Агапов опустил голову, скрипнув зубами. Все, теперь понятно все. Они заодно, они тут все преступники, просто лично он с этим не сталкивался и проморгал тот момент, когда эта мафия у них здесь пустила свои корни. Нет, не корни, а метастазы!
– Но есть и выход, – подойдя вплотную, сказал Рублев. – Я тебе даю бумаги, ты их подписываешь и… через пару дней выходишь.
– Почему через пару?
– Чтобы сдуру глупостей не наделал. А за два дня ты остынешь, в себя придешь, смиришься, осознаешь, что это лучший и самый безболезненный выход. Два дня – самый хороший срок.
…Антон в тот вечер ждал Алексея Агапова возле дома. Хотел поговорить без свидетелей. Было темно, а Агапов к дому подошел совсем не с той стороны, с которой Антон его ждал. Зато откуда-то появился Вовчик, который жил у Агаповых вот уже недели две, как говорят, и который якобы родственник жены Агапова Татьяны.
Антон с интересом наблюдал, как Вовчик воровато оглядывается, как он напряженно прислушивается, явно опасаясь машины со стороны города. То, что Вовчик побывал в колонии, Антон не сомневался. Сквозило в его манерах зэковское. Антона не волновали телодвижения Вовчика, потому что он считал, что тот не будет воровать в доме родственников.
А когда Вовчик исчез в стороне цеха, когда там появились отблески открытого огня… И уж тем более когда стали раздаваться звуки ударов и истошные вопли Вовчика, Антон стал догадываться о смысле происходящего. Вовчик пытался поджечь цех? Какого черта? Антон уже совсем собрался пойти и вмешаться, как из дома выскочила жена Алексея Татьяна. Она кинулась на шум и стала оттаскивать мужа от Вовчика. Потом откуда-то вынырнул полицейский «уазик».
Агапова в наручниках затолкали в «собачник». Потом на сиденье усадили Вовчика. Антон еще какое-то время боролся с желанием остаться и попытаться поговорить с Татьяной Агаповой. Отказался он от этой мысли по многим причинам. Во‑первых, женщина одна дома, за окном ночь, да еще предшествующие события. Вторая причина не менее важная, чем первая. Были основания у Антона полагать, что Вовчик не тот, за кого себя выдает. Он, скорее всего, никакой не родственник Татьяны, а ее любовник. Достаточно было понаблюдать за отношениями «брата» и «сестры», когда они оставались наедине.
И Антон решил, что добывать информацию следует у человека из более привычной категории общения – у Вовчика. Он догнал полицейскую машину на своей «99‑й» уже в городе. И вовремя. Вовчика в сопровождении молодого сержанта высадили возле травмпункта, и «уазик» с Агаповым уехал. То, что Агапова повезут в полицию, было и так понятно, а вот с Вовчиком… И Антон, оставив машину в темноте парка, решил понаблюдать за дверями медицинского учреждения.
Сержант вышел минут через пять. Он быстрым шагом двинулся в сторону отдела полиции и скрылся за углом. Вовчик, облепленный пластырями, которые делали его заметным на плохо освещенной улице, вышел примерно через тридцать минут. Он как-то странно потоптался, потом двинулся в сторону здания полиции.
Решение созрело мгновенно. Антон бегом, перепрыгивая через кусты и лавки, вернулся к машине, развернул ее и помчался догонять потерпевшего. За углом он догнал Вовчика, остановил машину, не выключая двигателя, и вышел на тротуар с улыбкой на лице. Вовчик сморщился то ли от боли, то ли оттого, что он в таком виде предстал пред кем-то.
– Простите, вы не подскажете, а где тут полиция располагается? – спросил Антон, как можно шире улыбаясь.
Вовчик помялся и промямлил нечто нечленораздельное, показывая рукой в сторону следующего перекрестка.
– А вы не туда? Вы, я вижу, пострадали? Из больницы? Давайте подвезу, если вам тоже в полицию. Человек человеку должен помогать, этому нас еще в школе учили, так ведь?
Вовчик помялся, но под напором Антона сдался и уселся на переднее сиденье. Видимо, в таком виде ему очень уж не хотелось идти по улице. Антон уселся на водительское место, успев по дороге достать из кармана электрошокер. Короткий тычок в шею, и Вовчик затих на сиденье, завалившись набок и бессмысленно глядя вперед сквозь полуприкрытые веки.
Действовал Антон по всем правилам дешевого триллера. Правда, он нарушал закон, но, как говорится, à la guerre comme à la guerre[5]. Привязанный к дереву Вовчик приходил в себя после электрического шока, а Антон найденным камнем демонстративно точил лезвие складного ножа. Точнее, делал вид, что точит. Портить лезвие не стоило, да оно и так было достаточно острым. Это был спектакль для трусливой и впечатлительной натуры бывшего уголовника.
– Ты кто? Чево тебе! – начал допытываться Вовчик, придя в себя окончательно и осознавая свое положение.
Антон посмотрел на привязанного и с ледяной улыбкой подошел вплотную. Он специально оставил на некоторое время рот Вовчика свободным. Нужно было понять степень его страха, а понять это можно по нарастанию истеричности в голосе. Вряд ли Вовчик такой уж талантливый актер, чтобы сыграть страх, чтобы хладнокровно разыграть какую-то роль и попробовать сбежать.
Холодный скотч лег Вовчику на рот, и темный лес огласили лишь сдавленные звуки, больше похожие на мычание. Антон зашел сбоку, чтобы Вовчик не мог его видеть. Так ему будет еще страшнее…
– Ну, Вова! – почти в самое ухо сказал Антон. – Вот и все. Совратил чужую жену, хотел поджечь чужое имущество. Нехорошо это, Вова. И наказание тебе будет страшное за это. Таких, как ты, нужно уничтожать, это мое личное мнение. Вот я тебя и привез сюда.
Вовчик бился и дергался, пытаясь издать сквозь пластырь хоть один членораздельный звук. Кажется, он пытался Антона в чем-то убедить. Антон специально говорил иносказательно. Собственно, он и не врал, он говорил сущую правду, а уж что там себе нарисовал в голове перепуганный Вовчик, оставалось только догадываться. И про страшное наказание он не врал, потому что для нормального человека колония не рай. И про свое личное мнение, отличное от официального мнения государства, Антон не врал. Он привез Вовчика в лес для сурового наказания…
– Что дергаешься? – страшным голосом спросил Антон и резким, неожиданным движением ударил Вовчика в бок.
Даже сквозь скотч было слышно, как заорал пленник, решивший, что в бок ему воткнули нож. Антон определил накал страха как достаточный и встал перед Вовчиком.
– Жить хочешь, Вова? Хочешь, чтобы все это прекратилось?
Такой отчаянной жестикуляции и мимики Антон еще не видел. Вовчик так энергично кивал головой… А уж что выделывали его пальцы… Антон подождал немного и строго предупредил:
– Я сейчас сниму скотч с твоего лица, но помни, место здесь глухое, голоса твоего никто не услышит. А если ты меня обманешь и закричишь, то я тебя убью. Это ты понял? Хорошо. Тогда я сниму скотч, и мы с тобой о многом поговорим. Договоримся – будешь жить. Не договоримся… ну, значит, не договоримся.
Судя по глазам Вовчика, он был просто уверен, что они обязательно договорятся. Антон вздохнул. Мерзко, конечно, все это, но куда деваться. Не Вовчика жалко, мерзко самому такими вещами заниматься. Но в данный момент и в данной ситуации – это наиболее надежный и наиболее быстрый способ получения информации и вербовки союзника. Нужны свидетели!
– А‑а! – непроизвольно вскрикнул Вовчик, когда Антон сорвал с его рта скотч. Вскрикнул и сразу испугался, что незнакомец воспримет вскрик боли как попытку позвать на помощь.
– Я не то… Больно просто! Ты не думай, я все понял!
– Зачем ты хотел поджечь цех Алексея Агапова? – прервал его лепет Антон, схватив Вовчика пальцами за нижнюю челюсть. – Быстро говори!
И тут пленник побледнел. В поле его зрения появилась страшная буро-черная лохматая собака. Ее огромная голова с маленькими глазами повернулась в сторону пленника. Нос задрался, собака двинулась к Вовчику. Она снова понюхала воздух, потом ноги привязанного к дереву человека, отчего пленник задрожал как осиновый лист. А потом Огр вдруг толкнул Вовчика носом в промежность.
Антон еле сдерживал смех. Чего хотел Огр, что и с какой целью он сейчас делал, было непонятно, но что-то это должно было означать. Он подыгрывал Антону, выражал антипатию к привязанному человеку, чувствовал его страх и нюхал этот страх?
– Убери… – почти прошептал Вовчик побелевшими губами. – Убери собаку…
– Огр! Фу! – попытался сделать серьезное лицо Антон. – Марш к машине! Охранять машину!
Пес только что не сплюнул брезгливо, так красноречива была его походка, когда он неторопливо и с презрением удалился с поляны. Вовчик был близок к обмороку или истерике. Надо доводить его состояние до полезного финала…
– Кто велел поджечь цех? – резко выкрикнул Антон свой вопрос.
– Рубль, это он! – поспешно залепетал Вовчик. – Он денег обещал, обещал от Лехи избавить, чтобы мы с Танькой… того…
