ты полегче! — нахмурился Комов.
— Ну, если ты любишь полегче, дам тебе подсказку. Есть изолента, а есть лейкопластырь.
— И что?
— Изолента черная, а пластырь белый.
— Изолента и синяя бывает…
— И номера черные на белом, — кивнул Круча, с одобрением глянув на Лозового.
Ну, конечно! Белый пластырь и черная изолента легко превратят шестерку в пятерку. Издалека подлог и не разглядеть, а Тяпа близко к машине не подходил.
— Ну да! — расплылся в улыбке Комов и, показав Лозовому поднятый вверх большой палец, вдруг сильно хлопнул его ладонью по плечу.
Но Лозовой даже не пошатнулся. И сам с дружеской улыбкой хлопнул его по плечу. И гигант пошатнулся.
Комов удивленно вскинул брови, замахнулся, но Круча встал между ним и Лозовым.
— Кораблева поможешь найти, десантура? — спросил он, обращаясь к лейтенанту.
— Подсказку дать? — хитро сощурился тот. — Или просто тупо отвезти?
Степан кивнул. Он, конечно, не прочь поупражняться в логике, но второй вариант устраивал его куда больше.
Синяя «пятерка» стояла у ворот частного дома. Во дворе залаяла собака, когда Степан подошел к ней. Это ничуть не смутило его, он осмотрел номера, провел пальцами по цифрам пять и ощутил клей. Был здесь наклеен лейкопластырь, изменяли номера.
— Да? — спросил Лозовой.
— В «яблочко», — кивнул Степан.
Со двора вышел грузный заросший мужчина с дикорастущими бакенбардами.
— Лейтенант! — нахмурился он, увидев Лозового.
— Петр Николаевич! — раскинув руки, улыбнулся тот.
— Случилось что?
— Почему сразу случилось? Может, я медаль вашему сыну вручить хочу? За спасение утопающих!
— А это кто? — Кораблев кивком указал на Кручу.
— Утопающий!
— И ваш сын может меня спасти, — кивнул Степан.
Он обогнул мужчину, открыл калитку, вошел во двор и вперил взгляд в собачонку, бросившуюся к нему. Если он смог остановить матерого питбуля, то и эта псинка должна была почувствовать его силу. И ведь почувствовала. И лаять перестала, и назад сдала. Но лишь после того, как цапнула Степана за лодыжку, прокусив и штанину, и кожу на ноге.
— Гулька! — крикнул хозяин дома.
Дверь открылась, на крыльцо вышел широколобый парень в майке-алкоголичке. Крупная голова, откормленное лицо, толстая короткая шея, а плечи узкие. Руки сильные, но короткие.
— Кораблев! — донесся голос из-за спины.
Это Лозовой сообщал, кто вышел на ловца.
— Медаль куда вешать? — не останавливаясь, спросил Степан.
— Какую медаль?
Кораблев еще не понял, что происходит, но уже сдал назад, собираясь скрыться за дверью.
— За спасение убивающих!
Степан не позволил ему закрыть дверь, распахнул ее, схватил парня за руку.
— Пусти!
Кораблев дернулся, зацепив его локтем по носу, но вырваться не смог. И оказался на полу со скованными за спиной руками.
— Так ты уже с медалью! — усмехнулся Степан, рассматривая морду свиньи на правой лопатке.
Наколку делали явно наспех, контур кривой, нечеткий, но силуэт свиньи угадывался легко.
— Что вы творите? — В дом ворвался Кораблев-старший, но Лозовой не позволил ему набросится на Степана, заломил ему руку, вывел из дома.
— Петр Николаевич, вы же слово давали!
— А что не так? — донесся голос со двора.
— Все не так, — усмехнулся Степан, помогая задержанному подняться. — И ты, Илюха, чушок!
— Почему это чушок? — захныкал тот.
— Потому что свинья на спине. Кто тебя так? Гаврила?
— Что вам надо?
— С таким портачком в зону лучше не попадать. Чушкам знаешь где место? Гаврила говорил?
— Да не Гаврила, — вздохнул парень.
— Но говорили!
— Ну-у…
— Нельзя тебе в зону, поэтому к ментам лучше не ходить.
— Зачем к ментам? — Кораблева вдруг хватил озноб, парня затрясло.
— Где ты был вечером восемнадцатого мая? — спросил Степан.
— Восемнадцатого мая?… — Парня затрясло еще сильней, мало того, на лбу выступили капли пота.
— Расскажешь все как было, дома останешься. Под домашним арестом. Может, и привлекать не будем. Если ты ни в чем не виноват.
— Так ни в чем не виноват!
— А Гаврила?
— Ну, не знаю…
— Что не знаешь?
— Ну-у…
— Восемнадцатого числа тебя видели в Битово. Гаврилу не видели, а тебя засекли. Гавриле ничего не будет, а ты сядешь. Даже не представляю, что тебя ждет в тюрьме. Если тебя даже друзья не уважают… Или не друзья?
— Да я не знаю, что там было!
— Что было?
— Гаврила ходил, я в машине сидел!
— Куда Гаврила ходил?
— Да мы какую-то Розу искали.
— Какую-то?
— Гаврила так сказал. Я понятия не имею, кто эта Роза.
— Нашли Розу?
— Не знаю.
— Не знаешь?… А на улице Панфилова что делали? Дом семьдесят девятый?
— Так мы за Микулой поехали. Смотрим, он в машину садится, мы за ним. Он на Панфилова, мы на Панфилова, он в подъезд, и мы… Гаврила тоже в подъезд зашел, но уже после того, как Микула уехал.
— Роза в этом подъезде жила.
— Я не знаю. Гаврила ничего не говорил.
— Но в подъезд заходил?
— Да.
— А как обратно выходил? Весь в крови, да?
— Так в том-то и дело! — закивал Кораблев.
— В крови? — Степан
