Глава 8
Тома развернула «Дейли Телеграф».
— Мон, взгляни!
— Еще одна статья о потерянной жемчужине?
— Хуже.
Моника пробежала глазами заметку. «Стервятник в Лондоне». Тома не сводила с нее взгляда: сосредоточенное лицо, напряженная поза — будто сию секунду она сорвется в небо, улетит.
— Тотчас отправь слугу к Кэтти… Она сказала мне, что закажет билеты на пароход — уплывает в Америку. Я напишу записку, пусть возьмет билет для меня. Я должна исчезнуть до отплытия. Собери мои вещи, привези на пристань Валерию. По возможности избегай слежки. Полиция появится с минуту на минуту, в показаниях не упоминай Валерию. Предупреди Женю, — она поцеловала ее, в первый раз в губы. — Встретимся. По крайне мере, постараемся.
Лицо Томы стало серым.
— Полиция! А ты так хладнокровна!
— Полисменов я не боюсь. Лучшие кадры — на войне. Вот военные — это хуже.
— Почему?
— Я могу заинтересовать военных только в одном случае.
— Обвинение в шпионаже?
— Наоборот. Выходит все наоборот, — она осмотрелась. — Вот этот шкафчик ты сейчас же отправишь в подарок.
— Кому? — серьезно спросила Тома, в ее лице читалась решимость выполнить все ее поручения.
— Борисову.
— Хорошо, — она позвала слугу и распорядилась насчет шкафа.
Через несколько минут к дому подъехал маленький фургончик, двое рабочих поднялись наверх. Вскоре они появились в дверях — вынесли шкаф, обвязанный яркой лентой с огромным бантом. Сцена погрузки привлекла одинокого зрителя, в тени вязов он следил за суетой, и на его залысины сыпалась шелуха раскрывшихся почек.
— Осторожнее! — волновалась хозяйка в розовом платье, совершенно не подходящем к ее рыжим волосам. — Не качайте его.
— Что-то тяжеловат, хоть с виду небольшой, — кряхтели носильщики.
Шкаф погрузили в фургончик, который медленно отъехал. Высунувшемуся из окна мужу хозяйка крикнула:
— Поеду к Борисову! Сама поздравлю его с днем рождения!
— Следи за этими мужланами, дорогая. Вещь старинная…
Тома села в выкативший из гаража автомобиль и указала шоферу на исчезающий в конце улицы фургон.
К подозрительному зеваке присоединились еще двое.
— Ну, что тут? — спросил бравый толстяк.
— Хозяйка уехала. Насколько я расслышал разговор с мужем, поздравлять кого-то. И подарочек ничего себе… Шкаф! Наняла фургон, чтобы довезти. Упомянула какого-то Борисова…
— Так она же русская! — нахмурился толстый. — Как же ты понял их разговор? Она говорила с мужем по-английски? Русская, муж русский… А говорят друг с другом по-английски.
— Ну да…
Мужчины в штатском переглянулись.
— Я к Борисову, ты к семейке.
У дома танцора толстый не нашел ни фургона, ни поэтессы. Лишь дворник подметал усыпанный мохнатыми почками вербы тротуар. На его вопрос, старик указал вдаль улицы, где в толпе прохожих исчезали два щеголя.
— Вон ваш русский со своим приятелем.
Он бросился в погоню. Парочка была уже близко. Он заметил тень румян на белоснежном лице одного из спутников. Девчонка ловка, но его не проведешь, Бюро секретной службы не шутка! В спешке переодевания в мужской костюм она забыла стереть грим. Он бросился вперед, расталкивая людей. Нет, ей еще учиться и учиться. Походка — верх женственности, такую пластичность не скроет ни один крой, каким бы грубым он ни был. Поравнявшись с преследуемой им парой, он усмехнулся еще шире. В мочке маленького ушка блеснула жемчужная сережка, длинные волосы не скрыла строгая шляпа.
— Моника Каттнер! У меня приказ арестовать вас! — его громовой голос остановил бы кого угодно. Голубчики приросли к месту.
Когда они обернулись, он понял свою ошибку. Он преследовал педерастов.
Гарри Макгрегор вошел в дом. Его встретил хозяин. Бледное лицо повествовало о пережитых за последний час неприятностях. Гарри осматривал комнату за комнатой. По слухам, семейка питала отвращение к здоровой плодоносной жизни. Он был наслышан о странностях особ, воспитанных эпохой декаданса. Сара Бернар, к примеру, спала в гробу. Он поискал глазами иконы — немых свидетелей русского быта.
— Где Моника Каттнер?
— Ушла. Утренняя газета… Вы понимаете…
— Куда?
— Не знаю.
Макгрегор услышал слабый звук, плач или жалобу. Евгений переменился в лице.
— Я хотел бы посмотреть, что там.
— Там ребенок.
— Дочь, сын?
— Девочка.
— Это ее дочь? Не отпирайтесь, я знаю, у вас детей нет. И быть не может, — он снисходительно смерил Евгения взглядом.
Евгений промолчал. Гарри вошел в детскую. Девчушка плакала в кроватке. Коробка и кубики были выброшены на ковер. Макгрегор взял ее на руки.
— Не бойся. Мы подождем, пока мама вернется за тобой. Дядя Евгений сообщит твоей маме, где ты. И все будет в порядке.
В коридоре раздались торопливые шаги. Видимо, возвращалась поэтесса. Но лицо Евгения подсказало ему обратное.
— У нас гости, Женя? — томительный голос, легкий, словно журчание ручья для жаждущего.
Перед взором Макгрегора предстала невыразительная шатенка.
— Отпустите ребенка. Моника Каттнер, к вашим услугам, — представилась она.
— Гарри Макгрегор. Бюро секретной службы Британской империи, — он передал ей девочку. С малышкой на руках она выглядела совершенно беззащитной.
— У вас автомобиль, или пройдемся пешком? — деловым тоном осведомилась она. Умна. Сразу поняла, о чем пойдет речь. Но ребенок не позволял воспринимать эту мамочку всерьез. Гарри улыбнулся.
— На улице чудесная погода.
Молодая женщина опустила дочь в кроватку, и Гарри галантно предложил ей руку.
— Надеюсь, вскоре мы станем не только коллегами, но и друзьями.
Они вышли на улицу.
— Надеюсь, вы достаточно благоразумны, чтобы согласиться на наше предложение, — он сжимал ее тонкую кисть, удерживая Монику за запястье. Попытка вырваться повлекла бы за собой увечье.
— О делах мне предстоит долгая беседа с вашим начальством, — легкомысленным тоном заявила она. — Не портите мне прогулку нудными речами. Лучше взгляните на город. Такого вы никогда не увидите. Запомните его таким. Здесь царствует матриархат. Мужчины на фронте. Город во власти женщин. Кто бы мог подумать лет пять назад, что женщины будут кондукторами в автобусах, и даже автоводителями, что они будут делать снаряды для армии и оружие на заводах, разносить уголь по этажам?
— Суровое время, — согласился он.
— Берегитесь, мужчины! — в ее молодом восхитительном голосе было столько озорства! — Женщина почувствует, что может справиться со всем сама, без вашей помощи, и тогда… Вы им не будете нужны. Разве что для любви?
Гарри снисходительно улыбнулся.
— Смотрите! Митинг суфражисток. Вам по душе их идеи, как вижу.
— Я курю.
Впереди улица утопала в толпе женщин. Короткие стрижки, дым толстых сигар, тяжелые башмаки, грубые голоса. Настоящая армия.
Гарри крепче сжал ее руку.
— Сестры! — зазвенел голос Моники над общим гулом. — Помогите! Мой муж не пускает меня к вам, — она вздернула его руку, сжимающую ее запястье. — Я для него лишь рабыня, его прихоти государство возвело в закон. Освободите меня!
И толпа подчинилась ей. Мужеподобные дамы тыкали его зонтиками, булавками целили в глаза, грубые подошвы пинали его по ногам, об одежду тушили окурки сигар. А Моника ускользала по этому потоку все дальше и дальше. Он поймал ее воздушный поцелуй, как раз перед тем, как на его голову опустился чей-то ридикюль.
Моника устремилась вдоль Темзы, со стен домов на нее смотрели военные плакаты с лозунгами жертвовать для победы, подписываться на чеки национальной обороны. По дороге она поймала кэб и назвала адрес, что когда-то аккуратно занесла в записную книжку рядом с надписью «сэр Артур».
— Мисс Мона! — обрадовался хозяин квартиры, куда она проскользнула, прячась от любопытных глаз. Поцеловал руку, пощекотав кожу пышными усами. — Отобедаете с нами?
Моника огляделась, заметила на стене фотографию стамбульского храма и набросок ихтиозавра, выполненный от руки. Далее снимок на фоне пирамид. Она гадливо поморщилась.
— Что вы делали в Египте? — рассеянно осведомилась она.
— Играл в гольф.
Моника счастливо улыбнулась, большего удовольствия сэр Артур ей доставить не мог.
— Посмотрите повнимательней. Я сфотографирован с клюшкой. Обычно я практиковался на довольно примитивной площадке перед отелем «Мена» у самого подножия пирамид. Это было жуткое поле, где, срезав мяч, я мог обнаружить его покоящимся у гробницы какого-нибудь Рамзеса или Тотмеса.
Моника рассмеялась. Она не ошиблась в нем. На письменном столе она заметила газету. Сэр Артур уже был извещен. Что сулил ей обед с ним? Беседу, какой можно насладиться, которая останется незабываемым удовольствием? Пусть так.
