— Он говорит, что готовится закон о закрытии игорного бизнеса! — взволнованно сообщил Григорьев.
Холеное лицо Караваева окаменело.
— Ерунда! Кто будет резать курицу, несущую золотые яйца! Причем для всех… Кто откажется от живых денег?
Григорьев подкатил глаза вверх и показал пальцем в потолок.
— Вроде бы таков настрой первого лица…
— Гм… — Караваев задумался. Но потом махнул рукой. — Что раньше времени дергаться? Когда пойдет дождь, тогда и будем открывать зонтик… Каковы текущие дела?
— А пока они хотят поднять ставку до сорока процентов, — «шеф-директор» попытался взять себя в руки, но это у него плохо получилось. — Я объяснял, что это невозможно, но он и слушать ничего не хочет…
Караваев небрежно поднял руку, прерывая ничего не значащий поток слов:
— Кто принял решение?
— Он говорит, мэр лично.
— Значит, так и есть. Сам подумай: не придет же он сюда по своей инициативе, чтобы выставить нам такие условия от собственного имени! Он же не самоубийца…
Григорьев согласно кивнул:
— В общем, да.
— А значит, нам некуда деваться. Уменьшим процент выигрышей, попробуем сэкономить на налогах, может, еще что-нибудь придумаем. В конце концов, ведь именно они нас и контролируют! А раз они будут довольны, мы сможем делать что захотим!
Григорьев кивнул еще раз. Ситуация для него начинала проясняться.
— Значит, соглашаться?
— Конечно. У нас просто нет другого выхода.
— Я все понял, — повеселевший «шеф-директор» тем же путем вернулся к себе в кабинет. У посетителя создалось впечатление, что он просто отлучался в туалет.
* * *
— Ну, ты меня понял?! Коммерс сучий!
Они пристально смотрели в глаза друг другу. Дуксин испытывал животный страх перед этим наглым молодым «быком», ведущим себя как властелин вселенной. О чувстве внутреннего превосходства в облике человека, именовавшегося в определенных кругах кратко и красноречиво — Биток, говорило очень многое. Его демонстративно вальяжная поза, с которой он развалился напротив генерального директора концерна «Карат плюс», надменно вскинутый острый гладковыбритый подбородок, огромные кулаки, выразительно выложенные на полированную столешницу. И взгляд сверху вниз. Жесткий, испепеляющий, уничижительный. Новое поколение, плюющее на всех с высоты своего накачанного тела. Которое всегда право и которому все должны.
— Или заново начать объяснять, гнида?!
Николаю Ивановичу уже доводилось прежде сталкиваться по жизни с блатными старой формации, но они были совсем другими. Взять, например, того же Лисицина. Вот уж, действительно, прожженный уголовник, на котором пробу ставить некуда. Двадцать лет зоны топтал, все тело в татуировках, рожа такая, что хочется за квартал обойти: глубокие морщины, впитавшие специфический жизненный опыт, мертвенно-бледная кожа, тонкие бесцветные губы, выкрошившиеся на северной пайке зубы, которые в последние годы он одел в металлокерамику, зловещий прищур желтоватых глаз. Для него убить человека — все равно что сигарету выкурить. Даже легче, потому что сигареты есть не всегда, а дефицита в людях пока не наблюдается. И то он никогда себя так нагло не вел и руки никогда не распускал. Говорил ровно, матом не ругался, не угрожал. Хотя и без угроз было ясно: поперек дороги ему лучше не становиться. Одним словом — вор старой школы.
Биток — представитель новой формации. Раньше они называли себя «спортсменами», а теперь открыто именуются бандитами. Не боятся, даже бравируют! О том, что парень, облаченный в модный спортивный костюм яркоалых кричащих тонов, не имел за своими плечами ни одной судимости, догадаться было несложно. Отсутствие татуировок на пальцах, ухоженное лицо без признаков лагерной усталости, аккуратная зализанная назад прическа. И в глазах хотя и имеется жесткий блеск, но не тот, не тот! Этот не пришьет к коже два ряда форменных пуговиц, чтобы посрамить начальника зоны их блеском, не прибьет гвоздем мошонку к лавке, чтобы на работу не повели… Фраер! Самый натуральный фраер. Но с апломбом, какой Бог дает не каждому урке.
— Запомни, гнида, тебе деваться некуда! Хочешь жить, будешь нам платить!
Угрюмая четверка высоких широкоплечих лбов с накачанными, как у тяжеловесов, шеями, заявилась в офис Николая Ивановича в районе шести часов вечера. Их требования были просты и банальны: процент с бизнеса. «Ставить крышу» — вот как это называется в бандитской среде. Да и не в бандитской тоже. В современной России грань между криминалом и обществом провести довольно трудно. Может быть, потому, что все общество стало криминальным. В нормальном обществе невозможно представить, чтобы четверка отмороженных «быков» нагло ворвалась в офис солидной компании. Биток лично приветствовал генерального директора прямым ударом в челюсть. Затем хозяина апартаментов дважды ударили коленом в живот. Он согнулся и мешковато опустился на узорчатый паркет ценой двести долларов за метр. Из разбитой губы на белоснежную рубашку Дуксина закапала кровь, Секретарше Аллочке один из подельников Битка сунул под нос пистолет и грубо схватил за грудь, отбив у девушки желание позвать на помощь.
Да и кого было звать? Пару желторотых юнцов в камуфляже, которых Николай Иванович держал у дверей проходной исключительно для отпугивания мелких хулиганов да пьяной шпаны, имевшей привычку мочиться где ни попадя. Серьезно вкладывать деньги в собственную службу безопасности не имело смысла: обеспечение безопасности взял на себя Лисицин. Только где он сейчас? Далеко? А Биток и его дружки рядом. Под самым носом. Вот потому Дуксин сначала и испытал чувство панического ужаса. По лицу его со школьных времен еще никто ни разу не бил.
— Ну, о чем задумался, дядя? — Биток подался вперед и цепко ухватил Николая Ивановича за малиновый галстук. Потянул на себя. В лицо Дуксина пахнуло винным перегаром, — Будешь хорошо вести — бить больше не станем.
Молодой отморозок криво улыбнулся и быстро обернулся через плечо, оценивая реакцию трех подельников на свои последние слова. Один из братков, более высокий, с раздвоенной губой, за которую он и получил погоняло «Заяц», одобрительно хмыкнул, как бы подыгрывая бригадиру. Остальные двое никак не проявили эмоций. Подпиравший могучей спиной дверной косяк Мишель самозабвенно ковырял в желтых от никотина зубах обгрызенной спичкой, а Чахлого, замершего в проеме с пистолетом в руках, больше интересовала девка в приемной, нежели то, что происходило в кабинете генерального директора. Стройные пухленькие ножки Аллочки, едва прикрытые кожаной мини-юбкой, пробуждали у него разнузданные эротические фантазии.
— Условия, которые мы тебе предлагаем, вполне реальные, — гнул тем временем свою линию Биток, наматывая галстук на кулак. — Другие пацаны отбирают шестьдесят процентов, а я, видишь, по-божески. Потому как добрый. С детства. А то, что в хрюкало тебе заехал, не обижайся. Я же не со зла. Так, для профилактики. Чтобы лучше понял. Для реальности, значит. Сечешь? Так что, нечего куксится, дядя, а давай, по шустрому, гони бабло. Десять тонн зелени для начала. Первый взнос!
Галстук на шее Николая Ивановича затягивался все туже и туже, как гаррота. Его голова опускалась к столу, дышать становилось все тяжелее. Дуксин закашлялся.
— Отпустите, — звук, вырвавшийся из сдавленного горла генерального директора «Карат плюс» мало походил на его обычный голос. — Отпустите меня.
— Конечно…
Биток послушно разжал пальцы. Переговоры приобретали двусторонний характер. Бандит изобразил на физиономии доброжелательный интерес.
Николай Иванович откинулся на спинку кресла, рывком ослабил узел под воротником рубашки, расстегнул верхнюю пуговицу. И полной грудью вдохнул живительный воздух.
— Вы… Лисицу… знаете? — прерывистым голосом спросил он.
— Что?! Какую лисицу? Ты еще про енота вспомни! — Ухоженные, как у женщины, ногти Битка мягко поскребли подбородок и левую щеку, будто он проверял качество сегодняшнего бритья. — Или хорька. Знаешь песенку: «Заловили мы хорька, оказался — шеф ларька»…
— Послушайте, — Дуксин покосился на свой мобильник.
Номер Лисицина запрограммирован на быстрый набор под цифрой 1. Одно нажатие клавиши — и пусть вор сам разбирается с этими наглыми отморозками.
— Дело в том, что у нас уже есть «крыша», — как можно тверже произнес он.
— Ты тупой, да? Совсем ничего не понимаешь?
На лице Битка отобразилось свирепое выражение. На секунду Николаю Ивановичу показалось, что рэкетир сейчас снова ударит его по носу. Он лихорадочно облизал верхнюю распухшую и рассеченную с внутренней стороны губу. Кровь уже не текла, но глухая боль все еще напоминала о неджентльменских манерах визитера.
— Почему тупой?
— Я что, спрашивал тебя о твоей «крыше»? — Биток подался вперед и резко смахнул со стола хрустальную пепельницу с тремя окурками. Чисто машинально бандит отметил, что на одном из них имелись следы губной помады. Пепельница упала на ковер, а сам Биток грозно наклонился вперед. — Я разве спрашивал, есть ли у тебя крыша, старый хрен, и что она собой представляет? Меня это шибло?
