Ознакомительная версия.
— Ты понять меня. Ты русский, но баб. Я — Мозамбик, но тоже баб. Мы обе — баб, и понять должны. — Мулатка тараторила, как мельница, тихо, но с великим жаром. — Тут один бой, шибко хороший. Мэйк лав, любовь, понимаешь? Любовь мне, мой. Сильно хорошо. Едем Гамбург: он, я. — Она ткнула себя в пышную грудь. — Бумаг — нет, баксы, долларс — нет, понимаешь? Серая Голова сердит, гонять хочет. Скажи ты своя Серая Голова, — тут Катя с превеликим трудом поняла, что ее явно просят замолвить словечко перед участковым Арбузовым, трогательно именуя его «Серой Головой», из-за форменной пилотки. — Скажи: не надо гонять — я, он — любовь, понимаешь?, Пусть — Гамбург, понимаешь? А я.., про Сайгон сейчас спрашивала? Сайгон тоже любовь мне делать — слабо, — мулатка усмехнулась. — Потом я бросать его для бой… Скажу тебе. А ты скажешь Серая Голова?
— Скажу, скажу, — заторопилась и Катя: ох, Сережку Мещерского бы сюда! Он спец великий по африканским диалектам, пять лет в институте зубрил. А тут как сквозь дебри: про погибшего вьетнамца эта шоколадная прелестница что-то толкует, который был ее прежним любовником и…
— Они машину искать то утро. Холодно быть. Дождь. Машину голосовать — я видеть. — Мулатка наклонилась к Кате. — Я следить, хотеть видеть, как Сайгон уезжать, — он ревновать меня, бить, понимаешь? Две машины они останавливать, торговать. Их не брать — мало давать денег. Потом третья взять. Они садится в нее и ехать, понимаешь? И все — не приезжать.
— Какая это была машина? Какой марки? — спросила Катя. Мулатка лишь пожала плечами:
— Маленький. Марка — я не понимать.
— Не грузовик? Легковая, значит… А цвет? Какого цвета машина была?
Мулатка молча ткнула в Катину бежевую летнюю сумочку.
— Такой. И грязный. Дождь. Они садится, ехать и не быть назад. Теперь иди ты, говори Серая Голова гонять не надо, надо — Гамбург.
Катя, спустившись вниз, поискала Арбузова, а наткнулась на колосовских оперативников, привезших ее сюда. Они о чем-то беседовали с афганцами. Катя (жадиной на существенную для дела информацию она сроду не была) кратко поведала им суть дела, указав глазами на мулатку, терпеливо караулившую на лестнице.
— Сейчас сами с ней потолкуем, — заверили сыщики. — Постараемся уладить и с ней, и с ее дружком. Если она что-то видела, понадобится нам в качестве свидетеля.
"Итак, вьетнамцы торговались с водителями, нанимая машину для дальней поездки. И их взяла какая-то легковушка бежевого цвета. Значит, тот, кто был за рулем, много не запросил с них… — Кате отчего-то стало вдруг жарко. — Но и довезли их за эту цену недалеко. Всего-то до… Трупы в лесу были найдены на двадцать втором километре. Они совсем не много пробыли в той машине… И в тот день как раз шел дождь, смывший и следы на дороге, и кровь…
То, что произошло этой ночью в Солнцеве, стало для сотрудников милиции предметом нового расследования. Колосову, едва он утром приехал на рабсил дежурный передал, что звонил капитан Свидерко из УВД Юго-Западного округа, мол, срочно просит, чтобы с ним связались.
Николай Свидерко был старый колосовский знакомый. Впервые их пути пересеклись во время работы по одному весьма странному делу, имевшему неожиданный конец и доставившему обоим массу острых впечатлений. Свидерко и правда прежде работал в УВД Юго-Западного округа, а сейчас перешел в спецподразделение по раскрытию преступлений против личности на Петровку.
Последний раз они виделись с Колосовым около месяца назад, когда на юго-западе Москвы на берегу пруда было найдено обезглавленное тело. Эта находка обнаружилась почти сразу же после того, как в подмосковном Чудинове были найдены обезглавленные трупы вьетнамцев. И чудовищная общность почерка в обоих этих преступлениях сразу же тогда насторожила областных и столичных сыщиков.
Колосов был рад, что и этим паскудным, полным тайн и загадок делом с ним занимается в спарринге — как он говаривал — именно Свидерко. Этот рыжеватый, энергичный, подвижный как ртуть крепыш горячего и задиристого нрава нравился ему и как настоящий профи, и как свой в доску парень. Только уж очень скор был Коля на выводы и на принятие «неадекватных» решений. Он был из тех, кого в розыске зовут трудоголиками, — обожал риск в работе и порой, что греха таить, когда без этого по делу «ну никак не получался нужный расклад», действовал не всегда согласно строгой букве УК. Он также терпеть не мог и чьих-либо советов, и предостережений о том, что при такой дерзости недалеко и до… Ну, уж такой он был человек — фанатик и в принципе великий трудяга, один из тех, кому еще было не все равно, как она будет течь дальше, эта наша маленькая жизнь. И за это «не все равно» Колосов мирился со всеми его недостатками. С Колей работать было легко и приятно — они понимали друг друга с полунамека.
Свидерко звонил из района — а это что-то да значило. Колосов разыскал его через дежурку, тот был чертовски, на что-то зол и лаконичен:
— Привет, Никита. Ну, как губерния поживает? Дышите еще? Ишь ты… А мне кислород перекрывают, — буркнул он в трубку. — Ты меня в пути застал. Мчусь, угу, угадал, на всех парах, щас колеса отскочат. Если желаешь, подъезжай и сам к нам на Бородинское шоссе… Район Терешково. Тут пост ГАИ. Там спросишь. Они в курсе. Вроде новый у нас, понял.
Почти все детали сходятся, кроме… Ну, на месте увидишь. Это у переезда железнодорожного — тут свалка дикая. ГАИ покажет, в общем. Или оно не ГАИ, уже ГИБДД какое-то, язык сломаешь… В общем, тут такое дело, Никита: есть свидетели вроде. Понял, нет? Так что, ежели заинтересовался… Жду, в общем. Мигом давай.
«Новый» и «давай мигом» в устах Свидерко означало лишь одно: ЕЩЕ ОДИН ОБЕЗГЛАВЛЕННЫЙ ТРУП. И Колосов поторопился увидеть его собственными глазами. Это дело начинало приобретать действительно чудовищный оборот: убийства начинали учащаться.
Если раньше между страшными находками проходил минимум месяц, то… После убийства корейца Кощеевке прошло всего-то три дня…
Как ни совестно было признаться начальнику отдела убийств, но в этом Солнцеве он едва-едва не заблудился: там поворот запрещен, там, как кроты, что-то роют — объезд, там асфальт кладут. Слава Богу ГАИ (новое название, как ни старался Колосов, не приживалось) вразумило. «Там уже опергруппа работает с Петровки», — сообщили Колосову, внимательно изучив его удостоверение. Место происшествия на этот раз представляло собой действительно дикий, заросший густым бурьяном, захламленный до безобразия пустырь у заброшенного железнодорожного переезда, каких немало вокруг Москвы. Чахлый клин «зеленых насаждений» у дороги, насыпь, завоеванная сорняками, вдали — развалившиеся корпуса какой-то фабричонки… Прямо на насыпи — круглая глинистая яма, наполненная гнилой от жары водой: то ли пруд, то ли просто большая дырка в земле. Кругом раскидан разный ржавый хлам — от чугунных увесистых, вросших в землю болванок до остова кабины грузовика «ЗИЛ».
Колосов припозднился: осмотр трупа уже закончился. Милиция, как он узнал, находилась на пустыре с пяти утра — с того времени, как стало известно об убийстве. Свидерко вынырнул откуда-то из-за милицейских машин. Они с Колосовым поздоровались.
— Нам там уже или пока еще делать нечего — и так народу полно. Давай-ка притулимся в твоей развалюшке. — Свидерко по-хозяйски плюхнулся на переднее сиденье колосовской машины. — Я тебе в двух словах сейчас обрисую ситуацию. А потом по свидетелям двинем, пока прокурорские чухаются.
Рыжеватые усики Свидерко топорщились. И весь он был сейчас похож на взъерошенного рыжего кота, у которого удрала из-под носа уже пойманная мышь. Говорил он, словно рапорт читал: личность потерпевшего на этот раз устанавливать не надо, документы при нем найдены в кармане — Рахмонов Рахмон, житель города Ташкента.
— На вид ему лет двадцать с небольшим, салага еще зеленая. Эксперт на месте экспресс-анализ сделал — в крови зафиксировано значительное содержание алкоголя. В дупель пьян он был, когда его кончали, — повествовал Свидерко. — Не соображал, куда его привезли, сердешного. А красивый малый, прямо что тебе Чингисхан в рекламном ролике.
— Погоди… Ты что, его лицо видел? Ах да, там же паспорт, — Колосов разочарованно спохватился.
— Не только паспорт. На этот раз голова цела, Никита. При нем. Но, увы, только на три четверти, — Свидерко поморщился. — Они на этот раз просто не успели все закончить. Их спугнули.
— Их? Свидетели точно видели, что их двое?
— Свидетели одного видели. И тачку ихнюю. — Свидерко хмурился:
— Только это все равно пока туфта;.. Да сам сейчас поймешь, отчего я такой скучный. А дело было, как мы установили, вот как…
Ночью на солнцевскую свалку забрели двое бомжей. Зачем и почему именно ночью? «Так у них же конкуренция, — рассказывал Свидерко. — Бутылки, тряпье, утиль разный собирать — они ж друг с другом из-за такого богатства на ножах. С вечера на промысел приладились ходить, ну, чтоб конкурентов опередить. Эти наши Барсуков и Водкин…»
Ознакомительная версия.
