Как-то раз купил две, игрушечные машинки на батарейках, разобрал их и встроил радиоуправление, чтобы они двигались, останавливались и поворачивали. Потом заплатил какому-то мальчишке в Маниле, и тот убил для него парочку здоровенных отвратительных крыс — это просто невообразимо ужасные твари. Если бы какой-нибудь кот решился напасть на такую, то закончил бы жизнь в сумасшедшем доме для животных. Так вот, Кесслер содрал с этих крыс шкурки и зашил в них радиоуправляемые машинки. Кровь стыла в жилах, когда эти чучела двигались в боевом порядке. Он частенько брал их с собой на берег; говорят, с их помощью он мог за десять секунд очистить публичный дом.
Ромстед почувствовал, как у него на затылке зашевелились волосы. Его мысли лихорадочно заработали, и все разрозненные кусочки мозаики сложились в единое целое. Он представил, как перепуганный бурро бежит по пустырю с громыхающей на хвосте связкой банок и потом взрывается.
— Настоящий выродок, — произнес он.
Он даже не сообразил, что сказал это вслух, пока Полетт не посмотрела на него непонимающим взглядом и не переспросила:
— Что?
— Не понимаете? Вот почему никто не мог понять, как удалось заставить старика одного пойти в банк и обналичить чек. Вы же все сами только что мне рассказали.
— Эрик, дорогой, — начала Полетт, — вы в своих фантазиях зашли еще дальше, чем Кесслер. Нельзя управлять человеком на расстоянии, особенно таким, как ваш отец.
— Очень даже можно, — возразил он, — если придумать соответствующую угрозу. Скажите, а Кесслер не носил очков?
— Носил. Кажется, он был близорук. А как вы догадались?
— Изменился цвет его глаз. Он носит тонированные контактные линзы. Перекрасить волосы — это совсем просто, а для того чтобы кожа стала смуглой, существуют специальные кремы. Он, должно быть, нарушил условия досрочного освобождения и смылся из-под надзора, а это означает, что он с самого начала вынашивал преступные планы. В этой электронной фирме он наткнулся на Джери, и даже если она его не узнала, он-то ее не забыл…
Мысли Ромстеда оборвались, когда он сообразил, что Полетт уже не первый раз задает ему какой-то вопрос:
— Эрик, ради Бога, что вы имеете в виду — «если придумать соответствующую угрозу»?
— Взрывчатое устройство с дистанционным управлением. Где-то на теле. Возможно, в паху. «Держать кого-то за яйца» не просто образное выражение.
— Но почему он не мог кому-нибудь сообщить?
— И это вы мне только что рассказали. На нем установили «жучок». Все, что говорил он, и все, что говорили ему, немедленно попадало прямо в ухо этого недоноска с передатчиком, Кесслера. Вырядился в хиппи, чтобы спрятать под длинными волосами наушники. Я должен позвонить Брубейкеру.
Помощник шерифа уже мог уехать домой, но все равно следовало вначале позвонить в полицию. Ромстед открыл справочник на телефонах срочного вызова и снял трубку. Не успел он набрать номер, как гудок исчез. Ромстед постучал по рычажку. Ничего.
— Телефон вырубился, — сказал он. Полетт Кармоди удивленно посмотрела на него.
— Странно. Час назад он работал. — Она поставила бокал. — Попробую параллельный аппарат в спальне.
Полетт направилась в сторону спального крыла и почти сразу же вернулась.
— Глухо как в танке.
Во всем доме потух свет, а за ним и лампы в бассейне. Прекратилось легкое гудение кондиционера. В темноте и полнейшей тишине Ромстеду показалось, что где-то послышался скрип открываемой двери, и в тот же момент Полетт издала резкий вздох, который у женщин обычно предшествует крику. Ромстед зажал ей рот рукой и потянул на пол рядом с собой.
Ромстед прижал губы к уху Полетт и прошептал:
— Не вставайте, — почувствовав ее кивок, он встал, стараясь припомнить размеры комнаты и расположение мебели. Он не знал, какая дверь скрипнула, но скорее всего та, что была в дальнем конце кухни: распределительный щит с пробками я выключателями, видимо, находился в гараже.
Его глаза еще не успели привыкнуть к темноте, и он на ощупь стал пробираться в сторону двери на кухню, потом остановился, чтобы прислушаться. Ромстед ступал по ковру, но если кто-то шел по кафельному полу кухни, он должен был издавать какие-то звуки. Однако ничто не нарушало тишину. Ромстед снова двинулся вперед, протянув перед собой руки и пытаясь нащупать стену. Внезапно в глаза ударил луч света. Позади него вскрикнула Полетт.
Точно направленный белый луч фонаря на мгновение ослепил Ромстеда; на него смотрели два уродливых ствола обрезанного дробовика. Он застыл на месте, в добрых шести футах от стволов, с трудом различая очертания человека в черном комбинезоне и балахоне палача.
На ногах у него были только носки — тоже черные, поэтому Ромстед не услышал шагов. Полетт опять вскрикнула. Значит, сзади еще один.
— Ну ладно, — произнес тот, что держал обрез, — если тебе так хочется тащить на себе этого здоровенного сукиного сына…
Ромстед попробовал повернуть голову, но внутри черепа резко разорвалась и рассыпалась искрами вспышка боли. Свет отодвинулся куда-то далеко-далеко, а затем и вовсе исчез.
Он открыл глаза, моргнул и, почувствовав прилив тошноты, снова закрыл их. Немного погодя предпринял вторую попытку. Тусклое освещение позволяло разглядеть обстановку — значит, сейчас день. Он лежал одетый, но без пиджака и галстука, на узкой и слишком короткой кровати, застеленной голубым, вышитым синелью20 покрывалом, и глядел в потолок. Ромстед никогда сильно не напивался и всего лишь пару раз в жизни набирался до такой степени, что потом страдал от похмелья. Но нынешнее состояние и царившая в голове путаница наводили его на мысль, что именно такой и должна быть квинтэссенция похмелий всего человечества. Потом в голове понемногу прояснилось, и он вспомнил мужчину с дробовиком и как вскрикнула Полетт Кармоди. Он потрогал голову. На затылке появилась весьма болезненная шишка, а волосы слиплись от спекшейся крови.
Ромстед посмотрел на часы. Поймав в фокус циферблат, он разглядел на них десять минут девятого. «Утра? — подумал он. — Скорее всего. Черт побери, но каким же образом он мог проваляться без сознания — подумать только! — целых пятнадцать часов?»
Он решил оставить пока этот вопрос открытым и повернул голову, зная, что за любое движение придется заплатить болью. Рядом стояла еще одна узкая кровать из того же гарнитура и так же застеленная голубым покрывалом с синелью. На ней спала Полетт Кармоди, ее светлые волосы растрепались, а задравшееся платье до половины обнажало бедро. В конце комнаты, отделанной лакированной сосной, находилось окно, через которое просвечивал дневной свет. Окно оказалось зарешечено, на подоконнике установлен небольшой кондиционер, а жалюзи снаружи — закрыты.
Зарешечено? Ромстед повернул голову направо. Там, в конце комнаты, виднелась окантованная стальными пластинами дверь. Справа от двери стояли два поставленных бок о бок комода. На одном из них находился интерком, а над другим — вмонтированное в стену зеркало. Под зеркалом размещалось нечто напоминающее сдвижную панель или «кормушку» — как в тюрьме. Панель была задвинута, а напротив подножия кровати находилась еще одна дверь.
Ромстед опустил ноги на пол и сел. Боль сжала виски, словно тисками, голова кружилась. Он попытался встать, но рухнул обратно на край кровати. Ноги отказывались повиноваться. Видимо, он слишком долго пролежал со свешивающимися через край кровати ногами, и их собственный вес лишил лодыжки притока крови. Наклонившись, Ромстед ухитрился расшнуровать ботинки и принялся массировать ступни. Сначала они были твердыми и совершенно бесчувственными, но скоро он почувствовал легкое покалывание — кровообращение восстанавливалось.
Теперь можно встать. Ромстед покачнулся и, шатаясь как пьяный, поплелся к приоткрытой двери. Это была ванная. Окошко в ней загородили двумя вертикальными полосами стального уголка, размером два на два дюйма. С минуту Ромстед тупо смотрел на него, потом вернулся к укрепленной пластинами двери и подергал ручку. Заперто. Если не считать легкого жужжания кондиционера в окне, вокруг было абсолютно тихо.
Подойдя к окну, Ромстед осмотрел его. Окно загорожено не решеткой, как ему показалось вначале, а такими же полосками стального уголка, что и в ванной. Только здесь, чтобы вставить кондиционер, две горизонтальные полосы крепились к стене в верхней и нижней части окна, а затем к ним накрест приварили три вертикальные полосы. Болты полудюймовые, сталь — четвертьдюймовый профиль, сварные швы очень прочные.
Взявшись за одну из вертикальных полос, Ромстед потянул ее на себя. Ничего не получилось, только в голове запульсировала боль. Он решил, что их не свернуть и ломом.
Ромстед поднес руку к решетке кондиционера. Включенным оказался только вентилятор. Затем он просунул лицо между двумя вертикальными перекладинами, как можно ближе к оконному стеклу, и посмотрел вниз сквозь наружные жалюзи. Он увидел лишь верхнюю часть корпуса кондиционера, на которой играл солнечный свет. На обшарпанной, покрытой пылью поверхности лежало несколько сосновых иголок. Ромстед передвинулся к краю окна и, скосив глаза, посмотрел вниз. Ему удалось разглядеть несколько футов каменистой земли, наполовину вылезший из земли корень дерева и сосновые иголки.
