— Ничего я не знал, — «Десантник» вновь провел языком по синим губам. — Жажда с похмелюги прижала, хоть помирай. Вылез из машины. Хотел с Ричардом зайти в квартиру, воды попросить. Ричард дозвониться в дверь не может… Я подлез под черемуху и заглянул в окно: есть ли кто в квартире?.. Вижу, никого нет. На глаза маг попался… Ну чего было ходовую вещь оставлять?.. Ловкость рук и никакого мошенства.
— Как Труфанов отнесся к вашей «ловкости»?
— Ричард, дешевка, заложил меня Владику. Тот раскомандовался, дескать, я свинью ему заделал… Дескать, немедленно тащи маг сюда! Обрадовался, сейчас разбегусь… Пришлось отмазываться, мол, лысый нагло врет.
— И Труфанов поверил?
— Владик на слово сам себе не верит. Пригрозил, что съездит в райцентр и разберется. Ну я, чтобы концы замести, моментом сплавил маг…
— Чем «разбирательство» закончилось?
— Тем, что я вот перед вами исповедуюсь в краже.
— Труфанов разве не ездил в райцентр?
— Не знаю, куда он ездил, но о магнитофоне больше толковище не заводил. Наверно, просто на пушку хотел меня взять.
— Какой вчера у вас с ним разговор был?
— Матюгнул Владик за то, что я последнюю неделю по-черному загулял. Пришлось каяться. Он всучил шесть червонцев и говорит. «Мигом тащи четыре коньяка!» Даже на такси разрешил потратиться. Я с ходу мотанулся в магазин. Вероники не оказалось на работе. Думал, завалю дело. Ладно, знакомая завмаг выручила, без звука из подсобки обслужила.
— Коньяк Труфанову отдали?
— Кому еще… Владик доволен остался. За оперативную услугу угостил, как всегда.
— Коньяком?
— Нет, у него поллитровка водки в заначке была.
— Труфанов спиртным приторговывает в кафе?
— Не-е, это Владик «Прапора» уважает… — Полячихин мутными глазами уставился на графин с водой. — Можно хлебнуть?..
Бирюков налил полный стакан. «Десантник», расплескивая воду на грудь, жадными глотками осушил содержимое стакана до дна и попросил налить еще. После утоления похмельной жажды он уставился взглядом в пол.
Из дальнейшего допроса Антон понял, что ни Владик Труфанов, ни прозванный «Прапором» Никита Чуносов не посвящали Полячихина в свои тайные дела. В военной форме «Прапора» Полячихин никогда не видел. Обычно тот приходит в кафе или в солдатской рубахе без погон, или в белой водолазке и черном вельветовом костюме. Конечно, о картежной игре в музыкальном подвальчике «Десантник» знал, однако упорно не хотел говорить об этом. Уловив в его голосе неприязнь к «Прапору», Бирюков спросил:
— Что за человек Чуносов?
Полячихин зябко дернул плечами:
— В зависимости от настроения. Когда все гладко — нормальный, а как чуть чего — сразу кулаки в ход пускает.
— Где с ним познакомились?
— Предпоследний срок в одной зоне отбывали.
— Как он там, не верховодил?
— Кишка тонка для верховодства. Пробовал одного новичка в картишки нагреть, тот заметил подтасовку и такой разгон устроил, что если б не Вася Сипенятин, «Прапора» из зоны в деревянном бушлате вынесли бы ногами вперед.
— Сипенятин вместе с вами отбывал наказание?
— Ну. Потом Васю по этапу в Ташкент отправили. Знаете его?
— Знаю.
— Хороший мужик. На днях у Владьки в кафе встретились. Говорит, с прошлым делом завязал намертво. И мне советовал. Если б не водка, я тоже бы крест поставил…
— Значит, надо бросать водку.
— Сам знаю, что надо. А как, скажите, если не могу без нее, заразы?..
— В колонии ведь могли…
— Думаете, я там не пил? Реже, понятно, чем на воле, но все равно прикладывался до икоты.
— Жена «выручала»?
— Ну. Запущу в письме слезу, мол, жизнь на волоске повисла. Нинка разжалобится и нелегально подкинет деньжат. В зоне главное — были бы дензнаки. Можно чего хочешь достать.
— Чуносову тоже нелегально присылали в колонию деньги?
— Не-е, он картишками себя обеспечивал.
— На деньги играл?
— На харчи, на шмотки — тоже.
— А на жизнь?..
— Никогда!
— И теперь на это не играет? — быстро закинул удочку Антон, однако «Десантник» не клюнул.
— Теперь «Прапор» если и кидает от скуки картишки, то на голый интерес.
Бирюков перехватил ускользающий взгляд Полячихинa:
— Так вот, для сведения, вчера Никиту Чуносова вместе с картежными соучастниками взяли в кафе с поличным. Труфанов тоже арестован за содержание игорного притона и организацию мошенничества.
На похмельном, землистого цвета лице Полячихина не отразилось совершенно никаких эмоций. Он только привычно облизнул губы и равнодушно буркнул:
— Ну и что…
— Не жалко друзей?
— Чего пустое жалеть? Мне теперь хоть так, хоть этак долго с ними не видаться.
В конце концов Бирюкову все-таки удалось выудить у «Десантника» сведения, заслуживающие внимания. В тот вечер, когда Труфанов брал у Зубенина «Жигули», напуганный Владиком Полячихин хотя и маялся с похмелья, но проторчал в кафе трезвым до самого конца. Вначале все шло как обычно. И сам Владик, и сидевший с компанией в неприкасаемом углу подвальчика «Прапор», одетый в водолазку и черный костюм, были вполне «нормальными». Однако перед концом музыкального представления оба почему-то занервничали. Труфанов даже на час раньше обычного прикрыл свою «лавочку» и выдворил посетителей. Ричард Зубенин, оставив возле кафе автомашину, еще засветло ушел с какой-то дешевой потаскушкой.
Когда Бирюков заканчивал писать протокол допроса, позвонил следователь Лимакин и спросил:
— Как дела, Антон Игнатьич?
Бирюков глянул на мрачно изучающего половицы «Десантника»:
— С магнитофоном все ясно. Признание полное.
— Значит, Полячихина придется задерживать?
— Да.
— Оформляй от моего имени протокол о направлении его в изолятор и сопроводи туда. Я скоро там появлюсь. Сейчас уезжаю с Зубениным к институту. Ричард обещает показать что-то интересное.
— Что именно?
— Говорит, осматривая салон «Жигулей» после поездки Труфанова, обнаружил под передним сиденьем синий мужской носок и выбросил его в кусты возле институтской автостоянки. Предполагаю, не Зуева ли?..
— Что ж он сразу мне этого не сказал?
— Побоялся.
— Теперь, когда прижали экспертизой осмелел?
— Теперь готов наговорить больше, чем надо.
— А белых кроссовок «Адидас» Ричард не видел?
— О кроссовках, клянется, ничего не знает. — Лимакин вздохнул. — Ладно, скоро встретимся.
В кабинет вошел Костя Веселкин. Посмотрев на трясущегося с похмелья Полячихина, спросил:
— Что, Юрик, опять допрыгался?
Полячихин натянуто изобразил улыбку:
— Надо в колонии поправить здоровье, пока совсем не спился на воле.
— Поправляй, поправляй. Здоровье — дело не личное, а государственное. Предупреждал ведь, что казенным домом пьянка закончится. Не слушаешь старших.
— Близок локоть, да не укусишь. Вообще-то я согласен полечиться в ЛТП, — робко намекнул «Десантник».
— Поздновато хватился, — Веселкин глянул на Бирюкова. — Сколько Юрику колония светит, года три?..
— Не меньше, — ответил Антон.
— Отсюда — прямо в изолятор?
— Конечно.
— Сопроводим с почетом. Я тоже туда направляюсь. Есть возможность пообщаться с Никитой Чуносовым. Труфанов пока у следователя занят. Освободится, и с ним побеседуем.
…В следственной комнате изолятора, дожидаясь, когда конвоир доставит Чуносова, Веселкин прочитал показания Полячихина. Возвращая протокол допроса Бирюкову, сказал:
— Близко к правде «Десантник» говорит, но о том, что в конце вечера «Прапор» ему нос расквасил, утаил. И Труфанова чистеньким оставил.
— Из-за чего Чуносов кулаки в ход пустил? — спросил Бирюков.
— Опростоволосился Полячихин в тот раз. Поздно отправился в винный магазин и не успел купить коньячок. Потому-то на следующий день и продал магнитофон почти за бесценок Веронике, чтобы завести с ней корыстную дружбу.
— Выходит, «Десантник» сорвал игру?
— Еще хуже. «Прапор» решил сыграть на сухую и провалил выгоднейшую партию. Полтысячи труфановских денег словно псу под хвост выкинул.
— Видимо, поэтому Труфанов с Чуносовым и занервничали к концу вечера?
— Другого повода пока не знаю.
— Не за счет ли Зуева они решили компенсировать проигрыш?.. — высказал предположение Антон.
— Возможно. Жадность Владика не укладывается ни в какие разумные рамки. Чуносов к деньгам почти равнодушен. Его увлекает азарт игры, но поскольку Никита фукнул на кон денежки Труфанова, то мог пойти на поводу у кредитора.
— Предполагаю, что в райцентр с Труфановым ездил именно Чуносов, нарядившись в форму прапорщика.
— В военной форме никто из наших сотрудников никогда Чуносова не видел.
— Однако согласись, военный маскарад для преступника хорош тем, что притупляет бдительность окружающих. Когда человек в штатской одежде, трудно с первого взгляда определить, кто это: инженер, рабочий или прилично нарядившийся жулик. А по военному мундиру сразу видно, что человек служивый, стало быть, и опасаться его нечего.
