Из забытья его вывел знакомый голос. В прихожей появились новые гости, точнее гостья. Шорох платья, шепот. Тома выбежала встречать. Подруги проигнорировали гостиную, уединившись в будуаре хозяйки. Он встал. Подходя к двери, услышал:
— Тот самый пилот? Что хотел перенести тебя через Ла-Манш?
— Да, мы встретились в госпитале, где лечили Валерию. Он был ранен, но теперь, я думаю, здоров. Я отправила ему сообщение.
— Вопрос в том, не напрасна ли твоя надежда.
— Он знает, если я соглашаюсь воспользоваться этой штукой, значит, случилось что-то серьезное. Если же его не будет, я найду другой способ.
— Оставь Валерию здесь, у меня. Ей станет хуже, если ты будешь таскать ее с собой.
Феликс отошел к гостям. Дверь открылась.
Ее лицо пленяло. Неуловимая игра света и тени властвовала над невыразительными чертами, глаза таили силу, сжатые губы сковывали мрачную волю. Казалось, с собой она принесла бурю, неудержимую, разрушительную, потому как воздух вокруг завибрировал так ощутимо, что какая-то художница попросила открыть окно, ей стало дурно. Его недавняя знакомая заметила это и восприняла, как должное.
— Попробую развеять тебя, — поэтесса зажгла сигарету, затянулась и предложила подруге.
— Я больше не курю, — ответила та.
— Когда же вы бросили? — усмехнулся Евгений.
— Несколько часов назад, — она села в кресло, и ей принесли чай с вазочкой варенья. Видимо, гостья в этом доме была на особом положении.
— Господин дю Шандер! — обратилась к нему Тома. — Надеюсь, вы расскажете нам о френологии. Кажется, бугры на голове могут поведать о человеке все?
Феликс был в ударе. Никогда его рассказ о науке не был столь остроумен и оригинален. Для примера он приводил какие-то занимательные случаи из своей жизни и предстал фигурой поистине выдающейся. Он знал, что ничем помочь ей не сможет. Так что он хотел, чего добивался? Она не выглядела страдающей. Или это он стремился, чтобы его утешили, потому как испытывал странную муку?
Со всех сторон сыпались вопросы, но он ждал лишь ее вердикта.
— Интересно, — произнесла она тихо, — могли бы вы ощупать череп одного из присутствующих? В качества доказательства ваших доводов?
— Есть желающие? — бойко спросил он.
— Есть, — ответила молодая женщина. — Мне нравится слушать о себе.
Волосы Моники скользили меж его пальцев, и мурашки удовольствия пробегали по ее шее. В детстве мама перебирала ее волосы, играя, заплетала их. Моника зажмурилась. Словно иголочки тока покалывали ее кожу, когда отпущенная на свободу прядь лениво опускалась на плечи.
— Так какой же ваш диагноз? Преступная ли я натура? — она поймала напряженный взгляд Томы.
Евгений насмешливо наблюдал за френологом. Феликс все еще стоял за ее спиной, и Моника была лишена возможности видеть его лицо.
— В вашем характере, в душе сплелось много противоречий. Вы нежны и, между тем, равнодушны. Вы любите людей, проявляете к ним страстный интерес и отпугиваете цинизмом. Вы умны, изобретательны. Но вам не знаком стыд, вы рыцарь собственных законов нравственности и чести. А насчет склонности к нарушению общественного порядка… Вы ходите по грани между светом и тенью. Я думаю, вы решились бы на преступление, если бы это сообразовывалось с вашей внутренней моралью.
Внимание присутствующих теперь переключилось на нее. Они ждали… Лжи, высокомерного возмущения, досады. Тома ревновала, Женя был весел.
— Вы говорите со мной так, словно заранее знаете, что ваши речи не оскорбят меня. Вы настолько изучили меня? Столь доверять себе достаточно смело.
— Еще одного я не сказал. Еще одно противоречие вашей натуры. Вы скрытны, таинственны, молчаливы и вместе с тем безрассудно откровенны.
Она встала.
— А хватит ли у меня ума, сил, чтобы совершить преступление, господин предсказатель?
— Позвольте проводить вас.
Тома с ним даже не попрощалась. Видимо, была сильно им недовольна.
У двери ее дома он задержал руку молодой женщины в своей, на шаг приблизился. Поцелуй был медлительным, уверенным. Без жадности, без робости, без наивного стремления произвести впечатление. Ее прохладные ладони нырнули под его рубашку, и Феликс открыл дверь.
Розовая дымка утра медленно проникала сквозь драпировку штор. Открытое окно привлекло армию комаров, они прилипли к вуали, спускающейся с высокого балдахина на постель.
Феликс повернулся. Ее внимательные глаза рассматривали его.
— Что ты ешь на завтрак?
— Обычно я питаюсь исключительно лягушатиной, но ради тебя готов на яичницу.
— Ты не спешишь, это хорошо, — парадоксальностью вывода она напомнила ему Фреда. Тем более, что оказалась права. — Успеем после завтрака кое-куда съездить, не возражаешь?
Его несколько покоробило, что в автомобиль они сели вместе с девочкой. Будто семья, пронеслось в его голове.
— Куда мы едем?
— Варшавский экспресс отходит через сорок минут. Ты проводишь нас.
— Ты уезжаешь?
— Феликс, ты знаешь мои обстоятельства. Ты был у врача. В Вене я достану лекарство.
— Вена? Австрия от России отделена полосой фронта! Война. Похоже, гибель парохода тебя ничему не научила! Ты хочешь умереть?
— Умереть?.. Смерть со мной неразделима, Феликс. Мы с ней вечные подруги, — у вокзала она легко спрыгнула на асфальт, взяла на руки дочь. Шофер вытащил из багажника один единственный чемодан, компактный и легкий, с широким ремнем через плечо.
Доказывать что-либо было бесполезно, как спорить с флегматичным Фредом. Фред? Почему он опять вспомнил Фреда? Он отбросил мысли, на них просто не было времени. Паровоз уже пыхтел, застилая задраенные окна состава дымом. Моника подсадила девочку в вагон, обернулась.
— Я слышала, железные дороги в России строят на займы у Франции. Николай II должен снимать шляпу при звуках Марсельезы, — усмехнулась она, хотела развеять возникшую скованность комплиментом.
— Перестань, — он взял ее руку.
— Феликс, я очень рада, что мы встретились.
Когда вагоны один за другим пронеслись перед взором Феликса, он все еще стоял на перроне. Так не должно быть, стучало в его голове, что-то утекало из его рук, он что-то терял. Возможно, то было мимолетное ощущение беспредельной полноты, одухотворенной силы, опьянившей рассудок. Их разлучала смерть.
Фред обнаружил его под утро в прокуренном кабаке у вокзала. Карманы Феликса были давно обчищены — ни денег, ни серебряного портсигара, ни часов.
— Что ты собираешься делать? — спросил Фред. — На твоем «дионе»[14] я могу догнать поезд.
— Не стоит. Я не мальчишка, чтобы из-за одной ночи лететь за тридевять земель.
— Я был у Томы и все выяснил. Если хочешь узнать, спроси.
Только теперь Феликс заметил, что Фред бледен.
— Хорошо. Рассказывай, — медленно проговорил он.
— Она договорилась о переправке в Австрию самолетом.
— Да, они говорили о каком-то пилоте. Тот мог не прилететь, и тогда…
— Я жду твоего решения. Едем мы или нет?
— Едем.
Фред тяжело вздохнул. У Феликса возникла мысль, что если бы его ответ был другим, Фред кинулся бы в погоню сам.
— Мы потеряли много времени. Собирайся.
Они едва успели достать билеты на поезд. Состав имел лишь один пассажирский вагон, позади тянулись платформы с орудиями. Казалось, он двигается невыносимо медленно. Через двое суток достигли Родно. За городом они нашли импровизированный аэродром с десятком воздушных кораблей. Гул и рокот взлетающих машин, парящие в небе белые зонтики парашютов… Механик с перепачканными руками с трудом понял французскую речь.
— Француз? А… Вчера уже, — он рукой изобразил взмывающий в небо самолет, руками же обрисовал контур женского тела и под конец опустил ладонь на вершок от земли. — И дитё. Сумасшедшие вы люди, французы.
— Ну, что мы предпримем? — спросил Фред.
— А ты что-то хочешь предложить? — крикнул дю Шандер. — Ведь это безумие!
— В Вене ей будет угрожать опасность.
— Какая осведомленность! — он затравленно огляделся. — Так это была она, да? Она?
— Да.
Феликс закрыл глаза и устало спросил:
— Почему ты позволил ей уехать?
— Я не верил ей. Дочь! Болезнь! Мне казалось это немыслимым. Я думал, это уловка, обман. Знаешь, женщина часто вызывает любовь только тем, что исчезает после ночи страсти. Недосягаема, она становится мужчине дороже. Я и подумать не мог…
— Так к доктору… она пришла ради меня? — Феликс хмыкнул. — Твоя ловушка сработала?
— А доктор Парсонс? Какова приманка! Догадайся, кто дал статью? Ведь никакого Парсонса в Петербурге нет. Откуда она узнала, что я здесь?
— Как вы похожи! — Феликс все еще не мог придти в себя.
— Так ты летишь?
— Не ради нее, ради тебя, — поспешил уточнить он.
