Именно эти люди питали тот страшный коктейль преступного мира, в котором годами варился Меркульев.
Ему иногда было трудно и мучительно общаться с обычными людьми – взгляд и слух выхватывали малейшее проявление гнили. Он понимал и знал, что такое профессиональное выгорание, новомодная психология всем в помощь, но что с этим делать – он так и не научился. Ему было комфортно в своем, привычном круге. Работа и еще раз работа. Вся его семья – вот эти ребята, ежедневно вычищающие авгиевы конюшни здорового, как еще надеялся Меркульев, общества, несмотря ни на что стремящегося к светлому будущему. Именно так, «светлому» – только эта эфемерная вера во вложенные ему в голову ценности помогала майору безболезненно проходить через все препоны и соблазны стандартного бытового существования.
Он мимолетно задумался: а как его видят соратники? Суровый, рано постаревший холостяк, убивающий свою жизнь на работе? Давно уже ушли «зубры», которые учили Меркульева, – настоящие профессионалы, коммунисты, прошедшие ад войны. Для которых работа была превыше всего. Это они боролись с плесенью, покрывающей общество, и не видели для себя лучшей судьбы, чем служить своему народу и советской власти. Теперь все не так. Измельчали люди…
«Уазик» сильно тряхнуло на ухабе. Под рык Никоненко майор вернулся в действительность.
Бандитская группировка определилась быстро – участившиеся грабежи на пригородных электричках не могли пройти мимо инспекторов. Все же там толковые ребята служили. Сашка, слегка обросший и полупьяный, отправился проверять свою легенду.
Молодец парень. Он сам придумал план, Меркульеву оставалось только слегка подкорректировать его и обеспечить прикрытие. В том числе и перед женой Патрушева – такой же бойкой бабенкой, с глазами-вишенками. Обещание премии сгладило ей и маленькой дочурке ожидание «загулявшего» супруга.
Долгая «работа» Сашки наконец принесла свои плоды – после особо удачного налета почти вся банда, вместе с главарями, собиралась сегодня «на хате». Одна из дач в пригороде, давно превращенная в место сбора бандитов, стала известна благодаря деятельности энергичного старлея.
Капитана уже, наверное, – Меркульев улыбнулся про себя. Вырос парень. Пора двигаться по службе. И Лункину тоже. Нужно будет рапорт подать на повышение после этой операции. Он оглянулся назад, наткнувшись на внимательные глаза враз замолчавших сотрудников. Волнуются. И это правильно.
‒ Как вы? – выдохнул застоявшийся воздух Меркульев.
– Нормально, товарищ майор! – ответил за всех Рахманов, опытным нутром почувствовавший изменение настроения начальства. – Скоро уже?
– Подъезжаем… – буркнул Меркульев. Он не очень любил эти моменты. Все уже обсудили, распланировали, а что-то еще нужно сказать одобряющее. Так он и не избавился от этой ненужной ответственности.
– Тарас Иванович, скоро? – переадресовал Меркульев вопрос водителю.
– Дык уже, Саныч. – Сержант вгляделся в ночь. – Вон тот поворот, потом еще две улицы и лесочек перед усадьбой…
– У леса останови, – приказал Меркульев.
– Есть! – подобрался Никоненко.
Сзади заворочались. Резко пахнуло мускусом. Меркульев поморщился – перед захватом волнение всегда в избытке. Главное, перебороть этот древний страх.
– Марат, связь с диспетчером! – жестким голосом ввел подчиненных в рабочее состояние майор. Он знал: люди боятся всегда, а в их деле – особенно. Человек без страха становился безрассуден, то есть безумен. Зато занятому делом человеку некогда подчиняться разрушающему чувству.
– Есть, товарищ майор! – Бывший прапорщик ВДВ Рахманов дотянулся до рации на центральной панели, вытянул шнур микрофона. Под ревнивым взглядом Никанорова пощелкал тумблерами.
Майор отключился от бубнения подчиненного и, глядя в отсветы фар на боковом стекле, снова прокрутил план захвата.
Казалось, все было продумано. Банда в количестве восьми человек плюс Сашка в полном составе отмечала удачное завершение очередного преступления. Как старлею удалось добраться до телефона – бог весть. Но факт удачных совпадений налицо – вовремя переданная информация, понятливый прокурор и участливое начальство, которое неожиданно раскошелилось на царский подарок – для усиления группы Меркульева был выделен целый взвод учебной роты специального назначения!
Недавно созданное подразделение на базе полка имени Дзержинского внутренних войск МВД СССР готовилось к охране Олимпийских игр–80. Бравые ребята – все срочники-спортсмены. Меркульев лично знал комвзвода капитана Мальцева. Они не раз встречались с Володей на оперативках. Вот уж кто мастер своего дела…
Было бы интересно поработать с ними. Хотя Меркульев искренне считал, что для ареста этой шпаны хватило бы и его команды, усиленной в лучшем случае ребятами из ППС. Но что поделать – спецназу тоже нужно тренироваться.
Майор искоса посмотрел на бледно освещенное лицо Рахманова, до сих пор безуспешно вызывающего диспетчерскую. Жесткий мужик. Не даст слабину – в этом Меркульев был уверен на все сто процентов. И по силе – не слабее спецов. А уж в связке с Лункиным и Свиренко…
– Ну?
– Нет связи, Сан Саныч, – виновато пробурчал прапорщик.
– Тут – яма, – неожиданно для всех сообщил Свиренко. Он истово увлекался радиоделом, и к его мнению стоило прислушаться.
– Радиояма… недотягивает наша слабая станция. Нужно где-нибудь на пригорке встать…
Рахманов пожал плечами и вопросительно посмотрел на командира.
– Хорошо, – после некоторого раздумья ответил майор, – тот лесочек аккурат на горке, там и попробуем.
Боль была повсюду. Штиль дикой слабости перемежался ураганом пульсирующей рези. Воздух приходилось с трудом продавливать в легкие, что требовало осознанного решения, взамен подаренного Богом безусловного рефлекса.
И еще – воняло. Запах рвоты сводил с ума, заставляя тело извиваться в конвульсиях, раз за разом исторгая из себя отраву.
Борис последний раз изогнулся, со стоном впуская в себя морозный воздух. Окружающее пространство оглушающим ударом вернуло его в действительность. Боль и холод. Он с трудом открыл глаза. Повернул голову и попытался сфокусировать зрение.
Темнота, перемежаемая расплывчатыми огоньками. Он разогнул скрюченное в пароксизме боли тело и перекатился на спину. Стало легче, хотя при этом многочисленные копья тотчас вонзились в кожу спины.
Небо. Ночь. Луна. Боль и холод.
Разум наконец-то начал возвращаться в многострадальную голову. Вместе с тем пришло осознание бедственного положения.
Он лежал на колючем щебне откоса железнодорожной насыпи. Практически голый на весеннем морозе – хотя штаны, рубашку и носки грабители великодушно оставили, но пар изо рта недвусмысленно намекал на серьезную проблему. Ноги затекли и почти не ощущались.
Борис напрягся и, опираясь на непослушные руки, с трудом стал на четвереньки. Резко замутило. Он оглянулся.
Мерцающие в лунном свете ниточки рельс уходили влево и вправо, теряясь в дымчатой дали. На границе зрения, в просвете черных силуэтов деревьев, дразнило скопище светлых пятен. Москва. Место, куда Борису жизненно необходимо добраться. Неумолимый инстинкт диктовал свои условия – чтобы выжить, нужно было двигаться. Рефлексия откладывается на потом. Как и вспоминания.
Он собрал силы и с трудом встал на подкашивающиеся ноги. Резко закололо в подошвах. Слава богу, чувствительность не пропала, значит, есть
