Нан странно пискнула. Она стояла, уперев руки в бока. На лице было отсутствующее выражение, словно после оргазма.
Сэнди выстрелил в воздух и спрятал пистолет в карман.
– Сто тысяч парней так похожи на него, что их не отличить даже под электронным микроскопом, – проговорил он. – Я люблю их, каждый их атом, люблю копаться в их маленьких скучных жизнях. Одним больше, одним меньше... Их необходимо убить всех сразу и сразу же зарыть. Но их целый сонм, не меньше китайцев, так что одному не одолеть.
Не знаю, целился ли он в лоб. Да это и не имеет особого значения. Мы собирались убить его, мы уже чувствовали запах смерти. Беспомощность Вечера толкала нас все дальше и дальше. Когда я садился в машину, ноги дрожали. Случилось! Небо уже никогда не будет таким голубым. Когда происходит такое событие, кажется, что нашел то, что давно искал.
Мы помчались на восток. За руль сел Сэнди, рядом с ним – Нан, а мы с Шаком расположились на заднем сиденье. Через пять миль мне стало ясно, что Сэнди классный водитель. Он словно слился с машиной.
– Ну как, студент? – поинтересовался он.
– Не знаю.
– Ну-ка достань нашу портативную аптечку, Нано, – приказал он девушке. Я нехотя проглотил свою порцию. Границы реального мира начали терять очертания. Через пятнадцать минут "Д" вдохнул в меня новые силы, и происшедшее показалось смешным. Я загудел, как высоковольтная линия под током. Мы убегали от заходящего на западе солнца, которое удлиняло тени. Взлетев на гребень высокой волны, мы с Сэнди по очереди читали стихи – реквием в память Горация Бечера, торговца черепицей. Мы заставили Шака и Нан подпевать нам. Заправляясь, смело шутили с парнем на заправке. Старина Гораций лежит мертвый в пустынной прерии, и его не найдут и через месяц.
У нас были деньги и машина, которая летела со скоростью девяносто миль в час. Каждая минута приближала нас на полторы мили к Новому Орлеану.
Шак крепко заснул. Мы пробивали бесконечную дыру в сгущающихся сумерках. Нан крутила ручку настройки радио, меняя станции и не убавляя громкость.
И вдруг в приемнике прогремело имя Горация Бечера. Сэнди выровнял вильнувшую машину, ударил Нан по рукам и опять настроил приемник.
Со всех частот стекались новости. Женщина из Кристалл-Сити любила животных и ненавидела стервятников. Она имела привычку ездить и искать этих птиц, которые медленно кружились над умирающими животными.
Таким образом она спасала жеребят, телят, овец, раненых собак. Она увидела низко кружащихся черных птиц и таким образом обнаружила мертвого мужчину, разбитую черепицу, следы шин, разбросанные вещи, бумажник. Самые наглые стервятники уже рвали лицо мертвеца. Женщина прогнала птиц, накрыла труп брезентом, положив по углам камни.
Она нашла телефон и позвонила в полицию. Очень быстро воспользовавшись документами из бумажника, полиция передала по радио описание и номер машины. Через час к ним явился какой-то водитель грузовика и сказал, что видел голубовато-серый автомобиль, выезжавший на шоссе как раз в том месте, где обнаружили труп. Я тоже вспомнил какой-то грузовик. Он проехал мимо, когда мы уже набрали скорость. Водитель заявил, что машину видел менее часа назад, она направлялась на восток, и в ней сидели двое мужчин и женщина. Это произошло без четверти шесть.
Теперь у нас было все, что нужно, но мы не могли этим воспользоваться. Шак монотонно ругался. Сэнди съехал на обочину, выключил фары в радио.
– Эта машина нам теперь едва ли пригодится, – заявил он.
– Пойдем пешком? – спросил Шак.
– Нужно разделиться, – настаивала Нан.
– У нас есть машина. За ночь мы можем уехать далеко, – рассуждал Сэнди. – Очень важно поскорее выбраться из этих мест. Что-то мне расхотелось ехать на восток. Там болота, очень мало дорог, их легко перекрыть. Поехали в Нью-Йорк. Отличный городишко. В нем легко можно затеряться.
– На этой машине? – поинтересовалась Нан.
– Кто сказал, на этой машине? Давайте повернем на север, поедем по нормальной второстепенной дороге и где-нибудь обменяем машину.
Мы включили свет и достали карты. Нашли хорошее место для разворота и тронулись в долгий путь к Нью-Йорку. Я заменил Сэнди, чтобы он немного поспал. Мне хотелось побыстрее избавиться от «форда». Каждая пара фар таила потенциальную опасность.
К двум часам ночи мы проехали более пятисот миль и прибыли в маленький городок под названием Лафкин. Над придорожной закусочной красовалось множество знамен. Наверное, в Лафкине что-то праздновали. Мы проехали с сотню ярдов и остановились. Сэнди с Шаком отправились на поиски подходящей машины. Сэнди сказал, что мне это еще предстоит изучить. Мы с Нан остались в «форде», прячась от света проходящих машин.
– Я говорила, говорила ему, что лучше разделиться, – с негодованием бубнила Нан. – Так нет же, ему нужна толпа, публика.
– Можешь уйти в любой момент, хоть сейчас, – предложил я. Она сказала мне, какую непроизносимую вещь я могу себе сделать. Наступило враждебное молчание. Я продолжал вспоминать, с каким волшебством в шелушащемся красном лбу Вечера появилась черная дырочка с маленьким пенным ободком крови вокруг.
Внезапно подъехала машина с выключенными фарами и остановилась перед нами. На мгновение загорелись тормозные огни, и послышался голос Сэнди.
– Пересаживайся сюда, парень, да побыстрее.
Нан и я забрались в новую машину. Шак сидел за рулем. Они угнали старый разбитый «олдс», в котором воняло, как на ферме, а левый край сзади сильно просел. «Форд», в котором находился Сэнли, проехал вперед, а мы последовали за ним в сторону Накогдочеза. Сэнди сбавил скорость, когда ехали по маленькому мосту через реку Анжелика. В обоих направлениях дорога была пустынной. За мостом находился поросший кустарником длинный склон. Мы притормозили, и «форд» съехал по склону, гремя и подпрыгивая на кочках. Через несколько минут в лучах фар «олдса» появился улыбающийся Сэнди. Шак вылез из машины. Они затерли на обочине следы «форда». Как оказалось, Сэнди и Шак прихватили номер с какого-то автомобиля. Мы приспособили его на «олдс», а старый выбросили в кусты.
Сэнди опять сел за руль, и мы помчались вперед. Двигатель тарахтел, но Голден был в восторге.
– Мы сначала украли номер. Потом долго ждали, пока не вышел какой-то пьяница. Он остановился около своей машины. Мы спрятались у него за спиной. Как только он достал ключи, трахнули его по голове. Нам повезло – машина работает неплохо, да и бак полон.
Примерно через сто пятьдесят миль мы въехали в штат Арканзас. Мотор перегрелся. На востоке стал светлеть горизонт.
Сэнди опять достал карты. Когда мутное солнце взошло уже высоко, мы свернули с пыльной дороги в лес и улеглись спать: Сэнди на переднем сиденье, Нан – на заднем, Шак и я растянулись на земле. Лесная земля приятно пахла глиной. Я почувствовал, что туго натянутые внутри меня пружины слабеют, и мир гаснет. Мне хотелось, чтобы сон был вечным.
Вечером Сэнди разбудил меня пинком. Мы побрились, умылись в ледяном ручье, что протекал рядом. Нан отошла футов на двадцать вниз по течению, разделась, намылилась и залезла в мелкую заводь. Она не заметила (или ей было наплевать), что Шак ни на секунду не спускал с нее глаз. Когда она снова натянула штаны, из его горла вырвалось не то мычание, не то стон.
Я несколько раз взглядывал на Козлову, пока она мылась. Наннет могла бы быть доисторической женщиной в диораме музея естественной истории. Современная культура выкрасила ее губы в красный цвет и отметила шрамом живот. Но все остальное – диковатые черты лица, плавный переход талии в бедра, шафранные соски, треугольник волос на лоне – все это не изменилось за пятьдесят тысяч лет.
Я не мог хотеть ее. Ее бросили мне, как бросают пачку сигарет другу. Когда привыкаешь пить кислоту, кислое красное вино кажется протухшей водой. Я почувствовал, как подходят друг другу Нан и Шак. Сэнди называл их животными. Они родились с большим опозданием. Оба принадлежали далекой истории, когда миром правило грубое насилие, а люди блуждали по пустынной земле, яростно совокуплялись, сражались друг с другом, жарили на костре у входа в пещеру окровавленное мясо.
Все мы были созданы не для нашей эпохи. Но их несоответствие времени отличалось от несоответствия моего и Голдена. Существует органическое несоответствие у тех, чьи тела неприспособлены к жизни. В глубинах мозга других скрыта слабость интеллекта. Несоответствие Сэнди носило нравственный и социальный оттенок, из-за чего ему было трудно приноровиться к нормам общества и культуры. Я – воплощение эмоционального и душевного несоответствия. Это можно выразить кратко. У меня нет способности любить. Человек, неспособный любить, – то же самое, что одна из тех машин, которые ради шутки делают механики-весельчаки. Крутятся колесики, вспыхивают лампочки, поршни ходят вниз-вверх. Слышится громкий, но бесполезный шум. Такая машина, выйдя из под контроля, может стать опасной. Однажды я подошел очень близко к тому, чтобы полюбить. Я имею в виду, конечно, Кэти. После Кэти бесцельная машина заработала на полных оборотах.
