— Никита, ну что ты наделал… — с дрожью в голосе заговорил Труфанов.
— Не скули, шутник! Таскай хворост, сам же просил убрать конкурента.
— У него в столе моя записка осталась. Это же вещественное доказательство…
«Прапор» показал зуевский ключ:
— Вернемся и заберем твою записку. Крутись по-быстрому, не вибрируй…
Завалив труп хворостом, подошли к машине. «Прапор» поднял кроссовки Зуева, кинул их в машину и строго наказал Труфанову:
— Вот этот подарок обязательно сожги.
Владик понятливо кивнул. Не включая фары, тихо развернулись, выехали на трассу и помчали в райцентр. На этот раз к дому Зуева подъехали заполночь. Осуществить задуманное помешал раздавшийся за дверью женский голос: «Ты, Лева?»
Из райцентра Труфанов гнал машину на всю железку. Более-менее он пришел в себя где-то на полдороге к Новосибирску. Глянув на хмурого «Прапора», спросил:
— Никита, что теперь будет?
«Прапор» ухмыльнулся:
— Тюрьма.
— Я серьезно спрашиваю.
— А я серьезно отвечаю.
— С конфискацией?.
— За убийство не конфискуют. Если суд установит отягчающие обстоятельства, к стенке припаять могут. В общем, не трясись. Ты ничего не видел и ничего не знаешь. Ричарду скажи, что катался на «Жигулях» к чужой бабе, да пригрози, чтобы не трезвонил. Иначе, мол, кастрируем. Это для лысого самое страшное наказание.
Труфанов через силу улыбнулся:
— Ты психолог. А что для меня самое страшное?
— Конфискация имущества.
— Почему?
— Крохобор ты, Владик. Для тебя шмотки — дороже жизни. — «Прапор» уставился в смотровое стекло.
— Скоро, кажется, какая-то речка будет?..
— Иня.
— Остановись на мосту. Надо утопить ключ от квартиры хромого, милицейский картуз да погоны.
— Может, и кроссовки в речку кинем?
— Они новые, их могут выловить. Сожги и пепел развей…
— Пожалуй, я прикрою на недельку кафе…
— Чего?.. Надо вести себя так, будто наша совесть чиста. Запаникуешь — сразу усекут. Да и прикрывать твой светильник сейчас нельзя, на будущей неделе мне козырный клиент подворачивается. Два куска шуткой возьму.
— Меня из доли исключаешь?
— Спи спокойно, не обижу.
— Не погоришь?..
— На картах до пепла не горят. За мокруху — можно в пыль превратиться. Потому, Владик, из двух зол надо выбирать меньшее… — вроде бы с намеком закончил «Прапор».
В Новосибирске Труфанов подвез Чуносова к его дому и сразу поехал на свою дачу, чтобы сжечь обувь Зуева. Но белые кроссовки «Адидас» были новенькими, и Владик после недолгого колебания спрятал их в тайник. Завалившийся под сиденье машины носок Левчика он впотьмах не заметил.
Первые двое суток после кошмарной ночи Труфанов не мог ни есть, ни спать. Однако в кафе по вечерам веселье шло прежним ходом, да и вокруг вроде бы ничего не изменилось. Ни Зубенина, ни «Десантника», ни «Прапора» никто никуда не вызывал для разбирательства. И Владик стал успокаиваться…
В отличие от Труфанова дважды судимый Никита Чуносов не тешил себя иллюзиями. Он прекрасно знал, что незамеченным такое убийство не останется. У него был задуман другой план к пяти накопленным тысячам прибавить еще подворачивающиеся от выигрыша две тысчонки и «скрыться в неизвестном направлении». Торопился «Прапор», рисковал, был уже близок к цели, но следствие опередило его планы…
Судебный процесс над убийцей Зуева продолжался несколько дней. Суд квалифицировал действия Никиты Чуносова как умышленное убийство из хулиганских побуждений и приговорил его к крайней мере наказания. Кассационная жалоба обвиняемого, рассмотренная в высшей судебной инстанции, была отклонена. Приговор привели к исполнение.
Дело Труфанова было выделено в отдельное производство, и Владик получил более мягкое наказание. Однако конфискация имущества за содержание игорного притона в корыстных целях повлияла на Владика так сильно, что через месяц после водворения его в исправительно-трудовую колонию усиленного режима он скончался от обширного инфаркта.
Юрию Полячихину, прозванному «Десантником», учитывая прежние судимости, определили за кражу магнитофона из квартиры Зуева четыре года лишения свободы.
Позднее Антон Бирюков узнал кое-что и о судьбе других участников этой печальной истории.
Веронику Натылько за неоднократные нарушения правил торговли уволили из винного магазина. Она долго пыталась найти другое «престижное» место, но безуспешно. Теперь Вероника работает лоточницей и вместо горячительных напитков продает мороженое. Ее говорливый свекор Изот Михеич — шкипер-пенсионер покинул сторожевую службу в дачном кооперативе «Синий лен» и сосватал куму Зинаиду, которая переехала из деревни к нему в освободившуюся от родственников городскую квартиру.
Бывший сосед Зуева Дремезов смирился со своим «горем от ума». Окончательно потеряв надежду на внедрение изобретенного им метода лечения алкоголиков, Женя перестал писать жалобы и обивать пороги официальных учреждений.
Инженер-строитель Валентин Александрович Езерский, завершив многомесячный отпуск, снова уехал работать за границу. После отпуска укатил к месту работы в Ташкент и Вася Сипенятин.
Даша Каретникова, сыгравшая трагическую роль в судьбе Зуева, дважды приезжала к нему на могилу. В первый раз привезла дорогой венок с надписью: «Леве Зуеву — от Даши К.», во второй — два больших букета живых цветов. Полгода она жила замкнуто, совершенно ни с кем не общаясь. Потом внезапно зарегистрировала брак с молодым вертолетчиком Тюменской нефтеразведки, и, забронировав в Новосибирске доставшуюся от «Агрессора» квартиру, улетела с мужем на Север: то ли в Уренгой, то ли в Ямбург…
