– Вон те два бомжа обнаружили сумку в реке, – показал майор на маленького бородача и длинного одноглазого.
Камагин глянул на обоих и сразу отметил, что эти двое не убийцы, а дураки, которых судьба решила окончательно раздавить. И жизнь они, скорее всего, окончат в колонии. Если, конечно, сыщики не найдут настоящего убийцу…
– А это кто, в растрепанных чувствах? – спросил Камагин, указав на черный новенький «Мерседес» и сидящего в нем Байдикова.
– Муж убитой, – пояснил майор.
– Муж? Солидный, видать, мужичок.
– Бизнесмен. Эти двое мудаков позвонили ему. Он дал в газету сообщение о вознаграждении за любую информацию о жене. Вот они и купились.
– Понятно. А как они узнали, что сумка с трупом в реке? – озабоченно спросил Камагин, глядя на мутную воду.
– Говорят, видели, как ночью какой-то человек бросил эту сумку с моста в воду. Показания их прочесть хотите?
Камагин отказался:
– Не надо. Я с ними сам переговорю.
Зуев суетился возле трупа с фотоаппаратом, все тщательно фиксируя на пленку.
* * *Переговорив с обоими бомжами, капитан Камагин лишний раз убедился: эти двое к убийству непричастны. Просто лопухи, оказавшиеся в ненужный час в ненужном месте. Но показания щуплого бродяги, который видел лицо предполагаемого убийцы, не давали ему покоя.
«Волнистые волосы. Вытянутое лицо с бородкой. Это же портрет Топольского! Нет, не может быть. Он мертв. Сгорел в машине», – думал капитан. Но потом подумал, что, подчиняясь указаниям майора Верина, пытается внушить себе мысль о смерти Топольского, потому что так проще. А дело-то может обстоять иначе.
Он припомнил усердие заместителя главврача Зябликова, когда тот опознавал труп своего шефа.
«Дорогой перстень на пальце правой руки. Машина – Александра Ивановича». А потом с наигранным сожалением Зябликов проклинал себя, стуча в грудь кулаками, что не сдержал данного Камагину обещания и позвонил Топольскому домой.
– Александр Иванович пообещал приехать. Наверное, торопился, – говорил Зябликов, но в голосе его не слышалось сожаления.
Он знал: теперь место главного врача – его.
Камагин стоял и думал: «Почему Топольский ехал к Красной Сосне? Здравый смысл подсказывает: если виновен, уноси ноги. Или, узнав, что Гаврин мертв, он решил доказать свою невиновность? Возможно. Ведь он не знал, что Валяев выжил. Был уверен, что свидетелей нет. А теперь думай, что хочешь. Столько всего неясного. Сплошная каша. А может, этот парень, Валяев, вводит нас в заблуждение? С ним тоже еще поработать надо, и как следует», – решил капитан.
Неожиданно раздался голос потерпевшего:
– Мне майор сказал, что мою жену убил маньяк, которого вы разыскиваете?
Капитан обернулся. Перед ним стоял Байдиков с бледным, осунувшимся лицом. Смотрел внимательно, даже изучающе.
– Какой майор? – спросил Камагин, не имея большой охоты разговаривать с вельможным господином из «Мерседеса». Никогда такие ему не нравились – с иномарками да деньгами, от которых попахивает кровью.
Байдиков показал на седого майора.
Капитан заговорил с неохотой:
– Видите ли…
– Байдиков Станислав Николаевич, – представился собеседник.
– Станислав Николаевич, способ убийства вашей жены сходен с тем, как убивал маньяк. Он отрезал своим жертвам головы. Но делал это несколько иначе. Долго объяснять. Да и не думаю, что вам это так необходимо знать. Здесь, – кивнул капитан на труп, – явно другой почерк. Тот, кто убил вашу жену, орудовал топором. А в случаях с маньяком применялся только нож с длинным, острым, как бритва, лезвием.
Байдиков выжидающе смотрел на Камагина, словно тот что-то должен сказать ему и не договаривает. Смотрел минуту, другую.
И тогда Камагин сдался:
– Я понимаю желание наших коллег из областного розыска спихнуть это дело нам. Но маньяк мертв. Вы меня понимаете?
– И вы можете поручиться? – спросил Байдиков.
Камагин понял уловку. Если он скажет «да», то поступит непростительно глупо. И поэтому сказал:
– Маньяк ведь не сам отрезал головы женщинам. У него был помощник, исполнитель, психически ненормальный наркоман. Но тот тоже мертв, – он не стал раскрывать карты и пояснил доверительным тоном, чтобы Байдиков окончательно понял: – Нет, Станислав Николаевич, здесь чувствуется другая рука. И вообще, надо провести экспертизу, а потом делать выводы. Возможно, кто-то решил вам отомстить таким жестоким способом. Конкуренты. Завистники. Вы же бизнесмен. А у бизнесменов всегда могут быть враги. Не так ли?
– Да. Могут, – ответил Байдиков. Ответил скорее машинально. Самое главное, что он понял, – это отсутствие у капитана всякого желания к розыску убийцы. Станислав Николаевич бессмысленным взглядом уставился на двух телевизионщиков, успевших заснять труп в сумке, прежде чем молоденький сержант отогнал их за временное ограждение.
Когда Байдиков сел в машину, водитель спросил:
– Ну что, Станислав Николаевич?
– А ничего, – хмуро ответил Байдиков, закуривая. – Не хотят менты убийцу искать…
– Придется самим поднапрячься, – сказал водитель, и Байдиков с ним согласился.
Окончив с фотосъемкой трупа, Зуев подошел к Камагину:
– Николаич, неужели опять работа Топольского?
– Тише. Не хватало еще, чтобы муж убитой услышал. Он уже подходил ко мне.
Зуев понимающе кивнул головой, но все же спросил:
– А все-таки, сам-то как думаешь?
– Никак. Не хочу думать. Вот где у меня этот маньяк, – капитан провел ребром ладони по шее и покосился на безголовый труп женщины.
Ее уже достали из сумки для более тщательного осмотра.
Областной следователь уныло корпел над протоколом.
После смерти матери Валерка жил один в огромной пустой квартире.
Раз в два дня к нему из соцзащиты приходила женщина-пенсионерка, которая приносила из магазина необходимые продукты.
Да еще заходила участковая медсестра – справиться о здоровье.
И та и другая жалели его – молодого инвалида, прикованного к инвалидной коляске. И если работник соцзащиты только вздыхала, то медсестра, чем-то отдаленно напоминавшая его мать, делала успокоительные уколы и говорила, что со временем он вылечится.
Валерка страстно хотел в это верить. Иначе зачем жить? Кому он будет нужен – неполноценный доходяга?
Сегодня добрая женщина из соцзащиты по его просьбе принесла из магазина литровую бутылку водки. Валерка сказал, что так ему будет хоть на время легче забыть о своем горе.
После ее ухода он выпил почти половину бутылки без закуски.
В холодильнике лежали консервы, колбаса, но в рот ничего не лезло. На душе была тоска. Жить неохота. Думал, выпьет, печаль разгонит, но она еще сильнее ранит в самое сердце.
Закурил. Хмельным взглядом уставился в окно.
Внизу, прямо под окном, песочница, в которой играют малыши. Молодые мамы сидят рядом на скамейке. Золотая пора. Беззаботное детство.
И он когда-то играл в этой песочнице, и его мать сидела рядышком на этой скамеечке. Отца он не помнил.
Теперь все переменилось.
Валерка налил еще водки. Выпил, утер губы рукавом.
«Жизнь – дерьмо! И хлебать мне это дерьмо, пока не сдохну», – пришла к нему хмельная мысль. Вспомнил, как слышал в больнице разговор двух медицинских светил. Один из них прямо сказал, что он никогда не сможет ходить.
Валерка заплакал. Заплакал от чувства безысходности, ненужности и тоски.
Плакал долго, мучаясь вопросом – почему? Почему у него все так плохо? Ведь у него тоже могла быть семья и его карапуз катал бы в песочнице игрушечную машинку, поглядывая на окно, из которого на него смотрел бы он, Валерка. А рядом сидела бы Наташа. Его Наташа…
Валерка с жадностью докурил сигарету, оскалился в злой улыбке. Зачем ему жить? Не будет у него никогда ни жены, ни сына. И вообще ничего не будет. А может, лучше умереть, чтоб не мучиться, не обременять собой людей?
Эта мысль почему-то остро засела у него в мозгу именно сейчас. Он достал из ящика буфета веревку.
Женщина из соцзащиты недавно приносила торт на его день рождения. Коробка была перевязана прочной капроновой веревочкой. Тогда Валерка скомкал ее и убрал в буфет. Знал – пригодится.
– Пропади все пропадом! – зло выговорил он, привязывая конец веревки к трубе.
Теперь надо накинуть петлю на шею и, оттолкнувшись, упасть с коляски. И всему конец…
На кухне в углу висела маленькая иконка Богородицы.
Валерка перекрестился.
На столе возле окна стоял телевизор.
Чтобы не свихнуться от одиночества, Валерка его не выключал ни днем, ни ночью.
По НТВ крутили криминал. Уже с петлей на шее Валерка глянул на жуткое зрелище.
Крутили сюжет про обнаруженный в сумке труп женщины с отрезанной головой.