Ознакомительная версия.
— Не надоел он тебе?
Я улыбнулась.
— Мужики рассказывают, он по утрам с твоей собачкой гуляет, неужто правда?
Я улыбнулась еще шире, а Лешка силился придумать, что ж такого еще сказать.
— Ты на машине? — спросил он.
— Нет, люблю свежим воздухом подышать.
— Садись, отвезу.
Я вскинула брови и головой покачала.
— Не верю, что так мужа боишься. Он же перед тобой на задних лапах ходит. Все знают.
— Не стоит всякие глупости повторять… — Я смерила его взглядом и добавила со значением:
— У вашего брата языки длиннее бабьих. А мне пересуды ни к чему… До свидания. — Я шагнула в сторону. — Заходи в гости.
— Зайду, — туманно ответил Лешка.
* * *
И в самом деле вскоре зашел, как водится, с бутылкой. Устроился на нашей кухне с таким видом, точно собирался здесь состариться. Был уже сильно навеселе и болтать принялся с порога. В первые полчаса Лом вроде бы обрадовался дружку. Я на стол накрыла и немного с ними посидела. Потом ушла с кухни, забыв закрыть дверь, и стала чутко вслушиваться. Лом честно пытался найти с приятелем общий язык, не подозревая, что судьба успела развести их далеко и основательно. Лешкина пьяная физиономия, громкий голос, матерщина и манера вытирать руки скатертью очень скоро начали действовать ему на нервы. Лом замолчал и томился еще с полчаса. Сам он пил умеренно, в последнее время и вовсе редко, а в подпитии либо молчал, либо гневался, в зависимости от настроения. Моими стараниями настроение поддерживалось неплохое, потому гневливым я его не видела давненько. Теперь же в ответ на настойчивые Лешкины советы Лом пару раз сорвался и рявкнул, причем громко и нецензурно, от чего я успешно его отучала. Как не порадоваться Лешкиной глупости?
Подошло время гулять с собакой, я оделась и заглянула на кухню:
— Гена, я с Рокки погуляю.
Лом заерзал, отпускать меня одну, да еще по вечерам, он не любил.
— Потерпит немного, попозже сходим.
— Ничего, я погуляю, — проявила я понимание. — Отдыхайте.
Было заметно, что отдыхать Лому надоело. Он вышел за мной в прихожую.
— Ладуль, погуляй у подъезда. На улице темень, а ты не с бультерьером идешь, от Рокки пользы никакой, только звон пустой.
— Я во дворе постою, — согласилась я. — Очень он волнуется.
Я ушла, а когда вернулась, Лешка уже нагрузился до такой степени, что сам себя не помнил. Хватал меня за руки, приставал с выпивкой, шутки отмачивал такие, что святого достанут. Лом святым не был, физиономия его багровела, глаза наливались кровью, а кулаки сжимались. По всему выходило, что легендарный припадок последует незамедлительно. С сочувствием взглянув на мужа, я удалилась. Лешка был так пьян, что признаков надвигающейся бури не углядел и вскоре встретил ее лицом к лицу. Лом спустил его с третьего этажа без лифта, правда вызвав предварительно такси. Вернулся злой, как черт. Я принялась его утешать.
— Вроде мужик неглупый, — гневался Ломик, — а выпьет, дурак дураком. Чего городит…
— Геночка, ты не сердись, я понимаю, он твой друг, и не хочу, чтобы ты решил, что я друзей от тебя отваживаю, но еще один такой визит я могу и не пережить. Не люблю, когда меня посторонние люди за руки хватают. Обижать не хочется, а терпеть противно.
— Какой-то недоделанный стал, — согласно кивал Лом, — городит черт-те чего… Раньше он таким вроде не был…
— Может, ты просто внимания не обращал…
— Не знаю… Я с ним завтра поговорю, чтоб пьяный больше не таскался. Трезвый — другой разговор…
— Я тебе не рассказывала, он меня на днях у бассейна встретил и тоже какую-то ерунду плел…
— А чего ему у бассейна делать?
— Не знаю, сказал, мимо проезжал.
— Куда он проезжал, там тупик… — Ломик нахмурился.
— Ну его к черту, — сказала я и прижалась потеснее к муженьку.
— Замерзла, пока с Рокки гуляла?
— Без тебя гулять совершенно не хочется, и настроение не то, и скучно. И вообще, мне без тебя плохо. Когда ты рядом, все по-особенному видится…
— Притащился, придурок, — досадливо вздохнул Лом, — только вечер испортил.
Наутро я позвонила Моисееву. Голос у него был страдальческий, прошедший вечер он помнил смутно и удивлялся разбитой роже.
— Лом бесится, — сказала я, — и ревностью допекает. Пьяные мысли держи при себе. — И весомо добавила:
— Надо поосторожнее.
Вроде бы невзначай, но часто судьба стала сталкивать нас с Лешкой. То там встретимся, то здесь. Заботилась об этом Танька, а она за что берется, то делает в лучшем виде. Я улыбалась со значением, а она в оба уха Лешке нашептывала. В целом выходило неплохо. Несколько раз он звонил, начиная со слов: «Как там у Генки дела?», а заканчивая певучим «Ладушка», частенько пасся возле бассейна, и, по Танькиному определению, в штанах ему было тесно. Выразить свои чувства словесно он не всегда мог, но смотрел блудливо и жарко, чему я не препятствовала, а напротив, свои достоинства демонстрировала охотно, но молча… Танька же цеплялась к Лому:
— Чего это Лешка снует туда-сюда, аж в глазах рябит? Насчет наркоты тебя обхаживает? Возле Ладки трется… Неужто решил взять не битьем, так катаньем? Мол, не уговорил тебя, так, может, она присоветует? Куда ни плюнь, всюду Моисеев, точно пасет. Ладуля тебе сказать боится, чтоб, значит, в мужскую дружбу раскол не внести, а мне жаловалась: Лешка у бассейна прописался, никак шалаш поставил, дня не проходит, чтоб не встретил. Это хорошо? Я ведь не Ладка, тебя не боюсь и правду всегда в глаза скажу. Друзья так не поступают. Может, дурных мыслей в его башке и нет, но ее-то он в какое положение ставит? А ну как кто заприметит? Пойдут языками чесать, а ты характером крут, вникать не станешь, и кто тогда виноват окажется? Вот Ладуля и ревет, тебе сказать боится, а я скажу, потому что она человек мне близкий и ее печаль я к сердцу принимаю…
Танькины длинные речи действовали в обоих направлениях, теперь дружки, встречаясь, испытывали обоюдную неловкость, на первый взгляд не очень заметную, но им понятную. Танька заботливо подливала маслица в огонь.
Уже больше месяца Вовка усердно крутился возле Моисеева, пьянствовал с ним и баб таскал. По части услужить ему не было равных, и очень скоро он стал у Лешки кем-то вроде доверенного лица. Так что направление его мыслей было нам хорошо известно. Мысли, кстати, глупые и оригинальностью не отличавшиеся. Вскоре на стол перед Ломом легла магнитофонная кассета. Танька пылала праведным гневом.
— Послушай, что твой дружок болтает. Уши вянут, мать его…
Я принесла магнитофон, а Танька сказала:
— Ты бы, душа моя, шла отсюда. Совершенно ни к чему тебе этакие пакости слушать.
— Отчего ж, послушаю, — твердо заявила я и села на диван.
Вовка потрудился на славу. Моисеев болтал много, глупо и опасно. Через десять минут Лом уже сидел, сурово хмурясь, а через двадцать начал ухмыляться. Такая ухмылка могла заставить даже покойника поменять последнее место жительства. Далее стало еще интересней, полет фантазии коснулся моей персоны. Слушать все это было забавно. Но не сейчас. Я резко поднялась, вытащила кассету, швырнула на пол и каблуком разбила.
— Какая гадость! — прошипела брезгливо.
Лом сцепил руки на коленях и смотрел в одну точку.
— Я всегда говорю: продаст в малом, продаст в большом, — сказала Танька.
— Иди-ка ты домой, — посоветовала я.
Едва заметно кивнув, подружка исчезла. Я подошла к муженьку, обняла его и на коленях устроилась.
— Забудь об этом, — попросила тихо, точно зная, что Лом-то никогда не забудет. — Ну его к черту…
Муженек меня обнял, прижался щекой к моей руке, пропел:
— Ладушка, — и вздохнул, — никому верить нельзя…
— Мне?
— Тебе верю, — сказал Лом, по-собачьи заглядывая мне в глаза.
— Вот и слава богу… Остальное уж как-нибудь переживем…
Утром я позвонила Таньке.
— С Моисеевым надо решать поскорее. Как бы он нас на кривой кобыле не объехал. Лом успокоится, простит. Он просто помешан на всяких глупостях, только и слышу: в пацанах бегали…
— Сделаем, — сказала Танька, немного помолчала и добавила:
— Погода стоит отличная, не хочешь ли на лыжах покататься?
— Допустим, хочу.
— Вот и поезжай на дачу. А Лому мы командировку организуем.
— Он без меня не поедет. А если по великой надобности и отчалит куда, так найдет способ держать меня дома, да еще звонками замучает.
— Ты кому жалуешься? Главное, чтоб надежный человек шепнул Лешке, что Лом отчалил, а ты на даче одна-одинешенька тоску гоняешь.
— Думаешь, он приедет? — усомнилась я. — Неужто такой дурак?
— Ты что, кассету не слышала? У него навязчивая идея. Будь спокойна, явится…
— Танька, — испугалась я, — что-то мне не по душе это. Генке вряд ли понравится…
— Ты, Ладка, не боись, сделаем по-умному.
Я тяжко вздохнула, повесила трубку и стала размышлять, как половчее убедить Лома отправить меня на дачу. Где-то в десять я позвонила ему в контору.
Ознакомительная версия.
