– На нет и суда нет, – еще шире улыбнулся Паша Поляков, вытащил у пленника из-за пояса ствол «Ческа Збройовка» и, оправляя Волчку куртку, за плечо развернул к выходу. – Ну, ступай с Богом.
– В спину шмальнешь, ты – известный отморозок.
– Очень надо. – Пина взвесил на ладонях «беретту» и чешский ствол, «беретту» спрятал. – Я Верку рядом держал, чтобы самому на крайняк у цыган отсидеться. Держал я, а воспользовался – Пепел. Она, зараза, старую любовь в бизнес приплела. Так и передай папе Вензелю, что я ни при чем. А что в кабаке ноги сделал, пока вы с Тарзаном Пепла по проходнякам и сортирам ловили, так не очень торопился с вами, разгоряченными, объясняться. Решил вернуться к теме, когда остынете.
Волчок, ежа плечи, двинул из подворотни. Поневоле убыстряя шаг. Дав ему скрыться за углом, Пиночет хвастливо предъявил Танычу вместе со стволом тихо выуженную мобилу «Nokia 6650» со встроенной видеокамерой.
– Я этому тормозу на такую же модель подменил. Пусть думает, что пин-код забыл. Не пристало мне с папой Вензелем через третьи уши общаться.
Таныч улыбнулся самыми уголками губ. Ему понравилась многоходовая комбинация с мобильниками, ему даже понравилось, как Пина борется за лидерство в их паре, скоро должно случиться выяснение отношений. Пиночет пощелкал кнопкой, выходя на «записную книжку»:
– Алло, здравствуй, Вензель, надеюсь, ты не в обиде, что я не через секретаря?.. А впрочем, обижайся, не обижайся, мне с новыми друзьями твои обиды не страшны… Кто, кто? За моей спиной Храм Голубя в полном составе, так сказать, законные владельцы золота Акелы.
– Решил, значит, поссорить Храм с Вензелем? – скривил рот Таныч. – А меня спросил?! – Хотя на самом деле только рад был Соков такому финту.
– А ты, грязь подноготная, нишкни. Я тут решаю! – не дослушивая гневные хрипы по мобиле, Пина навел ствол «Ческа Збройовка» на Сокова.
Взметнулась пыль, Таныч, играючи, ногой вышиб пистолет. Теперь уже «стечкин» целился Паше Полякову чуть выше переносицы. Пиночет неожиданно заржал, даже за живот схватился:
– Лихо, дядя. Высший класс. Только ты заметил, дядя, что если все по-моему выгорит, то золото нам на двоих делить останется? Ну, может, на троих, я Пепла имею в виду. Пусть у него земля под ногами от жара лопается. Пусть тогда и я, пардон, мы – в друзья сгодимся. А мне против этого друга напарник нужен.
– Это точно. – Таныч расслабленно сунул руки в карманы. – Одному даже в бане не складно мыться.
* * *
В двадцать один ноль-ноль все собрались в большом салоне. Говорили по-русски: слишком много цыганских диалектов сошлось на «Маршале Гречине», и слишком отличались друг от друга диалекты.
Пепел ощущал себя незваным гостем на чужой пьянке. Лиц нецыганской национальности в салоне наблюдалось раз-два и обчелся. Правда, в этих одиночек и в того же Пепла никто пальцем не тыкал, вопросов вроде «А ты что здесь делаешь, бледнолицая мразь?!» не задавал.
На эстраде, на которой в иных плаваньях зарабатывают копейку увеселительные ансамбли, сейчас возвышался полутораметровый старинный крупповский сейф с замком-колесом, а перед ним монументом стояло кресло красного бархата. К креслу подвели старца в восточном халате. Трость патриарха громко, на весь салон, стучала по подмосткам, будто щелкает метроном.
– Джафар Матибрагимов, основатель «джелем-джелем», – шепнула Верка, подходя к Пеплу с бокалом шампанского. Этим вечером она дразнила жадные мужские взгляды вечерним платьем с открытой спиной и глубоким вырезом. Правда, и спину, и вырез так просто не увидишь из-за наброшенной на плечи цветастой шали.
По салону, заставив поморщиться, пронесся оглушительный и неприятный радиотехнический визг – это к Джафару Матибрагимову поднесли микрофон.
– Братья! – Седобородый патриарх «джелем-джелем» распахнул халат, под которым оказался пиджак с выпущенным наверх воротом гавайской рубахи. Джафар достал из нагрудного кармана сигару, сунул в зубы. – Братья, начинаем. Я рад, что ромы верны традициям. Я рад видеть здесь всех вас, я рад, что таборы не обеднели за этот год. Как всегда, напоминаю правила. – Патриарх говорил, катая в зубах незажженную сигару. – Все вы знаете, как поступают с шулерами. Не забывайте об этом ни на минуту, ромалы...
Рокки, весь день скользящий за Пеплом тенью, услужливо пояснил, приблизив свои губы к уху Пепла:
– Шулера отправляют на дно с брюхом, набитым железом, а табор на десять лет отлучается от «джелем-джелем».
– И при таких строгостях кто-то еще пытается «катать»?
– Соблазн велик. Ящик-то всегда перед глазами, ящик-то большой. Поэтому, Серега, прошу как кровного брата, забудь про нечестные приемчики, даже про самые невинные из нечестных.
«Большой ящик», то есть сейф, в который цыгане загружали привезенные деньги, был набит под завязку. Это могли засвидетельствовать семьи, последними вносившие свои рубли и доллары в призовой фонд. И все содержимое сейфа достанется одному. Как это может не волновать сердце настоящего игрока? Кому не хочется урвать такой куш?
А Джафар со сцены продолжал перечислять правила:
– Помните, что проигравшие на пароходе сразу покидают пароход. Помните, что проигравшие на острове сразу покидают остров. Сейчас играем повременку[8], «сочинку».
– Для тех, кто впервые оказался за игральным столом, подсказываю, – обнажил старик золотые коронки в улыбке, – под игрока ходи с семака, под вистующего – с тузующего. Но это была первая и последняя дозволенная подсказка за «джелем-джелем». Все другие подсказки будут жестоко караться. Ну, все, кажется. Ромалы, я объявляю «джелем-джелем» открытым!
Радостно запели заждавшиеся струны, их тут же поддержали скрипка и бубен. В центр салона вышли музыканты. Цыганки, гоняя воздух юбками, завихрили удалую песню.
Ехал цыган на коне верхом,
Видит, девушка идет с ведром.
Заглянул – в ведре том нет воды,
Понял, что не миновать беды!
Под песню те, кому положено, стали рассаживаться за игровые столы. Пепел отыскал стол, где среди четырех табличек находилась табличка с фамилией Бронко. Затянутый зеленым сукном стол располагался возле окна, а стул, предназначенный Пеплу, – спинкой к окну. Сергею это совсем не понравилось. Он и просто так не любил сидеть спиной к окну, а уж при карточной игре подавно. Случайно ли именно его так посадили?
Ай, нэ-нэ-нэ-нэ-нэ-нэ! Нэ-нэ!
Понял, что не миновать беды!
В соперники на сегодняшний вечер жребий выбрал Пеплу двоих цыган, по лицам которых сразу угадывалось, что их потолок удачной игры в преферанс – купе поезда или веранда дома отдыха. Последним за столом – вот прихоть жребия – сел Саша Володар, чуть не зарезанный давеча на корме.
За одним плечом Пепла встал Рокки, за другим – Верка. Пепел поманил пальцем баронова сынка с именем известного по кино боксера. Тот наклонился.
– Ты мне в карты не пялься. Я и без тебя справлюсь. Ты за окошком приглядывай.
К чести Рокки Бронко, тот отнесся к указанию Пепла серьезно:
– Пригляжу. А ты играй, не отвлекаясь.
– А ты, Верунчик, сходи, попляши, – приказал Сергей – ему не хотелось, чтобы кто-нибудь из противников смог читать розданные масти по ее глазам.
Поплясать Верке не удалось. Скрипки и гитары, подчинившись приказу со сцены, стихли. И за всеми столами стартовала игра. Взяв в баре бутылку красного вина, Вероника отправилась на палубу.
Выиграть этот раунд Пеплу было так же просто, как дураку с горы скатиться. Пожалуй, лишь Саша Володар показывал кое-какой класс, и даже, похоже, не до конца выкладывался, четко ориентируясь на второе место и больше присматриваясь, чем играя. Остальные строили комбинации до зевоты посредственно. Этих, видимо, таборы прислали от полного безрыбья.
Сергей получал от игры такое же слабое удовольствие, какое ведомо гроссмейтеру с мировым именем, вынужденному проходить квалификацию. Пепел (бывают случаи, когда надо с одного слова начать два предложения подряд. Но это явно не тот случай.) больше занимался не игрой, а прихлебыванием текилы (коньяк – враг преферанса), разглядыванием цыганских женщин, которых немало прибыло на этот праздник, и обмозговыванием ситуации, что паутиной обволокла его в последние дни.
Играть (не шлепать картами по столу, а именно играть) Сергей обучился на зоне. Один из профессионалов старой одесской школы, скрюченный туберкулезом и уже не мечтавший увидеть волю, решил из Пепла сделать ученика, даже не спрашивая, желает ли того сам Сергей. Учеба длилась четыре года, пока сенсей не загнулся, а когда Пепел увидел волю, его искусство не очень-то и пригодилось. Уже наступило время казиношек, одиночке промышлять картами стало опасно, а работать на толстого дядю Пепел не пожелал.
По салону прохаживались парни в жилетках и лакированных штиблетах. Как показал случай на корме, служба безопасности «джелем-джелем» не страдает нерешительностью и медлительностью. Но вмешиваться во что-либо ей пока не приходилось – огонь под котлом страстей еще только разгорался, весь пожар впереди.
