Глава 13
Фанфан сразу сказал Ла Скумуну:
– Не вздумай туда ходить. Это самоубийство!
Поскольку тот как будто не слышал, он добавил:
– По крайней мере разреши мне пойти с тобой…
– Какая разница: один или двое. Нельзя класть все яйца в одну корзину, а это скорее мое место, чем твое.
Настаивать было бесполезно. Ла Скумун следовал за катафалком на своей машине от морга до церкви дез Аббесс.
После первого причастия нога Ксавье ни разу не ступала в церковь, но он вряд ли стал бы возражать против того, чтобы его похоронили по-христиански.
Прежде чем войти в церковь, Ла Скумун поднял глаза на здание из неоштукатуренных маленьких красных кирпичей. По обе стороны двери, над кропильницей висели мраморные таблички с выгравированными на них именами героев Великой войны.[14]
Ксавье погиб, как и они. Но он умер ни за что. Разве только затем, чтобы жила Женевьев.
Но почему их жизнь оказалась в опасности, если не по его, Ла Скумуна, вине?
Он столько лет носил свою страшную кличку: Приносящий беду!
Он прошел через паперть и остановился в центральном проходе, не сводя глаз с гроба. Он вспомнил гробы, громоздившиеся возле душевой в Риомском централе; куски брезента, ставшие первыми саванами узников, разорванных взрывами бомб в Лиль Адане.
– Оно того стоило, – прошептал он.
После мессы Ла Скумун шел пешком за катафалком, на багажнике которого покачивался огромный венок из роз, с надписью на ленте: «Ксавье Аде от сестры и друга».
Тело должны были поместить на кладбище Коленкур в ожидании скорого перевоза на Корсику. Процессия вышла на бульвар, чтобы проследовать по авеню Рашель.
Очаровательное авеню, заканчивающееся тупиком, где и находится вход на кладбище.
Ла Скумун не оборачивался.
Войдя на кладбище, он расстегнул пальто и пиджак, чувствуя себя спокойным и готовым подстрелить самую важную мишень в своей полной приключений жизни.
Процессия прошла под мостом. Это было странное кладбище с лестницами и мостками.
Стояла ясная погода. Между облаками были видны куски светло-голубого неба.
Ла Скумун посмотрел на гроб, который сначала опускался накренившись набок, но потом лег ровно. Ксавье предпочитал спать на боку, но его привычки умерли вместе с ним.
Ла Скумун бросил пригоршню земли и распрямился. Ему хотелось, чтобы схватка началась в эту самую минуту, перед еще незарытой могилой. Он поднял глаза на мостик, полагая, что они могут открыть огонь оттуда. После ухода могильщиков он долго стоял неподвижно, потом пошел к выходу.
У главных ворот его ждал комиссар Бло.
– Здравствуйте, – сказал он.
– Здравствуйте, – ответил Ла Скумун.
– Вы пришли один…
– Похоже на то.
– Кое-кто мог воспользоваться ситуацией.
– Похоже, что не воспользовался.
– Вы поедете сегодня днем в больницу?
– Конечно. А что, вы там будете? Мы встречаемся повсюду…
– Я побывал там вчера вечером, – ответил комиссар. – Если у вас найдется несколько минут, мы можем пройтись.
Ла Скумун кивнул.
– Она со мной разговаривала, – сказал Бло. – Боится, что с вами что-то случится. Я ей соврал насчет ее брата. Она ничего не знает.
– А!
– Она мне рассказала, как все произошло.
– Ксавье мертв, и детали ничего не изменят.
– Конечно. Но я подумал, вам будет интересно узнать, что эти люди искали вас.
– Пусть приходят! Я в их распоряжении как дома, так и в кабаре!
Бло некоторое время молчал.
– У вас интересная судьба, – произнес он наконец.
– Так уж и интересная?…
– Во всяком случае, любопытная. Вы проходите через все трудности.
– А остальные расплачиваются за меня, так? Вы это хотели сказать?
– Это говорят факты. Полагаю, отсюда и пошло ваше прозвище?
Ла Скумун остановился.
– Мое прозвище? Вы бредите. Человека можно звать как угодно.
– Как сказать. Не думаю, что ваше прозвище было дано случайно. (Он вздохнул.) Но я не хочу задерживать вас пустой болтовней.
Ла Скумун посмотрел на него и как будто заколебался.
– Спасибо за Женевьев, – произнес он наконец.
Они расстались. Площадь дез Аббесс была совсем рядом, и Ла Скумун пошел туда за своей машиной.
Фанфан ждал его в квартире.
– Ну что? – с тревогой спросил он.
– Ничего, – ответил Ла Скумун.
Он очень устал и упал на кровать.
– Ничего. Они даже не появились. Пришел только тот полицейский, который оказывается повсюду… Похоже, Женевьев стало лучше.
– Пойдешь к ней? – спросил Фанфан.
– Думаю, да. Не хочу ее утомлять, понимаешь?
– А о Грегуаре с Фабром ты думаешь?
– Думаю.
– Тогда почему о них ничего не говорят?
– Потому.
– Ты мог бы больше доверять мне, – обиженно заметил Фанфан.
– Не беспокойся. В эту историю замешано достаточно много народу. Сделай мне приятное, не вспоминай больше об этом.
Фанфан промолчал. Ла Скумун подошел и положил руку на плечо друга.
– Я тебя очень люблю.
– Мы пытались делать как можно лучше, – ответил Фанфан.
Он буквально падал от усталости и растянулся на кровати Ксавье. Ла Скумун принял душ и переоделся.
Прежде чем ехать в больницу, он наскоро пообедал в закусочной самообслуживания.
Около часа дня Ла Скумун остановил свою машину перед больницей. В его голове начинало вырисовывалось определенное решение. После шока, вызванного внезапно обрушившейся катастрофой, он снова начал реагировать на внешние раздражители.
В коридоре перед палатой Женевьев прохаживался комиссар Бло. Ла Скумун немного поколебался, но подошел к нему.
– Ей хуже? – забеспокоился он.
– Нет. Состояние не блестящее, но улучшается с каждым часом. Мы снова разговаривали.
– Она хорошая девушка и никоим образом не причастна к случившемуся.
– Я в этом убежден. Я слышал, вы собирались пожениться.
Ла Скумун сурово посмотрел на него.
– Нет, между нами никогда ничего не было. Она обожала брата и старалась помочь ему прийти в себя. Поэтому и жила вместе с ним.
– Спать с женщиной не преступление, – улыбнулся Бло.
– Вопрос не в этом. Если бы у вас против меня были улики, вы бы меня арестовали. А вы притворяетесь, будто интересуетесь Женевьев, будто хотите, чтобы я вам объяснил, что она ни при чем.
– Это вдвойне обидно.
– Да. И Ксавье тоже был ни при чем. Произошла чудовищная ошибка, комиссар, вот и все.
– Я так считаю с самого начала. Теоретически, никто не должен был бы вас преследовать. Но, как я уже говорил, вы ошиблись временем.
– Теперь это уже не имеет значения. Вы уходите?
– А вы?
– Вы из тех людей, которым можно доверять. Когда Женевьев поправится, думаю, для нее будет лучше обо всем забыть.
– Я тоже так считаю, – согласился Бло.
– И ее брат был бы доволен, если бы мог это видеть.
Бло не ответил. Он открыл для себя новую грань личности Ла Роки, которую тот тщательно скрывал.
– Так что, – продолжал Ла Скумун, – если бы вам удалось рассказать ей обо мне как можно больше всяких гадостей и она им поверила, это пошло бы на пользу всем.
Бло промолчал.
– Вот… – произнес Ла Скумун. – Вы можете это сделать?
Бло прочистил горло.
– Могу.
Ла Скумун махнул ему на прощание рукой и медленно пошел прочь.
– Подождите! – окликнул его Бло.
Ла Скумун остановился.
– Она спит и не увидит вас.
Бледный Ла Скумун вернулся назад и прижался лбом к стеклянной двери палаты.
Он провел пальцами по стеклу – его рука дрожала.
Бло отвернулся и не шевельнулся даже тогда, когда услышал, как шаги Л а Скумуна затихают в коридоре.
Наконец он резко повернулся на каблуках и вошел в палату Женевьев.
Ла Скумун провел ночь в кабаре, за все это время не произнеся ни слова.
В шесть часов утра, после того, как ушел последний клиент, он отправил домой персонал и обратился к Тельме, которая бродила по залу как неприкаянная:
– Иди спать. Ты еще молода.
Она не поняла его, но ушла.
Затем он обратился к Фанфану:
– Ты всегда хотел иметь что-нибудь свое. Так вот…
Он протянул другу запечатанный конверт и заставил взять его.
– Все по правилам. Половина тебе, половина Женевьев. Продашь кабак Бенда и поделишь с ней деньги.
– Ты не в себе… – пробормотал Фанфан.
Ла Скумун посмотрел по сторонам, надел пальто, поднял воротник, затем обнял Фанфана за плечи и поцеловал.
– Постарайся забыть все это, – попросил он.
– А как же Женевьев? Ты о ней подумал?
– С Женевьев тоже все улажено.
– Зачем ты это делаешь? – спросил Фанфан, удерживая его за рукав.
– В жизни появилось много такого, чего я не понимаю. Как и ту чудовищную ошибку, которую никогда не смогу исправить.
– Но безупречных людей не существует, Роберто! – почти выкрикнул Фанфан. – Их просто нет!
– Надеюсь, Женевьев постарается прожить жизнь безупречно, – ответил Ла Скумун, высвобождаясь.
– Роберто!.. Роберто!.. – снова позвал Фанфан.
