Конечно, у Юрки вполне хватило бы силенок, чтобы выбраться из своего нечаянного заточения, посильнее надавив на дверь ногами или даже просто крепко стукнув по ней кулаком.
Замочек-то хиленький!
Но со стороны кухни покамест ничего предосудительного не слышалось. Надька и ее знакомый о чем-то говорили, часто хохотали-хихикали, звенели посудой, вроде бы чокались — и все. Фиг его знает, может, и зря Юрка ревностью исходит? Шли с работы, пригласила Надька кого-то пообедать, от щедроты своей и рюмашку налила — чего тут такого? Побазарят малость о своих рыночных делах — и пойдет этот товарищ домой, к родной жене, которую любит и ценит. В конце концов, если бы они трахаться сюда пришли, то не стали бы это в кухне делать — вон кровать пустая стоит. А что Надька предварительно в квартиру забежала, так в том опять же прямого криминала нет. Ну, встретила бы Юрку, если бы он ее как нормальный человек дожидался, предупредила бы, что, мол, сейчас к нам Ваня или Степа придет, — и все. Сидели бы они сейчас с этим Ваней или Степой, винцо попивали и салатики кушали. А то, что попытались в квартиру тайком от бабок пройти, — и это понятно. У бабуль этих фантазия богатейшая. Мигом весь двор будет знать, что Надька к себе любовника приводила, хотя тот «любовник» ни сном ни духом ни о чем таком не мечтал.
К тому же Таран вот еще о чем подумал. Ведь Птицын он, считай, не только командир, но и почти родственник, как-никак Лешке крестным папой доводится, кум, стало быть! — наверняка позвонил Надьке еще вчера и предупредил, что, мол, завтра муж приезжает. Стала бы Надька хахаля в дом приводить, даже если б у нее таковой действительно имелся? Какой кайф, если знаешь, что Таран вот-вот в дверь позвонить может? Не дура же у него Надька в самом деле?
Успокоив себя таким образом, Юрка не стал вышибать дверь. Во-первых, будешь полным идиотом выглядеть и перед Надькой, и перед незнакомым, возможно, очень приличным человеком, а во-вторых, замок поломанный самому же и чинить придется. Нет уж, покамест можно и посидеть тут, подождать, пока этот гость не уйдет с миром. Конечно, можно будет Надьке несколько вопросов задать тет-а-тет, но это так, в профилактических целях. А вот если они с этим гостем сюда заявятся и начнут «любовью заниматься» — тогда, пожалуй, можно и замка не пожалеть…
Прошло примерно около получаса с тех пор, как Надька начала пировать с этим типом. Таран сидел, напрягал уши, но все покамест ни о чем серьезном не говорило. Разве что хиханьки-хаханьки настораживали — что-то участились заметно. Судя по тому, как Надька хихикала, хмелек у нее чувствовался. Возможно, ту бутылочку, на которую Таран облизывался, они уже уполовинили на двоих.
А потом Юрка услышал, как в кухне брякнула посуда, затарахтели передвигаемые стулья. Потом послышались шаги. Нетвердые, неровные да еще и перемежавшиеся с Надькиными хохотунчиками. Вот сейчас они уже в прихожей… Может, она его все-таки выпроводить собирается?
Недолго Таран тешил себя этой надеждой. Парочка, хихикая и невнятно перешептываясь, явно приближалась к супружеской спальне семейства Таранов. Скрипнула дверь, вошли. Тут уж можно было даже шепот хорошо расслышать…
Но сначала Юрка услышал вовсе не шепот, а сдавленное дыхание. И жадный звук поцелуя взасос. А потом шорох одежды. Все, что там творилось, Таран не мог видеть, Надька с хахалем через замочную скважину пока не просматривались, ближе к двери стояли. Но вот Надькину майку, которую с нее стащил партнер и бросил на коврик перед диваном-кроватью, Юрка прекрасно видел. И то, как следом туда же полетела верхняя часть красного купальника, — тоже;
— М-м-м, — утробно урчал мужик, и в уши Тарану ворвался липкий, потный шорох рук, жадно ползавших по телам. Фр-р! — и поверх Надькиных тряпок шлепнулась незнакомая футболка — с номером, которого Юрка не разглядел, и надписью «Figo». Само собой, Таран не подумал, будто ему этого Фигу на квартиру привели, но и о том, что обладатель этой футболки собирается с Надькой всего лишь аэробикой заняться, — тоже.
Казалось бы, самое оно: шарахнуть по двери, сломать парочке кайф, врезать этому «Фиге» под дых и в рыло, пинком вышвырнуть за дверь, а уж потом высказать Надьке все, что он думает о ее поведении. Но…
Ничего такого Таран делать не стал. И вовсе не потому, что подумал, будто обладатель майки может оказаться ростом не с Фигу, а хотя бы с Мэджика Джонсона. В принципе под такую ярость и ревность, которые сейчас бушевали в душе у Юрки, он даже своих недавних кумиров — Тайсона и Холифилда не испугался бы. Нет!
Тараном вдруг овладело мерзкое, даже, может быть, противоестественное желание — посмотреть все до конца. Во всех подробностях. Вся кровать через замочную скважину была видна, и коврик прямо перед глазами…
Да, он помнил, как тошно ему было два года назад, когда Жора Калмык рассказал ему всю подноготную Даши — его первой и самой чистой любви! — оказавшейся проституткой и порнушницей. И как он, пристегнутый наручниками к столбу, вынужден был смотреть на то, что эта самая Даша вытворяла сразу с несколькими мужиками. Ничего похожего на нынешнее Таран тогда не испытывал. Это, нынешнее, было схоже с другим случаем, прошлой весной, на теплоходе, когда экстрасенсиха Полина каким-то неведомым способом подчинила себе двух здоровенных жлобов и стала играть с ними в «рабов и повелительницу» — заставляла лизать себе пятки, топтала острыми шпильками босоножек, порола ремнем, а потом заставила их себя трахать. А Таран на все это смотрел сперва с омерзением, а потом с точно таким же пакостным, но жадным ощущением, как сейчас. Более того, в конце «шоу», когда Полина прогнала жлобов, он не погнушался и сам полез к ней… Правда, тогда Юрке казалось, что Полина и на него свои чары навела. Кроме того, Полина эта не была Юрке женой и матерью его сына. Но почему-то именно это обстоятельство — то, что он воочию видит, как Надька ему изменяет, — необъяснимым образом возбуждало Тарана. Нет, Юрка не перестал ревновать, и ярость продолжала палить его душу, но паскудное желание было сильнее. Он смотрел на кучку белья, куда следом за прочим прилетели мужские брюки, а потом и Надькины розовые шорты, слушал шелест и шлепанье рук по влажной коже, поцелуйное чмоканье и жаркое, полубессвязное бормотание…
— Надюха-а… Сладенькая… Гладенькая…
— Ты во-о-обще-е… Женечка, я с ума схожу… Ум за разум заходит…
Вот уж у кого ум за разум заходил, так это у Тарана. Ему казалось, что любовники несуразно затянули свою прелюдию. Пожалуй, теперь он ненавидел их уже не за сам факт того, что они ему рога наставляли, а за то, что так долго не приступали к этому процессу. И ревность тоже пошла на убыль. Причем как-то необъяснимо быстро. Ведь Надька-то пришла к нему девушкой, а он до нее двух шлюх со стажем попробовал — Дашку и Шурку. А потом, уже после свадьбы, Таран, пакостник, переспал с Аней Петерсон, поиграл в «графиню на подоконнике» с толстухой Фроськой, устроил «па-де-труа» с Полиной и Василисой в бане, прошлой осенью с Милкой побаловался… А Надька в это время была убеждена, будто он ей верен, и сама эту верность блюла. Может, настало время и ей расслабиться? В конце концов, может, ей бог этого Женечку послал, чтобы наказать Тарана за грехи. Правда, такими делами обычно дьявол занимается, но хрен его знает, где там у них, в потустороннем мире, кончается одно ведомство и начинается другое?
Между тем любовники, еще немного потоптавшись вне поля зрения кандидата в рогоносцы, продолжая целоваться, тискаться и ласкаться, постепенно передвинулись к середине комнаты. Они наступили ногами на коврик и валявшийся поверх него ворох одежды.
Таран снова увидел Надькину попку, на которой еще сохранился красный треугольничек тонких шелковых плавок. Упругие смуглые колобки, гладкие, выпуклые, без единой вмятинки. На расстоянии метра, не больше. Увидел изгиб гладкой спинки, а на ней — чужую руку. Потом Надька, страстно дыша, еще немного попятилась — и Юрка увидел вторую руку ее партнера, которую тот просунул спереди за резинку плавок и, сдавленно посапывая, что-то там пошевеливал… А Надькины ладошки где-то вверху, куда через замочную скважину поглядеть не получалось, гладили молодцу плечи и шею. А губы — это Таран тоже не видел, но аж печенкой чувствовал! — мягко покусывали «Женечку» примерно в том же районе.
— Ну что же ты, маленький? — жарко прошептала Надька. — Что ты? Все ручкой да ручкой… Так я и сама умею, цыпочка-лапочка…
Тут этот самый Женя убрал руку из Надькиных плавок, и Таран увидел то самое хозяйство, которым ему собирались рога наставить.
Увидел и изумился, если не сказать, разочаровался. То, что предстало его глазам, представляло собой нечто дрябленькое, коротенькое да вдобавок еще и тощенькое, висевшее «на полшестого». Ни хрена себе! У Юрки, который сидел в шкафу и не то что не имел возможности всласть потискать свою супругу, а даже посмотреть на нее как следует, все уже стояло как штык. А этот «Фигу» лапал-щупал, целовался-сосался — и ни хрена?! Ну, Надежда, ты себе и кадра подобрала! Милка, помнится, вспоминая об одном таком инструменте, говорила: «Карандашный огрызок!» Здесь она, поди-ка, даже на такое определение не расщедрилась бы. Огрызок карандаша, он все же прямой и твердый, а это бледная поганка какая-то…
