— Два раза, — призналась бортпроводница, и Рябинин понял, что теперь пойдёт откровенный разговор.
— Что же развелись?
— Неудачные попались, — сказала она, словно всё этим объяснила.
— Попались? — удивился Рябинин. — А вы их… не посмотрели?
— Я пришла за советом, а не за моралью, — вспыхнула она.
— А я вам и даю совет. Уверен, что в магазине вы не купите пальто без рукавов. Почему же связываете жизнь с первым попавшимся человеком? Муж — не банка консервов. Он не «попадается». Его выбирают. Сердцем.
— Я вам не верю. Михаил — исключительный человек. Я же рассказала о нём…
Рябинин улыбнулся. Она верила ему — он это видел.
— Вам тридцать лет. Объясните мне сцену в вестибюле. Зачем на людях целоваться и делать предложение?
— Ну, импульсивность, поддался настроению… Это и в кино показывают.
— Как вам могла понравиться такая безвкусная сцена?
Стюардесса задумалась. Рябинин не мог толком понять, красива ли она, — мешала яркая косметика.
— Может, нужно было сходить к сексологу? — неожиданно сказала она. — Говорят, совместимость очень много значит…
— Раньше дураки шли к знахарю, теперь к сексологу, — буркнул Рябинин.
— Что вы сказали?
— Так, пустяки.
Он всегда терял интерес к собеседнику, когда приходилось опускаться на другой уровень понимания. Зато теперь можно сообщить ей правду, потому что щадить было нечего и некого.
— Вы мне что-нибудь скажете? — нетерпеливо спросила она.
— Обязательно. Этот Миша вас не любил и не любит. Он мошенник. Выманил деньги. Инсценировал ревность.
— Вы о нём… уже знали?
— Я узнал только от вас.
— Неправда! — крикнула она низким повелительным голосом, как отдала команду. — Я этого не говорила. Он не жулик!
— Вы так крикнули, будто мы в воздухе и я собрался выпрыгнуть с самолёта, — улыбнулся Рябинин. — К сожалению, правда. Скажите, чем он брился?
— Электробритвой.
— Где она лежала?
— В ванной.
— Когда он брал чемодан, бритву из ванной взял?
— Нет.
— А она там?
— Нет.
— Значит, он её упаковал заранее. Все свои вещи упаковал. Получается, что вроде бы предвидел поцелуй в щёчку.
Она смотрела на следователя широко и неподвижно — так смотрят, когда не видят. Когда думают, отрешившись от всего.
— Зачем же он… ревность придумал? Мог и так деньги забрать.
— Тогда бы вы сразу заявили в милицию. А теперь попробуй докажи, что это мошенничество. Ревность, ссора. А деньги, мол, взыскивайте в гражданском порядке. Впрочем, он уверен, что в милицию вы не пойдёте.
— А я всё жду, — упавшим голосом выдохнула она.
Рябинину захотелось успокоить её. Сказать, что она его не любит, что мужа ещё найдёт, а деньги — дело наживное. Но стюардесса вдруг подобралась и сердито, словно они были в полёте и он не пристегнул ремни, приказала:
— Поймайте его!
Лирика кончилась. Начинались правоотношения — уголовные и гражданские.
— Попробую, — пообещал Рябинин. — Видимо, Михаил Самсонович Приходько — не настоящее имя. Скорее всего, подложный паспорт.
— Поймайте, — повторила стюардесса. — Я хочу глянуть ему в глаза.
Ради этого стоило ловить жулика. Рябинину тоже захотелось глянуть ему в глаза, потому что этот Миша, видимо, был неплохим психологом.
Она встала. С иронией, которой так богат жизненный опыт, она сказала уже от двери:
— Кстати, не каждому дана ваша возвышенная любовь.
— Да, тому остаётся только бракосочетание, — ответил ей в тон Рябинин и взялся за телефонную трубку — звонить инспектору уголовного розыска Петельникову.
* * *
Общественный транспорт Кира не любила. Даже метро, которое за минуты перебрасывало человека с одного конца города на другой, перестало быть удобным. Подключались новые районы, и под землёй стало тесно, как и на проспекте. А машины у отца не допросишься.
Кира выдернула зажатые толпой руки и скрестила их на груди — получалось что-то вроде щита. Видимо, рядом у парня был здоровый портфель, который упёрся ей в ногу, как бревно.
— Убрали бы свой чемодан, — сказала Кира, но её так сдавили, что воздуха для нормальных слов не хватило и она вроде бы прошипела. Ей никто не ответил: неизвестно, чей был портфель, да и убирать его было некуда.
Внезапно она почувствовала за спиной благодатную пустоту. Тут же приятный мужской голос сказал почти в ухо:
— Вставайте сюда.
Её моментально выдавили в кусочек вакуума, который мужчина образовал в углу, перегородив его сильной рукой. Она вздохнула и улыбнулась спасителю. Тот сдерживал напор спиной — она это чувствовала, потому что его кожаная куртка изредка прижималась к ней своими многочисленными молниями.
— В час «пик» ездит только человек, сдавший нормы ГТО[1], — сказал он.
Кира засмеялась. Они стояли лицом к лицу, — Кира была высокого роста. Его глаза насмешливо щурились. Суховатые скулы поблёскивали загорелой кожей.
— Надеюсь, вы до кольца? — спросил он.
Она кивнула. Все ехали до кольца, в район новостроек.
— Не давите спиной, — сказала женщина у него за плечом.
— Мадам, это общественный транспорт, каждый давит друг друга, — ответил он и чуть прижался к Кире. — А вообще-то я знаю магазин, где продаются автомашины.
— Уж больно вы остроумный, — буркнула женщина.
— С машиной тоже много мороки, — заметила Кира.
Он скрипнул курткой, давая девушке больше простора.
— Да ничего, не беспокойтесь, — вежливо отозвалась она, дрогнув стрельчатыми ресницами.
— Вы работаете юным академиком? — предположил он.
Кира только улыбнулась.
— Тогда вундеркиндиха. Играете на скрипке?
— У вас прелестная фантазия.
Поезд встал на кольце. Двери облегчённо распахнулись, и толпа ринулась из вагона, заметно качая его с боку на бок.
Вышли они вместе и поднялись наверх. Он пошёл с ней естественно, словно это само собой разумелось, словно они жили в одном доме.
— Конечно, вы студентка. А машина — папина.
— Угадали.
— Подождите! Сейчас угадаю, на кого учитесь. У вас романтическая профессия. Не спорьте!
— Очень романтическая. На юридическом факультете.
Он замер, а потом в ужасе схватился руками за голову. Кира удивлённо обернулась.
— Женщина-следователь! Женщина-прокурор! Да вы представляете?!
— Я на первом курсе. Ещё и практики не было.
Они пошли дальше.
— Вы посмотрите на себя! Кстати, как вас зовут?
— Кира.
— Миша. Посмотрите на себя. У вас осиная талия, нежная кожа, тонкие кисти, чувственные губы, благородное лицо и наивный взгляд. А видели следователя-женщину? Старомодная кофта, кругозор продавщицы, жаргонные словечки, пошлые шутки, в зубах папироса…
Кира медленно открыла сумочку и достала пачку сигарет:
— Не хотите ли?
Она умело прижала сигарету уголком оранжевого рта. Михаил блеснул зажигалкой и закурил тоже.
— Впрочем, вам идёт курить. Но вам, видимо, всё идёт. Не спорьте! Я даже представляю вас в большом кабинете, в мундире, каким-нибудь следователем по особо важным делам.
— А жаргонные словечки и пошлые шутки? — улыбнулась Кира.
— Вам и они пойдут.
Впереди была канава, прорытая для газопровода. Лёгкая досочка повисла над ней, как над пропастью. Кира неуверенно поставила ногу. Подошва «платформы» казалась толще мостика.
Неожиданно её спутник прыгнул вниз, протянул ей руку и повёл, чавкая глиной.
— Да зачем? — слабо возразила она, заливаясь гордой краской: на них смотрели люди.
Он вылез из канавы, по колено вымазанный жидкой грязью.
— Разве так можно? — Кира расстроенно закусила губку и швырнула сигарету на рыхлую землю.
Михаил только усмехнулся.
— Мой дом. — Она махнула рукой на современного высотного красавца.
— Завтра увидимся? — уверенно спросил Михаил, погребая её маленькую руку в своих широких ладонях.
Она только сомкнула стрельчатые ресницы.
Кира и Михаил сидели в молодёжном кафе. Всю неделю они провели вместе — каждый вечер.
На нём был шоколадный костюм, кремовая рубашка и янтарный галстук. На пальце мерцал перстень с красным, словно ещё не остывшим камнем. Кира сидела, как ромашка: белый брючный костюм, жёлтые волосы занавесили плечи и спину, на груди полыхавшей дугой повисли крупные гранатовые бусы.
— На столах нет свежих цветов, громко проворчал Михаил. — Без них я не могу ни есть, ни пить.
Две пары за соседним столиком разом повернулись.
— А какие твои любимые? спросила Кира.
— Пожалуй, гладификусы.
Она звонко и свободно засмеялась. Он тоже улыбнулся, чуть дрогнув кожей на скулах.
— Ты хотел сказать — гладиолусы?
— Я хотел сказать, что в каждом человеке подразумеваю чувство юмора.
