Крутили сюжет про обнаруженный в сумке труп женщины с отрезанной головой.
Молодой очкастый корреспондент, едва не захлебываясь от волнения, торопился выговориться:
– Совершено новое жуткое преступление! Милицейские чины спешат нас заверить, что маньяк, совершавший убийства женщин, погиб. Но так ли это на самом деле? Убийство этой молодой женщины заставляет задуматься об обратном.
Несколько дней назад ее муж обратился в редакцию газеты, пообещав солидное вознаграждение любому, кто предоставит какую-либо информацию о пропавшей жене. И вот такая информация поступила…
Камера взяла крупным планом сумку, и Валерка увидел отрезанную голову женщины. Заскрипел зубами.
«Как же так? Неужели опять эта мразь?! Но ведь Камагин говорил, что застрелил немого, а Топольский сгорел в машине…» – Тут Валерка припомнил, что на днях действительно видел такое объявление в газете и фотографию пропавшей женщины. Еще тогда подумал об изнасиловании. Баба красивая. Запросто могли увезти куда-нибудь на дачу и затрахать до полусмерти. Но все оказалось гораздо хуже.
Валерка смотрел на экран телевизора и совсем забыл, что сидит с петлей на шее.
А румяный очкарик тем временем продолжал:
– Произошедшее убийство дает почву для размышлений: а может, маньяк затаился и выслеживает новую жертву?
– Правильно. Затаился. Он обвел ментов вокруг пальца, – прошептал Валерка, чувствуя, как к горлу подкатывается ненависть. – Клал он на ментов с прибором. Как убивал, так и будет убивать. Ладно. Посмотрим. Где же у меня эта газета?
Он покатил на коляске, хотел поискать в комнате газету, но петля больно стянула шею.
На столе лежал хлебный нож. Схватив его, Валерка наотмашь перерезал капроновую веревку.
Надрывно кашляя, он налил стакан воды и выпил. Один. Второй.
Вроде отошло немного. Дышать стало легче.
Смерть всегда ужасна. И то, что пару минут назад он мог умереть, испугало его. Даже протрезвел с перепугу. О нем по телеку сюжет показывать не станут. Что в его смерти выдающегося? Жил незаметно. Так бы и умер.
Но теперь все его существо протестовало против смерти:
– Ну уж нет! Я умру, а эта сволочь будет жить? Будет убивать? Подожди, гнида! Менты тебя не нашли, но со мной твои финты не пройдут. – План дальнейших действий ему словно кто-то подсказал.
Валерка, нажимая на колеса, быстро проехал в комнату, где на столе валялась кипа газет. Покопавшись, он выбрал ту самую, с фотографией Ольги. Глянул на фотографию и вздохнул. Такая красавица, а жить ей не суждено.
«Это и неудивительно. Маньяк всегда выбирал только красивых блондинок. Наташка ведь тоже была красавица», – подумал он и подкатил с газетой в руке к журнальному столику, на котором стоял телефон. Снял трубку и набрал указанный в газете номер.
Валерка немного волновался, потому что к телефону долго никто не подходил. Уже хотел положить трубку, но вдруг услышал тихий, будто полумертвый, голос человека:
– Алло. Кто говорит?
Валерка посчитал это несказанным везением:
– Я тот, кто тебе нужен. Извини, браток. Я сам к тебе приехать не смогу. Записывай мой адрес. Бери тачку и рули ко мне. Нам с тобой есть о чем поговорить…
Майор Верин долго молчал. Курил и молчал, задумчиво глядя в окно.
Там, за окном, по тротуару спешили по своим делам люди. А майору никуда спешить не хотелось. Надоело все до чертиков. И хотелось вот так сидеть, и чтобы никто не дергал, не лишая его мимолетного покоя.
Молчал и Камагин, сидя за столом напротив Верина. А на столе перед майором лежали фотографии, отснятые Зуевым.
Сумка. В ней труп с отделенной от туловища головой. Труп женщины возле сумки. Ноги подтянуты к груди. Рядом голова.
Даже после того, как ее достали из сумки, руки женщины остались согнуты, будто пытались ухватить голову и вернуть на место.
Верин посмотрел на ужасные снимки и, вздохнув, спросил у Камагина:
– Ты считаешь, это работа маньяка?
Камагин, успев похмелиться, дохнул на начальника перегаром.
Верин поморщился, но ничего не сказал. Сказать по правде, и сам бы сейчас выпил стакан водки. Так на душе скверно.
– Ничего я не считаю, – ответил Камагин, тихонько икнув, и потянулся за сигаретой. – Считать можно, если опять появятся безголовые трупы. А так мало ли чего: может, ее любовник замочил. Или любовница мужа.
Верин с пониманием кивнул головой:
– А муж? Он не мог?
– Вряд ли. С ним областные опера работали. Они считают, эта версия отпадает. У него не было мотива для убийства. Соседи о них отзываются хорошо. Жили дружно. Хорошо обеспеченные. Нет. Тут что-то другое.
– У Топольского на квартире были? Никто там не появлялся?
Под этим «никто» майор подразумевал самого маньяка, и Камагин это сразу понял:
– Нет.
Верин недоверчиво прищурился:
– И все же что-то есть?
– Нет, это я так. Представляете, огромный шкаф у него, и весь забит книгами по психологии, психотерапии, йоге и разным оккультным наукам. Помешанный какой-то. И такому человеку доверяли лечить людей. – Камагин достал из ящика стола раскрытую книгу, с подчеркнутой карандашом строчкой.
Верин прочитал вслух:
– Убивая человека, ты спасаешь его душу от греха, – он повертел книгу в руках. – Чушь какая-то!
– А может, эта чушь оправдывает его действия? Убивал с твердым убеждением, что творит благие дела? – сказал капитан.
– Спасал людей от зла? – усмехнувшись, добавил Верин, скосив глаза на жуткие фотографии убитой блондинки.
– Книжонка такая, между прочим, свободно продается на лотках.
Верин прочитал фамилию и инициалы автора.
– А.И. Топольский. Гм… Тоже мне философ. Собственноручно пристрелил бы гада!
Дверь открылась, и Байдиков увидел худого бледного парня, сидящего в инвалидной коляске. Небритый. И глаза человека, неимоверно уставшего от жизни, словно живет он на этом свете последний день.
Вдобавок от него несет водкой. Такие люди, по мнению Станислава Николаевича, не могут внушать доверия. И этот такой. Пьяница.
Он даже подумал раздраженно: «Зачем я приехал? Услышать лепетание инвалида-алкаша?»
Но все же вошел в квартиру, не понимая, для чего это делает. Словно кто-то подталкивал в спину.
– Вы что-то мне хотели сказать? – спросил Станислав Николаевич, присев на кресло. – Вы один здесь живете?
Валерка закурил и, сделав пару глубоких затяжек, ответил грустно:
– Теперь один. Раньше жили вдвоем с матерью, – глядя в грустные глаза Байдикова, он добавил: – Еще у меня была любимая девушка. Хотели пожениться…
Станислав Николаевич был человеком тактичным, поэтому воздержался от лишних вопросов по поводу матери. Ну, положим, с девушкой еще понятно. Не каждая согласится быть женой инвалида.
Но Валерка, словно догадавшись об этом, заговорил сам:
– Мою девушку убил тот же маньяк, что и вашу жену…
Байдиков вздрогнул:
– Что? Маньяк?! Откуда такая уверенность? Я разговаривал с капитаном Камагиным. Он противоположного мнения. Сказал, что маньяк и его помощник – мертвы.
Валерка махнул рукой и оскалился в кривой улыбке:
– Насчет помощника, не знаю. А Топольский – жив. Я это чувствую. Прячется где-то.
– Но как же?.. А может, вы ошибаетесь?
– Бросьте! – перебил Валерка. – Вы что, хотите сказать: нормальный убийца способен на такие жуткие дела?
– Не думаю…
– А он испытывает блаженство от мучений своих жертв. Он рожден – убивать. Это изощренный и коварный человек. И чтобы он так просто умер? Я не верю. Понимаете, не верю, – Валерка разнервничался, ударил кулаком по столу так, что из пепельницы высыпались окурки. – Извините, но говорить об этом человеке спокойно я не могу. Он разрушил мою жизнь. Убил мою девушку. И мать. Хотел убить и меня. Это благодаря ему я стал инвалидом. Понимаете меня?
Байдиков не перебивал, давая парню излить всю горечь, что накопилась на душе. Жалел его. И сказал невесело:
– Да, конечно. Только не понимаю, зачем вы меня пригласили? Захотелось выговориться?
Валерка посмотрел на Байдикова с обидой.
– Если вам нужны деньги, я могу…
– Ты меня неправильно понял, – сказал инвалид, грубо и без предисловий перейдя на «ты». – Деньги у меня есть. Остались от покойной матери. Не так уж много, но есть. У меня счет к маньяку. И я хочу его предъявить. И ты, если хочешь отомстить за свою жену, можешь мне помочь.
Байдиков впился побелевшими пальцами в подлокотники кресла.
– Я хочу отомстить! – процедил он.
Валерка рассмеялся, хлопнул Байдикова по плечу, как старого приятеля:
– Я знал, что ты согласишься. Вдвоем мы его сделаем!
Настало время задать, пожалуй, один из самых существенных вопросов, волновавших Байдикова. И Станислав Николаевич спросил:
