— Чего-о? — откровенно возмутился Таран. — Да на хрена бы мне тогда их привозить? Тогда бы, наверно, ты меня сразу на аэродром доставил, верно? И я без проблем улетел бы домой…
— Насчет этого, Юрик, — покачал головой Коля, — опять все. переиграли. Еще до того, как ты приехал со всеми своими сюрпризами. Но теперь, как говорят интеллигентные люди, «все стало еще более проблематично».
— Знаешь что, Николай, — Юрка аж весь кипел от негодования. — Я вообще-то иногда бываю без тормозов. Мне уже кажется, что вы меня тут за болвана держите и стараетесь на меня побольше повесить всего… Мол, он тупой, из какой-то там области приехал — свалим все на дурака! А Птицыну скажем, что это он сам фигню спорол — молодой, неопытный… Может, и вовсе у вас на уме Генриха подставить?! Короче, или вы меня на прямую связь с Генрихом выводите, или я тут небольшую бучу отчебучу!
И Юрка тряхнул пистолетом, который все еще был у него в руках. У Коли в глазах промелькнула искорка страха, но он все-таки выдержку имел недюжинную.
— Ты, пожалуйста, не верти у меня перед мордой оружием. Я тоже могу быть ужасно нервным и горячим. Но, между прочим, очень хочу, чтоб вся эта история для тебя закончилась вполне спокойно и без потерь. Приложу все усилия, клянусь всемогущим Богом! Однако никакого раздрая между нами быть не должно. Играй по моим правилам — и все будет путем.
— А почему это, — не унимался Таран, — чтоб держаться вместе, надо выбирать твои правила? Может, ты мои примешь?
— Ты, дорогой юноша, правил вовсе не знаешь и понятия не имеешь, отчего идет вся эта заваруха. Ты — пешка, которую с клеточки на клеточку переставляют. Ход делаешь только прямо, бьешь по диагонали налево и направо, назад — ни шагу. Попал в размен — и слетел с доски. Спокойно шагаешь под прикрытием фигур глядишь, в ферзи пробьешься.
— Ну, ты меня в шахматы играть не учи, — проворчал Юрка, — я, конечно, не Каспаров, но ходы знаю. Ты лучше про свою игру расскажи, просвети недоумка!
— Насчет того, что ты недоумок, — этого я не утверждал, — заметил Коля. Напротив, башка у тебя хорошо варит для твоих лет. И это, к сожалению, сейчас не в твою пользу. Для той работы, которую ты здесь делал, строго говоря, нужен балбес с крепкими кулаками. Но оказалось, что ты умнее, чем требовалось. А это, между прочим, может означать, что Птицын в этом деле свой интерес имеет и ставит его выше общего. Уловил, куда я клоню?
— Уловить нетрудно, — хмыкнул Таран. — Дескать, Птицын меня прислал специально, чтоб вас подставить!
— Учти, — хмыкнул Коля, — это ты сам сказал. Значит, можешь поверить, что найдутся люди, которые именно так и подумают. Так что учти: от того, как ты себя поведешь, будет очень многое зависеть. Если у тебя детство взыграет и ты станешь чучи-бучи устраивать, то те, кому у нас твой шеф не нравится, аж зааплодируют от восторга. Вот тут ты его капитально подставишь, понял? И будь покоен, он тебе этого не простит, даже если ты сумеешь до родной области добраться.
Таран не мог не признать, что логика во всем этом присутствует. И, сбавив тон, сказал:
— Но все-таки мне нужно будет его подтверждение на задержку здесь.
— Будет, все будет. Иди пока наверх, отдыхай. Фроська тебя покормит, если уже проголодался. А мне надо будет еще кое-куда съездить.
— Ты с Полиной и Сусликом говорить не станешь?
— Нет. И ты к ним тоже не лезь. Это могут неверно понять. Кроме того, они могут сказать что-нибудь такое, что нам, грешным, знать не положено. С ними другие люди будут общаться… А пистолеты, пожалуйста, оставь в «шестерке». Не надо с оружием баловать.
НОВЫЙ ПОВОРОТ
Когда Таран вновь вошел в дом, куда еще утром и не собирался возвращаться, настроение у него было неважное. Наверно, если б не Фроська, которая уже, видать, успела определить Полину в безопасное место и теперь хлопотала на кухне, то Юрка точно предпринял бы какое-нибудь безрассудство. Фиг его знает, какое, но точно, нахулиганил бы. Даже безоружным он был способен многое поломать и перекалечить.
Но Фроська спросила:
— Пожрать не желаешь, молодой человек? Обед как в ресторане: суп харчо, свиная отбивная с горошком и компот.
Таран в ресторанах отродясь не бывал, но догадывался, что если там и кормили такими блюдами, то еще при советской власти. Впрочем, возможно, что сама Фрося в рестораны тоже давненько не хаживала, да и то если и бывала когда-то, то не в самых престижных.
— Платить не надо? — спросил Юрка, припомнив, как язвила Фроська до получения конверта от Коли.
— Нет-с, уже уплочено! — сверкнула своим зубастым золотом хозяйка. Теперь можешь месяц жить и каждый день по бабе привозить, если Колян разрешит.
— Ни фига себе! — проворчал Таран. — Месяц! Да я тут сдохну, на хрен!
— Может, и сдохнешь, — порадовала Фроська. — Все смертные, всех Господь прибирает в свой час. Но уедешь ты отсюда, когда старшие разрешат. А чего ты, кстати, забыл дома-то? Народ сейчас в Москву не только со всех волостей прет, не только из СНГ, но и хрен знает откуда — из Нигерии и то едут, ниггеры. Как медом намазано! По Тверской вон уже черные и желтые бляди шастают — своих, белых, видишь ли, не хватает. Во как в Москву рвутся! А тебя забесплатно здесь пристроили. Что у тебя там дома, семеро на лавке, десять — на печи?
— Ну, семеро не семеро, а жена и сын есть…— неохотно ответил Юрка.
— Мама моя родная! — всплеснула руками Фроська, — Это ж сколько тебе лет?
— Девятнадцать скоро…
— Е-мое! Это что ж ты, не успел школу кончить — и охомутался? Вот чудик! Не иначе, хитрая девка попалась. Обштопала сосунка!
— Слышь, теть Фрось, — с максимальной вежливостью произнес Юрка, — я твою старость уважаю и грубостей говорить не стану, но ты за языком присматривай, а?
— Это ты присматривай! — не очень сердито проворчала Фроська. — Насчет «старость уважаю» — это ты комплимент сделал, что ли? Мне, между прочим, всего тридцать четыре. Понял? А старше выгляжу оттого, что в тюряге пять лет сидела. Там зубки повыпали частично, за исключением тех, которые выбили. Морда немного потерлась, не без того. Чифир, он цвет лица портит — это все медики признают. Но вообще-то я еще ого-го!
После чего вызывающе-нахально подбоченилась, отставив мощную, но вовсе не уродливую ногу и выпятив бюст.
— А что, — хмыкнул Таран, — сексуально! Вообще-то он постарался произнести это с издевочкой, по крайней мере иронически. Но при всем при этом, если сказать откровенно, Фрося произвела на него совершенно неожиданное впечатление. Если до этого Таран видел в ней просто пожилую и довольно злющую бабу — почти старуху! — то этот фокус с движением ножкой пробудил у Юрки какие-то спинномозговые центры. То есть возникло какое-то противное, мерзковатое желание, которое — Таран был в этом совершенно четко убежден! — ни в жисть бы не возникло до вчерашнего прелюбодеяния. Юрка перешел некий Рубикон. Если еще вчера вечером он не мог представить себя с другой бабой, кроме Надьки, и от всех этих «других» его отделял этакий незримый, но непробиваемый барьер типа «железного занавеса», то сейчас этот барьер рухнул, как Берлинская стена. И хотя Юрка вроде бы внутренне осуждал себя за вчерашнее безобразие с Аней, все же у него сформировалась еще одна, подспудная, самооценка — все ништяк, ты поступил как мужчина!
— Ишь ты, глазенки вылупил! — Фроська была, видать, баба опытная, и Таранова демонстративная ирония ее не обманула. — Значит, еще ничего выгляжу, раз таращишься…
— Ладно, — смутился Таран и решил уйти от этой скользкой темы. — Ты тут чего-то насчет обеда распространялась?
— Присаживайся… — сказала Фроська, стрельнув глазками. Ух, зараза! Как Таран ни старался, глаза у него все время так и елозили по Фроськиным объемам. В том году летом он на расстоянии вытянутой руки совсем голую Милку разглядывал, которая и по фигуре, и по роже была намного симпатичнее. Но ничего такого, что сейчас заставляло стыдиться своих мыслей, к Милке не испытывал. Конечно, там ситуация была другая, не до того было. Хотя Милка, наколотая стимулятором, сама на шею вешалась.
