Ознакомительная версия.
С кушетки хорошо просматривался коридор, освещенный яркой лампочкой. Справа и слева двери комнат, между ними на вытертом линолеуме лежит мужик лет пятидесяти в белой майке без рукавов, бумажных штанах и стоптанных черных ботинках с латками на носках. Майка порвана от горловины до пупа, лицо разбито так, будто по нему стучали не кулаками, а чугунным утюгом, а сам он барахтается в луже собственной крови, не понимая, что нужно делать. Не может врубиться, где находится.
В дальнем конце коридора у входной двери смолил сигарету Тик-Так. Он утомился, помыл руки и взял минутную передышку. Погасив об стену тлеющий кончик окурка, он подошел к человеку, лежавшему на полу. Наступил ногой на лицо, вдавил его затылком в красную лужу.
— Зубы у тебя свои? — спросил Тик-Так. Человек не ответил, кажется, он не слышал вопроса. — А бандаж для грыжи у тебя есть? Купи на всякий случай. Пригодится, когда кишки вылезут.
Человек замычал, стараясь руками оторвать ботинок от своего лица.
— Ну, чего ты выделываешься, как вошь на гребешке? — Тик-Так приподнял ногу и резко опустил ее, ударив мужчину каблуком в грудь. — Так больше нравится?
И снова стал давить на лицо, все сильнее, но подметка соскальзывала с мокрой кожи. Тик-Так не хотел услышать ответы, не хотел выудить из человека информацию, просто он маялся от безделья, не знал, как убить несколько свободных минут.
Ольшанский поднялся, вошел в спальню, ему наскучило наблюдать за Тик-Таком и его жалкой жертвой, не оказавшей сопротивления достойного мужчины. Здесь горел верхний свет и две лампы на тумбочках.
— Ну как у нас дела? — спросил Ольшанский Жору Шелеста, сидевшего на стуле у изголовья широкой кровати, накрытой пледом из искусственного меха. — Я смотрю, движется вяло.
— Ничего, сейчас Мариночка нам все расскажет до конца. Ну, продолжай, раз уж начала.
Жора протянул руку к девушке, сидевшей на кровати, погладил ее по гладкой коленке.
— Эти ребята, Килла и этот, как там его… Рама, они плохо себя вели, — сказал Шелест. — Натуральные жлобы. Даже не кинули девчонкам пару рваных. Но я-то другой человек, за хорошее поведение дам тебе пачку сигарет или презерватив. Он тебе обязательно пригодится. В следующий раз.
Шутка показалась удачной, Жора хохотнул. Марина плакала, ее лицо будто искусала стая оводов. Глаза запали, щеки распухли, сделались пунцовыми от слез и пощечин.
— Скажите этому длинному, чтобы он не трогал отца, — процедила она сквозь зубы. — Ведь до смерти забьет. У меня нет никого кроме отца. Он больной человек, инвалид.
— Этот инвалид здоровее нас вместе взятых.
Жора не заметил просьбы. Из коридора снова послышался крик Семеныча. Марина рванулась к двери, но Шелест усадил ее на место, влепив тяжелую пощечину.
— Так ты ему не поможешь. Рассказывай дальше…
Марина спрятала лицо в ладонях. Теперь Семеныч кричал тише.
— Ты ведь хорошая девочка, — Шелест вытащил сухой платок, вложил его в руку Марине. — Я никогда не угрожаю людям, просто рассказываю все, как есть. Если ты не захочешь нам помочь, мое доброе отношение кончится, деточка. Не уверен, что мне хочется делать тебе больно, но от моего желания ничего не зависит.
Жора Шелест вытащил опасную бритву, развернув ее, потрогал пальцем лезвие, покрытое ржавчиной крови.
— Упрямство — разновидность человеческой тупости. Будешь упрямой, я не смогу пообещать, что тебя похоронят такой же красивой, какая ты сейчас. С порезанной харей лежать в сосновом ящике… Это как-то… не фотогенично.
— Эти Рама и Килла расспрашивали, как все устроено в нашей фирме, — быстро заговорила Марина. — Я была немного датая. Поэтому сказала, что наличка собирается к пятнице. У нас небольшой сейф в кабинете заместителя директора. В нем все деньги. Клиенты забирают компьютеры на складе, оплачивают покупки в офисе. Килла сказал, что они подъедут к часу дня. За пять минут до этого я должна открыть дверь служебного входа.
— Ты ведь поняла, что они задумали, что затевают? — перебил Ольшанский. Он выглянул в коридор и крикнул: — Хватит там, осади!
— Поняла, — Марина убрала руки от лица. — Они хотят грабануть моего шефа Рамзана Галиева. И я буду очень рада, если у них все получится.
— Это почему же? — удивился Ольшанский. — Тебя в долю взяли? Два процента, не меньше?
— Ни копейки. Галиев два года назад приехал сюда с чемоданом грязного нала. Теперь у него сеть магазинов, асфальтовый завод, наша фирма и еще… Да не сосчитать, сколько он успел нахапать. И все мало. Если он встанет на свой бумажник, то увидит Московский Кремль. Вот сколько денег наворовал. А нам сует гроши, милостыню. Едва хватает на губную помаду. Знает, что в городе трудно найти работу. И еще грабли свои распускает. Черные любят блондинок, особенно бесплатных. Перевез сюда весь свой аул, весь выводок своих козлопасов. И они все прутся, прутся… Кажется, скоро шепотом, ночью, на кухне нельзя будет сказать, что ты русский. Это станет последним ругательством, самым грязным.
— Понимаю, — усмехнулся Ольшанский. — Логика, мягко говоря, женская. Ладно, что дальше?
— Ничего. Я должна открыть служебную дверь минут за десять до их появления. То есть в двенадцать пятьдесят. Вы убьете меня?
— Шутишь?
— А этих парней?
— Они крысы, последние подонки, — ответил Ольшанский. — Не забивай себе голову. Это как в суде: одна из сторон всегда проигрывает.
— Вы не убьете отца?
— Вот что, — Ольшанский шагнул вперед, взяв девушку за подбородок, приподнял ее голову, заглянул в голубые глаза. — Ты откроешь эту гребаную дверь на четверть часа раньше. В двенадцать тридцать пять. Чтобы ты ничего не забыла, мы заберем с собой Семеныча. Сделаешь все, как надо, он завтра вернется домой. Стукнешь ментам или будет другой проеб… Ну, тогда вряд ли найдешь отцову могилу. Жора, узнай у нее все детали, а мы пока посадим папочку в машину.
Через пять минут Тик-Так и Ольшанский вывели из дома Ивана Семеновича, держа его под руки. Мужик плохо ориентировался в пространстве, спотыкался и норовил ткнуться мордой в землю. У забора, где лежала пристреленная овчарка Грей, ноги у него совсем отказали. Его подтащили к джипу волоком и бросили на пол, между задними и передними сиденьями. Еще через полчаса вернулся Жора Шелест.
— Когда карта прет, не щелкай клювом. — Он надвинул козырек кепки-шестиклинки на глаза. — Завтра мы влегкую приберем этих парней. И отправимся домой. Лучшего места, чем эта сраная фирма, в городе не найдется. Тихая улица. Отдельно стоящий кирпичный дом. Все собираются в одно и то же время в одном и том же месте. Сказка.
— Ты всегда умел находить с лярвами общий язык, — сказал Тик-Так. — Ты ее случайно не…
— После того, как ее эти козлы конвертировали? — удивился Шелест. — От этой шлюхи получишь разве что мошоночную чесотку. В лучшем случае.
Жора Шелест стоял под козырьком служебного входа фирмы «Аэлита», ожидая, когда щелкнет кодовый замок и можно будет войти в помещение. Двенадцать двадцать пять, еще десять минут в запасе. Шелест прикурил сигарету, глубоко затянулся.
Маленький дворик на задах двухэтажного кирпичного купеческого особняка, отгороженного от мира деревянным забором, был заставлен контейнерами с мусором, завален размокшими под дождем коробками из-под оргтехники. Пара сломанных скамеек, грязь пополам со снегом, черные лужи. Возле баков терся худой пес неопределенной масти. Потерявший надежду найти сытные объедки, он поглядывал на человека, ожидая подачки. Жора Шелест, переложив в левую руку шмотки, завернутые в газету, и покопавшись в карманах куртки, вытащил бутерброд, кусок сыра и ветчины между двумя ломтями хлеба.
— На, шелудивый, — сказал Жора. — Жри.
Развернув вощеную бумагу, он бросил угощение собаке, решив, что сегодня ему не судьба пообедать всухомятку. Через пару часов он завалится в лучший по здешним меркам кабак, закажет фирменное жаркое и холодное пиво. Пес ходил, как пришибленный, боком. Схватив бутерброд, он, поджав мокрый хвост, спрятался за помойными баками, словно боялся, что человек передумает, захочет отобрать еду.
За дверью, обитой листовым железом, послышались какие-то шорохи, человеческие голоса. Потом все звуки смолкли. Жора посмотрел на часы: ровно половина. Еще пять минут. И тут щелкнул замок. Жора услышал тихое цоканье женских каблучков. Это Марина, открыв служебную дверь, возвращалась на свое рабочее место. Жора потянул на себя ручку, обернулся назад, махнул рукой Тик-Таку, топтавшемуся у брошенного гаража на другой стороне двора. Подгребай, ждать больше нечего. Тик-Так пригладил ладонью волосы и пошел к офису, огибая глубокие лужи. Остановившись в шаге от Шелеста, Тик-Так вынул изо рта жевательную резинку и приклеил ее к стене.
— Не люблю мятную, — поморщился он.
— В зале у парадной двери один охранник и менеджер за конторкой, — сказал Жора. — С ними разберешься сразу.
Ознакомительная версия.
