Провести всю жизнь в тюряге! Не видеть свободы по меньшей мере до сорока семи лет. А может, и до всех пятидесяти. Но самое-то досадное даже не в этом. Ведь теперь все эти самодовольные ублюдки будут похлопывать друг друга по спине и поздравлять себя с тем, что они в очередной раз оказались правы на мой счет. Уизл, Терри, Элис, мама с папой — все будут твердить: «Вот видите, я ведь говорил(а). Рожденный ползать летать не может. Проходимцем он был, проходимцем и останется!» Хотя это ведь полная чушь. Я больше не такой… Так говорил я самому себе, стоя посреди захваченного магазина в лыжной маске на физиономии и боевом обмундировании, держа под прицелом около сотни заложников, а над моей головой кружили полицейские вертолеты.
— Чушь!
Бывают в жизни моменты, когда, кроме этого, сказать больше нечего.
— Это что, полиция? — спросил Дункан.
— Да. Теперь можешь распрощаться со своими десятью «штуками», — отозвался я достаточно громко, чтобы слышали все присутствующие в столовой. Я солгал. Мне он совсем не нравился.
— Не понимаю, о чем ты, — выкручивался Дункан.
— О тех десяти тысячах, которые ты должен был получить за обещание держать рот на замке, — разъяснил я, стянув маску с головы Норриса.
Одним выстрелом двух зайцев. По-моему, так говорят?
Норрис ухватился за маску, но было уже слишком поздно — все увидели его лицо и, судя по выражениям их собственных, многие его узнали.
— Ты! — вскочил на ноги Майк.
— Зачем? — вторили остальные.
— Ну и идиот! — воскликнул Грэм.
— Ты зачем это сделал? — потребовал Норрис.
— Затем, что она больше тебе не нужна.
— Это еще почему?
— А потому, что ты сядешь в тюрьму на очень долгое время, — заявил я.
— Тогда тебе тоже это больше не нужно, — проговорил он и потянулся к моей маске, но я оттолкнул его в сторону.
— Мне нужно. Видишь, никто еще не знает, кто я такой.
— Скоро узнают… — начал было Норрис, и мне пришлось ткнуть ему в лицо пушку и сообщить, что такое его поведение неразумно.
— Убирайся отсюда. Иди и составь компанию мистеру В.
Я вытолкал Норриса из столовой, а Парки поинтересовался, что я такое делаю. Я пояснил, что Норрис сам вырыл себе яму, облажавшись с Дунканом. И винить ему некого. По-моему, это не убедило Парки.
— Как скажешь, чувак.
— Иди сюда, Мило! Они там по матюгальнику говорят! — прокричал мне Боб.
— Я понимаю так, что мы уже отказались от кодовых имен, да?
— Что? Ну, ты ж понял, что я имел в виду. Короче, иди сюда.
Я как раз покидал помещение столовой, когда ко мне бросился Дункан и спросил, за что я так его подставил.
— А зачем ты пытался запретить всем этим людям съесть по бутерброду? — задал я встречный вопрос.
— Те бутерброды принадлежали магазину. Я должен был что-то сказать. Такова политика магазина. Не сделай я этого, лишился бы работы, — настаивал тот.
— А политика магазина предполагает возможность брать десять «штук» отступных? Или политика магазина имеет силу лишь в отношении всех остальных?
Я толкнул его обратно в столовую и попросил Парки присмотреть за всеми в мое отсутствие, а сам направился туда, где укрывались Боб и Джимбо. Оттуда мы не видели ни одного копа, только лишь скопление мигалок. И я потратил несколько минут, тупо размышляя, не сядут ли аккумуляторы, если оставлять их включенными на столь долгое время.
— Говорит полиция! Выходите с поднятыми руками. Вы окружены. Вам не сбежать. Сдавайтесь, пока никто не пострадал.
— Тут вы опоздали, ребятки, — язвительно бросил Боб.
— Я рад, что тебя это забавляет, Боб, потому что эта маленькая царапинка, вероятно, удвоила нам всем приговор, — произнес я, и улыбка под его маской растворилась.
— О чем это ты? Гуди сказал, что это даже царапиной не назовешь, — сердито прорычал он.
— А это не важно. Они разбираться не станут. Влепят пожизненное — и привет!
— Пожизненное? — поперхнулись оба.
— Вам же, придуркам, хотелось поиграть в солдатиков, пострелять из пистолетиков. Вы ведь сами хотели заряженного оружия, вот теперь и время расплачиваться. Я предупреждал, что так произойдет, но меня ведь никто не желал слушать. Разумеется, на хрен слушать трусишку Мило? Что ж, сами все и испортили.
— Но ведь это нечестно, — протестовал Боб. — Все вышло случайно. Мы не хотели, а Гуди вообще оказывал ей помощь.
— А как же я? Я вообще ничего не делал. Меня даже там не было, — возмутился Джимбо, но я лишь покачал головой. — Вот попал!
— Что ж, если мне и так грозит вышка, то я прихвачу с собой пару этих свиней. Так просто я им не дамся, — с досадой пробормотал Боб.
— На твоем месте я бы этого не делал, Боб.
— Почему это?
— Потому что твое оружие не работает. Оно неисправно.
— И что с ним?
— Давай покажу.
Боб вручил мне пушку, и я, как и в случае с Норрисом, вытряхнул из него все оставшиеся патроны себе в карман.
— Не заряжено, — сообщил я и протянул пушку обратно.
Я попытался убраться как можно быстрее, но Боб уже набросился на меня, повалил на пол и принялся наносить мощные удары кулаками по моей пояснице, а Джимбо изо всех сил пытался оттянуть его от меня.
— Отдавай на хрен мои грешные патроны! Гони их сюда!
Я ткнул свой ствол Бобу в лицо и пообещал снести ему башку, если он с меня не слезет, но он так распалился, что абсолютно проигнорировал угрозу и продолжал яростно меня колотить. Еще немного, и он одолеет меня. Так что я пошел на отчаянные меры и выстрелил прямо у его уха. Боб с дикими криками соскочил с меня, схватившись рукой за ухо. Это вызвало новую серию выстрелов от наших друзей снаружи, и мы втроем втиснулись за коробками и полками и проорали им не стрелять.
— Просто банка упала с полки! — выкрикнул я, надеясь, что они поверят.
Стрельба прекратилась, и они призвали нас бросить оружие.
— Это правда была банка. Хотите, чтоб мы и их бросили?
— Выходите так, чтобы мы вас видели. Руки на голову, — приказал матюгальник.
— А вы нас пристрелите.
Потом я услышал, как в коридоре что-то выкрикивает Гуди. Слов разобрать я не мог, но звучало примерно так же, как и мои собственные возгласы. Из столовой доносились вопли и рыдания, поэтому я попросил Парки закрыть дверь, чтобы больше ни одна шальная пуля не угодила в наших гостей.
Как-то забавно это. Я чуть было не начал терзаться угрызениями совести из-за того, что подвергаю опасности добрых людишек из «Мегаэконома», но тут вдруг подумал: «Да пошли они на хрен». Многих ли из них будут терзать угрызения совести, когда после слов «Двадцать лет» судья стукнет по столу своим молотком?
— Я оглох, мать твою! Ты меня оглушил, козел! — вопил Боб. Он сорвал маску и поглядел на сочащуюся из уха кровь.
Хоть Боб и был мне другом, никаких угрызений у меня не возникло. Он намеревался прикончить нескольких копов. А это для многих из нас означало уже два пожизненных. Никто из нас никогда не увидел бы света белого.
Я рассуждал, стоит ли сейчас отобрать боеприпасы у всех. Теперь это может лишь усугубить положение.
Я хотел уже было извлечь из пистолета последний патрон, но вдруг передумал и, наоборот, перезарядил его конфискованными у Боба и Норриса боеприпасами. Я подумал, что себе-то доверять могу. К тому же я терял больше, чем все остальные. Если кто и заслуживал заряженного оружия, так это я.
Джимбо молча наблюдал за моими действиями. Я осознал, что отобрать у него патроны будет не так легко. С другой стороны, поскольку он до сих пор не израсходовал ни один из трех патронов, совершенно очевидно, что стрельба его не прикалывает так, как всех остальных. Может, мне и не стоит беспокоиться на его счет.
Немного погодя Боб прекратил шуметь, и мы все трое сидели в тишине, пока полицейские выкрикивали свои требования через громкоговорители. Спустя мгновение зазвонили все телефоны в супермаркете. Думаю, копы надеялись, что я окажусь возле одного из них, но я не оказался.
Должно быть, через полчаса новость о происшествии достигла внешнего мира, потому что все оставшиеся в столовой мобильники внезапно принялись бурно трезвонить. Парки спросил, что нам с ними делать.
— Будем отвечать, Мило?
— Мы не коммутатор, мистер Ж. Выруби их, и все. И, может, все-таки прекратите называть меня по имени?
Полицейские оставались на своих позициях, так что я пошел проверить, как там Гуди, и посоветоваться с ним относительно того, как нам из всего этого выбираться. Ничего посоветовать он не смог, зато извинился передо мной за то, что втянул меня в эту мясорубку. Впрочем, в данных обстоятельствах я и этого ожидать от него не мог. Норрис испепелял меня взглядом, утирал красное потное лицо и непрестанно твердил, что придет еще мое время, и я свое получу.
— У меня есть для тебя новость, Норрис. Это время пришло. Я свое уже получил. И не расхлебаю это «свое» до конца дней. Так что на сей счет можешь не беспокоиться.
