Ознакомительная версия.
И только снял его пальцем с блокировки, как в вестибюле погас свет! И не только в вестибюле, но и в коридоре, который все время находился перед глазами! Темнота накрыла, и Павел Максимович откровенно ударился в панику. Шевелились наращенные волосы, чутье било в набат — он здесь не один, здесь кто-то есть! Почему он не глянул под стол дежурного? Там в нише хоть десяток демонов можно спрятать… Проскользнуло что-то по воздуху, он различил шорох, но не успел присесть или метнуться вбок, как в лицо ударил свет, обеспечив временной слепотой. Что-то разрезало воздух, и Павел Максимович испытал потрясающую боль, когда кулак незнакомца метко вписался в челюсть. Он захрипел, затылок вонзился в дверь, и последствия двойного удара были просто сногсшибательны. Он уже не думал, что если бы хотели убить (при условии, что боец грамотный), то не стали бы бить по челюсти — для этого существует удар в кадык. Все инстинкты были при нем — он рухнул на пол вместе с телефоном, который, кажется, разбился. А оказавшись на коленях, живо подался в сторону, уткнувшись в чьи-то ноги. Ощутил плечом стену и метнулся рыбкой вдоль нее, попутно отталкивая злоумышленника! Удалось, незнакомец приглушенно вскрикнул, потерял равновесие, выронил фонарь и отлетел к загородке дежурного. Но кто же знал, что их тут двое?! Тот, другой, соорудил Павлу Максимовича подножку, и он повалился плашмя, отбивая «фанеру», которой на блатном жаргоне величали грудную клетку. Крик застрял в отбитых ребрах, он перевернулся на спину, яростно замолотил ногами, но ни в кого не попал. Тогда он вскочил, позабыв про боль, и нанес по темноте несколько «профессиональных» ударов. И снова не сработало, никто не лез под его кулаки. Царила тьма, фонарь, похоже, подняли и выключили. Он отшатнулся, чтобы не схлопотать еще одну плюху, застыл, обливаясь потом. В темноте, похоже, что-то происходило. Шорох, сдавленное дыхание. Развлекаемся, значит? «Подавляющие» силы неприятеля двинулись в обход, отрезая его от коридора! Обломитесь, черти! Он попятился, нащупал ногой приступочку между вестибюлем и коридором. Назад, в свой кабинет! Хорошо, что не запер! Там можно закрыться, в сейфе пистолет… Почему он не взял его с собой, голова садовая?! И он затопал с горящей челюстью, с пылающими ребрами. И, похоже, опередил своих загонщиков. Вспыхнул фонарь, но он уже уходил от преследования, хотя и бился обо что ни попадя. Отлично, в свете фонаря он не мог промахнуться мимо двери. А сопение в спину только подгоняло. Он помчался быстрее лани, схватился за дверную ручку — влетел в приемную, захлопнул дверь, провернул собачку на замке и чуть не возопил от радости, получилось. Щелкнул по выключателю — бесполезно, свет обрубили во всем офисе. Ничего, он найдет свою дверь, а извлечь волыну из сейфа — секундное дело…
Он на ощупь искал дверную ручку, запинался о какие-то тумбочки, табуретки, вешалки для одежды. И уже нащупал дверь, как вдруг похолодел: сухо щелкнуло в коридоре. Стреляли с глушителем, по замку! Дверь распахнулась от мощного удара. Луч света прорезал приемную. Павел Максимович заскулил от страха, он уже влетал в свой кабинет, метнулся к сейфу, вмурованному в стену. Понятная и доступная комбинация, можно набрать и в темноте… И вдруг завихрилось что-то, закувыркалось, он обнаружил это боковым зрением — злоумышленник метнул в него фонарь, который продолжал работать. Удар по виску встряхнул мозг, испытал на прочность черепную коробку! Он уже не помнил, что делал, завертелась темнота, прореженная сполохами света, обмякли ноги. Он не сопротивлялся, когда его схватили за ворот, оторвали от пола и швырнули на его же собственный стол. Мужчина пробороздил его спиной от начала до конца, сбивая монитор, клавиатуру, стопки папок с деловыми бумагами. Рухнул с обратной стороны, треснувшись вторым виском о горячую батарею, чуть не развалился на составные части! И снова загорелся фонарь, злоумышленник подлетел к нему, когда он норовил подняться, схватил с пола мусорную корзину и нахлобучил вместе с содержимым на голову! Да еще и хорошенько натянул, не щадя выступающих частей лица. И посыпались на новоявленное забрало хлесткие затрещины и подзатыльники, от которых мозги окончательно перестали соображать. Павел Максимович пытался отбиться, но все удары проваливались в какой-то кисель. Его опять схватили за шиворот, избавили от забрала (едва не оторвав при этом уши) и швырнули — он сбил свое кресло, тумбочку из гарнитура письменного стола, треснулся макушкой о шкаф. Злоумышленник тяжело дышал, взяв тайм-аут, а избитый начальник охранного агентства ползал по полу, обливаясь рвотой, и давился словами, отражающими его отношение к происходящему.
— Мы не нарушаем его права? — насмешливо спросила женщина.
— У него такие же права, как у меня, — отрезал мужчина. — То есть никаких. Слышишь, Череп, я правильно говорю? — он направил свет под ноги и поддел носком страдающую жертву. — Сколько тебе еще сидеть? Пару лет? Жаль, приятель, что нет у тебя второй жизни, а то бы точно досидел.
И отвесил мученику сокрушительный удар в живот — с такой силой, что тот изогнулся крючком, из горла хлынуло.
— Как это злобно, жестоко, цинично, — вздохнула женщина…
Она коснулась его, Вадим вздрогнул, распахнул глаза. Что с ним творится, опять уснул! То он полон сил, энергии, может горы свернуть, то приходят апатия и дикая сонливость, он становится разряженным, как мобильник… Он сидел на пассажирском сиденье невзрачной иномарки. Время суток то же самое — ночь, двор, забитый автомобилями, недалеко от Красного проспекта, машины стоят с минимальными зазорами, буквально везде (испортил людей в XXI веке вопрос парковки), и удивительно, как еще Кира умудрилась втиснуться. Она вошла и села — незаметно и неслышно. И сейчас была рядом и смотрела на него как-то странно, глаза ее лучились в мерцании приборной панели, а сама она — улыбалась! Он очень редко видел, чтобы Кира улыбалась. То ходит мрачнее тучи, то язвит, то разражается проклятьями…
— Просыпайся, — сказала она. — А то надо же, Штирлиц — всех обманул и спит в машине.
— Привет, девчонка комсомольского возраста, — проворчал Вадим. — У тебя не лицо, а трехмерный смайлик. Я помню, как ты уходила…
— Но не помнишь, как вернулась. Ты уже знаешь, что такое смайлик?
— Я быстро учусь…
— Ладно, не напрягайся, все в порядке. Не надо никуда бежать и никого спасать. Не думаю, что полиция начнет обыскивать все эти машины. Обычно преступники не сидят возле места преступления после его совершения. Твой приятель Череп оказался таким же живучим, как и предыдущий товарищ. Избитый неизвестными, он все же нашел в себе силы доползти до телефона и вызвать подкрепление. Сейчас по офису охранного агентства вьются стаи тамошних сотрудников и работников полиции. Череп убыл в больницу. Проводятся следственные мероприятия — но они заведомо обречены на провал. Секретарша и охранник не видели, кто их оприходовал, других очевидцев нет, злоумышленники орудовали в перчатках, средства видеонаблюдения оказались отключенными… Мои слова тебе пофиг? Ты так заразительно зеваешь…
— А мне вообще все пофиг, — объяснил Вадим и улыбнулся. — Шучу, все отлично, рад, что обошлось. Просто снова эта апатия, будь она неладна…
— Паршиво выглядишь, — подметила Кира. — И запашок от тебя… — она подалась поближе, потянула носом, затем, догадавшись, приоткрыла бардачок и нащупала плоскую бутылочку. — Так ты еще и тихий алкоголик, — вынесла она безжалостный вердикт. — Стоило мне уйти, как он сразу за бутылку…
— А у тебя помада размазалась, — покосился он на сообщницу.
— А у тебя глаза… Куплю тебе красную рубашку под цвет глаз.
— А у тебя укладка на голове — из категории «помыла голову и забыла».
Оба засмеялись и погрузились в тягостное молчание. Салон машины еще не остыл, внутри было тепло, уютно. Спал тихий дворик, спали машины.
— Ненавижу мучить людей, — неохотно признался Вадим. — Даже гнусную шушеру. Чувствую себя таким же, как они… Хотя кого я собираюсь обмануть, я и есть такой же, как они. Это многие подтвердят, вот ты, например…
Она не подтвердила, помалкивала, только как-то прерывисто сглотнула, и у Вадима создалось обманчивое впечатление, что она хочет коснуться его руки. Но ничего не случилось, наваждение прошло, она закрыла глаза, спросила:
— Ты религиозен?
Он не стал ничего скрывать, признался, как на исповеди:
— Не-е, в эту пургу я не верю. Бог не допустит, чтобы отмороженные зэки расстреляли близких мне людей, а потом перепуганные солдаты погубили мою невесту. А если бог такое допускает, то какой он, в натуре, бог? Он хуже дьявола. Дьявол хоть не скрывает, что он отрицательный персонаж. Так что бога создал человек, а не наоборот. А ты в эту благодать веришь?
— Верю… — она вздохнула. — Где-то далеко и глубоко…
— Даже после того, как один плохой парень угробил твоего жениха?
Ознакомительная версия.
